– Думаю, у нас с вами разные истории, потому моя жизнь не может быть примером для вашей.

– Вероятно, – он потупил взор. Диалог прервался и в воздухе повисло угнетающе молчание.

– Я помогу вам с работой, – разорвала его Ренэйт. – Хоть мы с вами и не настоящие послушники, но трудиться всё равно нужно.

– Хорошо, – протянул юноша. – Расскажите мне, что я должен построить и где, остальное я уж как-нибудь осилю.

– Брат Матис! – раздался голос одного из монахов, заходящего в сад. Девушка в испуге отскочила от собеседника подальше, пока их не заметили. – Вот вы где! – мужчина с озадаченным видом подошёл ближе. – Брат Удо полез чинить крышу, и вдруг выяснил, что от высоты у него ужасное головокружение. Ты не боишься высоты?

– Нет, – ответил Уильям, покосившись на молоток в своей руке. Ещё совсем недавно он был готов на всё, чтобы покинуть сад.

– В таком случае, отправляйся наверх. Сестра, вы поможете Матису не заблудиться? – улыбнулся он раскрасневшейся вдруг девушке.

– Конечно, – кивнула та, – с радостью помогу.


В починке нуждалась, как назло, самая высокая крыша женского монастыря – крыша колокольни. Уильям перевязался потуже верёвкой, глянул через металлические перила вниз.

– Вот повезло, – произнёс он недовольно.

– Не бойтесь, – успокоила его новая знакомая, – я буду здесь и, если вы вдруг сорвётесь, обязательно вытяну вас.

– Да я и не боюсь, – ответил юноша сурово. – Никогда не чинил кровлю, вот и всё.

Ренэйт лишь мило улыбнулась и указала молодому человеку на узкую железную лестницу, ведущую на крышу. Верёвку привязали у основания большого колокола, и виконт, продолжая тихо роптать на свою несносную жизнь, полез наверх по качающейся лесенке.


– Почему вы скрываетесь? – спросила монахиня, выглядывая на крышу за спиной Уильяма.

Тот на секунду обернулся, затем вернулся к работе.

– Вы хотите продолжать разговор здесь? – спросил он негромко.

– Здесь нас никто не услышит, да и веселее так, – ответила девушка.

– Как скажете…

– Так почему?

– Я и сам не знаю. Моя мать очень настаивала на том, что я должен укрыться от чего-то, но так до сих пор и не объяснила от чего. Поэтому я так жду, когда же она наконец приедет и всё мне расскажет.

– Наверное, опасность очень серьёзная, раз уж пришлось прибегнуть к такому плану бегства, – предположила Ренэйт.

– Может быть… А вы? Что вы делаете здесь так долго?

– Отец считает, что моей жизни что-то угрожает, – она закатила глаза. – А как по мне, так это его разыгравшаяся фантазия. Я так устала от жизни взаперти…

– Могу себе представить, – отозвался Уильям. – Мне и четырёх дней хватило, чтобы понять, что эта жизнь не по мне.

– А у вас есть невеста? – неожиданно сменила тему собеседница.

– Что? – он на секунду задумался. – Нет. А почему вы спрашиваете?

– Да так, – заулыбалась девушка. – Стало интересно, кто кроме матушки ждёт вас на воле.

– У меня есть сестра, – тихо ответил Уильям. – Но она вряд ли меня ждёт.

– Дайте угадаю, – весело отозвалась Ренэйт, – она ещё слишком мала, чтобы ждать своего старшего брата?

– Нет, ей шестнадцать, – не оборачиваясь продолжил он, не видя как девушка непонимающе подняла брови. – Я недавно узнал о ней. А она обо мне ещё не знает.

– Зато какая радость будет, когда она узнает, – чуть помедлив, снова улыбнулась монахиня. – Хотя, я не совсем понимаю, как такое могло произойти, но это ведь хорошо – найти своих родных.

– Может быть, – юноша почувствовал, что разговор зашёл уже слишком далеко за пределы официального. Одёрнув себя, чтобы не сказать лишнего, не выплеснуть накопившихся чувств на случайную знакомую, он замолчал.

Некоторое время вокруг царила тишина, только ветер слегка шумел в ушах. Наконец Ренэйт не выдержала и заговорила снова.

– А меня ждёт жених. Поэтому скоро я, возможно, покину монастырь.

– Я вам почти завидую, – сухо усмехнулся юноша. – Надеюсь, и мне здесь не придётся провести много времени.

– Именно здесь всего два дня, – напомнила девушка. – Я вам желаю поскорее избавиться от грозящей вам опасности и вернуться домой, – радостно ободрила она гостя.

– Здесь закончил, – всё так же безэмоционально ответил тот, поворачиваясь. – Где ещё нужно чинить?

– Сегодня больше не нужно, – улыбнулась монахиня. – Посмотрите, небо затягивают тучи, и ветер поднимается. Необходимо спуститься вниз, пока здесь не стало опасно.

Уильям облегчённо вздохнул и вскарабкался по шершавой черепице к лестнице. Отвязав себя от колокола, он двинулся за спутницей, обещавшей показать, где сегодня на ночь разместят послушников. Настроение его почему-то совсем испортилось, говорить больше ни о чём не хотелось, а новая знакомая, как назло, всё продолжала что-то рассказывать и расспрашивать. Благо, в основном это была житейская чепуха и о ней не приходилось особо задумываться.

Юноша снова ощутил, как сильно он устал от постоянного ожидания и неизвестности. Хотя и не мог признать этого в полной мере, он ужасно скучал по Мари. И пусть почти все мысли о сестре Уильям себе старательно запрещал, он всё же очень спешил поскорее объясниться с ней. Шансов жениться уже не осталось, но появление её в ночных кошмарах постоянно напоминало – несмотря ни на что, нужно попросить у девушки прощения. Ведь её чувства были действительно обмануты и преданы… А были ли чувства? Виконт тихо вздохнул. Откуда он мог знать, что на самом деле чувствовала Мари? Вспыхнул ли в её душе такой же огонь, как у него самого? Огонь, который, как ни пытался погасить его Уильям, только распалялся с новой силой, выжигая сердце мучительной безысходностью. А может она уже и думать забыла о своём переменчивом ухажёре? Ведь именно так он должен был смотреться в её глазах. Вернуться бы снова в тот день, на ту тенистую цветочную аллею. Он бы рассказал правду сразу… Рассказал правду о своих чувствах и о том, почему их быть не должно.

«Ненавижу», – раздался эхом в памяти голос Мари. Уильям вздрогнул. Сегодняшний сон всё никак не забывался. Что если она действительно ненавидит?

– Сам виноват, – вздохнул юноша, прикрывая глаза.

– Что? – обернулась на него спутница. – Вы что-то сказали?

– Нет, – опомнился тот. – Вам показалось.

– Так о чём это я говорила? – улыбнулась она в ответ. – Ах да, сегодня, наверное, все работы снаружи отменят, явно собирается сильный дождь. Так что после обеда можно будет заняться небольшим ремонтом внутри.

Уильям снова погрузился в свои раздумья, почти не слушая щебетания Ренэйт.

Хорошо было бы, если мать Мари по какой-то причине солгала… Неожиданная мысль заставила парня немного взбодриться, будто обрести какую-то надежду, но надежда эта тут же рухнула. Зачем? Зачем женщине выдумывать такие небылицы? Да ещё Северин… Кто его дёрнул порекомендовать Мари, как хорошего врача? Спорить Уильям не стал бы, девушка и ему спасла жизнь, но зачем старик поступил так? Это действительно походило на предательство. Не мог ведь он знать правду о Мари. По крайней мере, ту правду, которую предложила её мать. А знал бы – наверняка сказал. Что ему таить? В конце концов, он был для графа Алоиса хорошим другом, а виконту почти что дядей. И после смерти отца, Северин практически заменил его Уильяму, пусть и совсем немного времени прошло с тех пор. И хотя юноша вёл себя с советником не очень уважительно и часто довольно холодно, всё же в глубине души он любил старика и безоговорочно верил ему до этого случая в Волдрене.

Как бы то ни было, вопросов не становилось меньше, и он в очередной раз постарался отодвинуть их на второй план, приложив все усилия, чтобы снова начать слушать свою не в меру болтливую сопровождающую, приведшую его наконец к монастырскому подвалу, где и требовался «небольшой» ремонт.

Полуобвалившиеся от старости стены подземных гротов – картина серого подземелья навевала мрачный могильный холод, пробегающий по коже мерзкими мурашками. Факелы с трудом освещали широкие пыльные коридоры. Тяжёлая работа началась, когда собрались все приехавшие в обитель братья, и длилась до самой ночи.

Расходясь после позднего ужина, усталые монахи, постанывая, сетовали на то, что им никак не закончить работу за отведённые дни, но сёстры, ожидавшие их до победного конца, подбадривали гостей как могли, пока те наконец не остыли и, с улыбками пожелав друг другу добрых снов, разошлись по комнатам. Всем гостям отвели просторное помещение, где обычно проходили богословские занятия, столы сдвинули к стене и постелили монахам прямо на полу.

– Тяжёлый был денёк, – зевнул один из них, укладываясь поудобнее на жестком соломенном матрасе. – Но я всё же рад, что удалось попасть сюда.

– Ты был прав, – отозвался другой, – отец Бенедикт ничего не делает без причины, он просто провидец.

В полумраке все повернулись к мечтательному брату, тот на секунду замялся. Затем продолжил тихо:

– Моя невеста… Мы встретились в саду, когда я поменялся с братом Матисом. Она была так рада. А когда мы ненадолго остались наедине, призналась, что всё ещё хочет выйти за меня замуж. Что здесь она много молилась и поняла, что не врачи дают женщинам детей, а если Господу будет угодно, она сможет родить.

– Так значит, ты скоро покинешь нас, брат Удо? – улыбнулся один из собеседников, лежащий к нему ближе всех.

– Думаю, на следующей неделе, – вдохновенно ответил тот. – Я ведь должен подать прошение отцу Бенедикту о снятии обетов, как следует помолиться, прежде чем уйти, поблагодарить небеса за такое счастье…

«Хоть кому-то этот сад помог», – подумал Уильям, отвлекаясь от оживлённого разговора братьев и поуютнее кутаясь в грубую ткань собственной рясы.

– А ты, брат Матис? – снова заставили его вернуться собеседники. – Ты узнал, кто ждал тебя здесь? Неужели та девушка, что пошла с тобой на крышу?

– Девушка? – виконт на миг задумался. – Нет, меня никто не ждал, – ответил он наконец.

– Значит, не время ещё, – хмыкнул развеселившийся брат Удо.

– Да, – подтвердил его сосед. – А время спать. В монастыре святой Агнессы рассвет ни на минуту не отстаёт от нашего, так что, братцы, утром будет тяжело встать.

Несмотря на непосильную вечернюю работу, растянувшуюся до самой ночи, гостей подняли, как и всех послушниц, ни свет ни заря. Угрюмой сонной компанией пришли они к утренней молитве, но мрачность их вскоре развеялась в окружении добрых сестёр. После завтрака силы окончательно вернулись к мужчинам, и они были готовы продолжать работу. Дождь, начавшийся ещё вчера, не прекращался всю ночь и утро. Сильный ветер и редкий град не позволяли проводить никакие работы на улице, и было решено закончить ремонт в подвале.

В дополнение к своим дневным обязанностям, монахам пришли помочь родные сёстры и невеста, и как-то само собой получилось, что все разбились по парам. Уильям остался один. Вчерашняя его знакомая не пришла в мрачное подземелье, чтобы снова донимать его бесконечными разговорами, и с какой-то стороны он был этим вполне доволен.

До обеда он работал один в отведённой ему части подвала, ругая про себя Северина на чём свет стоит. Почему-то он решил считать виноватым в своём заточении именно советника. Наверное, потому что матушку ругать как-то язык не поворачивался. Одно придавало сил – тяжёлая работа действительно отвлекала от безрадостных мыслей последних дней. Благо, прошедшая ночь была слишком коротка, чтобы уставший виконт успел увидеть очередной дурной сон, так что поводов для расстройства, в общем-то, не прибавилось.

Руки затекли, находясь постоянно в поднятом положении, спину ломило, на лицо то и дело норовил свалиться кусок старой штукатурки, не говоря уж о серой пыли пробравшейся уже и в нос, и в глаза, и в уши. Тело слушалось с трудом, но Уильям продолжал работать, понимая, что сейчас в этом и есть его единственное спасение от былой печали, хотя мышцы уже и сводило, всё же на душе постепенно становилось легче. Так продолжалось до обеда.

Когда передохнувшие и подкрепившиеся братья вернулись в подвал и снова разошлись каждый со своей спутницей в отдалённые части подземелья, виконт, лениво потянувшись, вновь взялся за инструменты.

– Позволите составить вам компанию? – радостно спросил из окружающей темноты уже знакомый голос.

Уильям на миг нахмурился, но, тут же расслабившись, снял факел с петли на стене, жёлтый круг неровного света сместился, осветив гостью.

– Держите, – протянул ей факел юноша. – Ближе его поставить некуда и работы совсем не видно.

– Конечно, – улыбнулась Ренэйт, делая шаг вперёд.

– Соскучились? – спросила она чуть погодя, когда гость снова взялся за дело.

– В каком смысле? – подозрительно спросил тот.

– Не скучно тут сидеть в одиночестве? – как ни в чём ни бывало, исправилась девушка.

– А, – Уильям мысленно укорил себя за то, что уже обвинил её в излишней наглости. – Нет, я привык.

– К чему привыкли? К одиночеству?