Женщина закусила губу, сдерживая жалобный стон, упала на колени, закрыв лицо ладонями. Маркиз едва заметно усмехнулся, краем глаза увидев бледное лицо советника, снова отвернулся и, не дожидаясь апогея разыгравшейся сцены, зашагал прочь, как видно, позабыв о собственных делах в западном крыле.


Северин аккуратно поднял супругу с колен, прижал к себе, отбросив привычные опасения. Хотелось сказать что-нибудь, утешить содрогающуюся в его объятьях женщину, но какие слова могут помочь в такой момент? В один миг он вспомнил все их разговоры о том, чтобы жить вместе, чтобы заменить девочке отца… Как он упорствовал и, было дело, даже предлагал подыскать ей других опекунов. Чувство вины за всё случившееся волной негодования захлестнуло сердце, стало невыносимо больно и стыдно перед Амелией.

– Прости, – наконец прошептал он, крепче сжимая её плечи, зарываясь пальцами в растрепавшиеся волосы под не туго завязанным чепцом. – Прошу, прости меня…

* * *

– Мамочка, а где мой доктор? – недовольно спросила Фрок, когда герцогиня с улыбкой вошла в её комнату с небольшим подносом, на котором были аккуратно разложены тарелочки с ужином.

– Не знаю, милая. Симен ищет её, но она куда-то вдруг пропала, – ответила Ребекка, стараясь не выдавать собственного волнения по этому поводу. Мари исчезла внезапно, и соглядатай, приставленный к ней, очень подозрительно пытался оправдать свою невнимательность, божась, что не знает куда подевалась девушка. – Я уверена, что она скоро появится, – постаралась утешить дочь герцогиня.

– Не волнуйся, мамочка, – вдруг радостно улыбнулась та. – У неё, наверное, есть неотложные дела у себя дома, когда она сделает их, то обязательно придёт снова.

– Дома? – удивилась в свою очередь женщина. – Но никто не видел, чтобы она покидала двор замка.

– Конечно, никто не мог видеть, если она не хотела, – ещё больше развеселилась Фрок.

Ребекка чуть посерьёзнела, поставила поднос с ужином на стул, а сама присела на край кровати.

– Я не совсем тебя понимаю, – произнесла она вкрадчиво, но в то же время стараясь не выглядеть подозрительной. – Ты знаешь о ней что-то, чего не знаю я?

– Да, – категорично заключила девочка. – Для начала то, что она не врач вовсе.

– Да? – герцогиня почти вздохнула с облегчением, ей в голову вдруг пришла мысль, что без каких-нибудь забавных уговоров и фокусов, Мари вряд ли смогла бы провести лечение своими «необычными инструментами», уж Фрок бы точно не далась без боя. – Так кто же она? – улыбнулась мать. – Наверное, она добрая волшебница с ручным ёжиком-целителем? – предположила она, снова улыбнувшись своей нелепой догадке.

– Нет, – протянула малышка. – Волшебников не бывает, я знаю. Она ангел. Настоящий, – на последнее слово девочка сделала особое ударение, будто она только что раскрыла секрет сложнейшей загадки и страшно этим гордилась.

– Ангел? – чуть наиграно улыбнулась Ребекка. – Это Аннамари рассказала тебе такую тайну?

– Нет, это я сама догадалась! – улыбка Фрок растянулась дальше некуда. – А теперь у неё свои важные дела на небе. Но она обязательно вернётся.

– Раз уж ты знаешь такой секрет нашей гостьи, – произнесла герцогиня, ставя стул с подносом поближе. – То нужно его хранить. Я никому не скажу, и ты больше никому не говори. Хорошо?

– А я и не собиралась, – хмыкнула девочка, усаживаясь поудобнее. – Я тебе рассказала, чтобы ты не волновалась за ангела и не искала её. Она сама придёт, когда будет нужно.

– Вот как? Тогда я тоже буду ждать вместе с тобой, – вновь улыбнулась Ребекка, чуть задумавшись. Девушка и впрямь как ангел появилась из ниоткуда, когда она уже отчаялась искать ответа у врачей, уповая лишь на помощь небес. Не похожая ни на кого, слишком юная, уверенная и в то же время слегка нескладная в своих попытках соблюдать этикет, она появилась и спасла малышку, находившуюся едва ли не на смертном одре. Спасла неведомым никому лекарством и вдруг исчезла, когда Фрок перестало что-либо угрожать. Может действительно ангел? Герцогиня на миг затаила дыхание в ощущении чуда, не осязаемо коснувшегося её дитя, но наваждение быстро развеялось. Она вспомнила слова графини о юной целительнице, понимая, что та лишь одаренная девочка, не более того. Хотя… Женщина взглянула нежно на свою малышку, с аппетитом уплетающую свой ужин за обе щёки. Для неё она навсегда останется настоящим Божественным провидением.

От мечтательных мыслей герцогиню отвлёк негромкий стук в дверь. В комнату вошла няня, лицо её уже не было таким унылым, привычная в последнее время краснота от постоянных слёз исчезла.

– Вещи собраны, миледи, – произнесла она, с улыбкой неподдельной радости глядя то на хозяйку, то на её ожившую дочурку.

– Вещи? – удивилась Фрок. – Мы куда-то едем?

– Я хотела уехать с тобой в наш маленький домик у реки, – вздохнула Ребекка, ставя на поднос пустую тарелку. – Но как же теперь быть без врача?

– Это тот домик, где мы с тобой были прошлым летом? – нетерпеливо спросила девочка.

– Да, тот самый.

– Поехали! – воскликнула она так неожиданно громко, что герцогиня едва ли не подпрыгнула от испуга. – Мамочка! Я хочу, хочу поехать!

– Но как же… – озадаченно продолжала та.

– Мне уже не нужен доктор, – уверенно перебила Фрок. – И ангел нас найдёт везде, где бы мы ни были. Ведь так?

– Пожалуй, – согласилась герцогиня. Она всё ещё побаивалась везти дочь загород после тяжёлой болезни, но бодрость девочки придала ей уверенности. – В таком случае, завтра утром в путь, – улыбнулась она наконец.

– Едем, едем, едем! – захлопала в ладоши малышка.

– Что ещё за ангел? – удивилась няня, глядя на герцогиню.

Но та лишь с улыбкой пожала плечами. Право, не убеждать ведь в провидении женщину, которая так рьяно верит в колдовство.

Глава 8. Скорбь

День девятый.

Седоволосый советник с шумным вздохом опустился на лавку в обеденном зале таверны Волдрена, Райнер чуть помедлил, затем тихо сел напротив старого друга.

– Я не знаю, чем утешить её, – обречённо проронил Северин, закрывая ладонями глаза. – С тех пор, как мы вернулись из Фалькнеса, она всё время рыдает, прижимая к себе этот пепел… Почему? – он поднял лицо, посмотрел на собеседника с негодованием. – Почему всё случилось именно так?

– Жестокость герцога известна нам обоим, – задумчиво ответил тот, опустив глаза. – Видимо, сын будет точной его копией…

– Была бы у меня хоть малая доля отчаяния, я убил бы его прямо там, на месте, – сжал кулаки советник.

– Тише, друг мой, – серолицый придвинулся чуть ближе, насколько позволял разделявший мужчин стол. – Ты не сделал бы лучше никому своими отчаянными поступками, а сейчас можешь навредить ещё и несдержанными речами.

– Ты боишься шпионов? – понуро усмехнулся Северин. – Не бойся, здесь никого нет. Гризельда не принимает гостей с тех пор, как мы вернулись.

– Ты знаешь, я всё время чего-то опасаюсь, – мрачно укорил себя Райнер. – Когда вы планируете уезжать? Насколько безопасно миледи Эрмелинде находиться здесь?

– Я не могу оставить Амелию дома одну, – покачал головой Северин. – Я боюсь, что в конце концов, она просто наложит на себя руки. Смерть Анны сводит её с ума… А брать её с собой боюсь тем более.

– Я мог бы сам сопроводить миледи, – предложил друг. – Скажи только, где ей будет безопаснее?

– Я и сам не знаю, – советник снова уронил голову на ладони. – Я уже три ночи почти не спал и в голову не идёт ровным счётом ничего. Хорошо хоть, что Гризельда может побыть с Амелией днём.

– Да ты и днём не спишь, – возразил серолицый. – А ещё собрался ехать куда-то.

– Я не могу спать… Просто не могу.

– Послушай, я понимаю вашу трагедию, – осторожно произнёс друг, – но если медлить и дальше, то может так случится, что погибнут и другие близкие вам люди. Нужно принять решение.

– Ты прав, – собрался с духом Северин. – Я думаю, что в первую очередь нужно узнать, где сейчас находится Уильям, ведь мы даже не знаем, добрался он до епископа или нет. Затем, отправить графиню в дом Амелии, быть может, там будет безопаснее…

– Ты мог бы оставить Амелию с графиней и Гризельдой дома.

– Я подозреваю, что даже если за нами не отправили открытую погоню, то шпионы герцога точно найдут нас. И если в замке им нужно было действовать тайно, то здесь – в диких лесах, они могут не бояться огласки. Пока никто не знает, где искать графиню, но если я отправлюсь к епископу, то, заметив меня, они смогут выследить и виконта.

– Я мог бы отправить послание своей дочери, она скрывается в стенах женского монастыря близ Сантерры.

– Эмили? – удивился советник. – Я думал, она живёт с тобой в городе.

– Теперь она Ренэйт, – вздохнул мужчина. – Я постарался скрыть её при первой же возможности. Тогда – десять лет назад, за мной следили круглыми сутками, и всё, что я мог – не отходить от дочери ни на шаг, но через несколько лет обо мне стали забывать, и три года назад я смог найти для Эмили новые документы и отправил её в монастырь. Его преосвященство отец Бенедикт помог мне, он всегда помогает таким как мы – беженцам из-под жестокой длани герцога…

– Я боюсь втягивать в это дело ещё и твою дочь, – покачал головой советник. – Вы и так много пострадали из-за меня.

– Друг мой, – Райнер улыбнулся, но было видно, что за улыбкой он отчаянно скрывает наполнившую глаза печаль, – мы говорили об этом не раз, ты не виноват в наших бедах. Ты и сам попал в безвыходное положение.

– И тем не менее, у тебя был шанс, – отведя взор, начал было Северин.

– Нет, – отрезал мужчина. – Шансов всё равно не было. А если тебя волнует то, что мы так долго не общались после случившегося, тому виной слежка, она подвергала опасности всех нас.

– Лучшего друга, чем ты, у меня не было никогда, – тихо произнёс советник. – Но я так ни разу и не смог отплатить тебе за спасённую жизнь. Так что не хочу влезать в долги и дальше, – он добродушно улыбнулся, стараясь развеять безрадостную атмосферу беседы. – Тебе нужно вернуться домой сейчас, пока никто не знает, что ты помог нам.

– Нет уж, – усмехнулся Райнер. – Теперь я с вами, и пути назад нет. Я лишусь всякой чести и права называться другом, если сейчас брошу вас на произвол судьбы.

– Ты в этом уверен? – уже скорее в шутку поинтересовался Северин. В несгибаемом упрямстве своего знакомого он не сомневался ни секунды.

– Я сегодня же отправлюсь в ближайший город и оттуда пошлю гонца в Сантерру. Эмили ничего не будет угрожать. Кто станет читать почту женского монастыря? Да и есть у нас с ней некоторые секреты переписки, которые не всякий соглядатай раскусит.

– В таком случае, нам нужно знать, где именно сейчас находится Уильям. Этой информацией должен располагать епископ. Только прошу тебя, не упоминай ничего об Анне, – советник снова посерьёзнел. – Как бы и он не натворил бед. Нужно узнать, быть может, графиня хочет написать сыну что-то особенное.

* * *

Амелия не могла больше плакать. Три дня непрекращающейся истерики и ночи в нервном полусне истощили её, усталость сломила, заставила немного забыться, только пальцы так и застыли, сжимая небольшой глиняный сосуд с прахом, отданный Северину придворной прислугой, даже не подозревающей о том, что хранится в невзрачной ёмкости.

Эрмелинда молча сидела на кровати, положив голову бывшей служанки к себе на колени и тихонько поглаживала её растрёпанные волосы. Графиня, как никто другой из обитателей постоялого двора, могла понять сейчас безутешную мать – сама она так и не смогла родить ни одного из четырёх своих детей живым… Много слёз она пролила бесчисленными ночами над детской кроваткой, в которой мечтала качать своего малыша. Бесконечно много слёз… Но всё же, она не могла понять до конца, что значит потерять взрослого ребёнка, который вот-вот должен был покинуть родное гнездо и начать новую, настоящую жизнь? Никакими словами она не могла утешить женщину, тихо, но непомерно тяжело вздыхающую, лёжа у неё на коленях. И всё что оставалось графине, делиться незримым душевным теплом и смирением, поглаживая сухими пальцами пряди светлых волос Амелии.

– Может, ты всё-таки что-нибудь поешь? – нарушила молчание Гризельда, большую часть времени проводящая также в комнате женщины, сидя на табурете недалеко от кровати, иногда изрекая то сочувственные, то, как ей казалось, ободряющие фразы.

Женщина покачала головой, всё так же, как и раньше, глядя в одну точку где-то впереди себя.

– Теперь Аннамари на небесах с Господом, – снова заговорила хозяйка, спустя минуту. – Поёт вместе с ангелами хвалебные песни.

На миг в комнате воцарилась тишина.

– Она так пела, – прошептала вдруг Амелия, и графиня в недоумении глянула на неё – эта фраза была первой спокойной речью за все три дня, которые они находились в Волдрене. До этого женщина лишь рыдала и невнятно корила себя и весь белый свет за случившееся.