– Иногда мне кажется, что я недалека от этого.

– Не нужно отчаиваться, Мари. Никто не знает, что ждёт нас впереди. Вернер, друг мой, – обратился Джерион к третьему пленнику, – вы ведь тоже во что-то верите?

– Я? – отрешенно отозвался мужчина и тут же, опомнившись, продолжил чуть более уверено. – Конечно. Верю, что моя семья будет жить… Со мной или без меня, – последние слова он произнёс медленно, едва скрывая душащую его печаль.

На миг во мраке снова повисла непроницаемая тишина, затем послышался тихий вдох, Мари хотела сказать что-то, но не успела…

Где-то в темноте со скрипом отворилась дверь, по сырым стенам прокатилось эхо чьих-то шагов. Из-за поворота лестницы вышли двое стражников с факелами, за ними неторопливо шествовал маркиз Болдер.

– Увести его, – коротко приказал маркиз, остановившись невдалеке от проржавевших прутьев решётки, и один из охранников быстро отворил дверь камеры. Вернер без сопротивления вышел.

– Шагай, – поторопил его страж, когда тот обернулся и в неровном свете факелов взглянул на своих собеседников.

– Прощайте, друзья, – произнёс он, стараясь не давать голосу дрожать.

Мари подошла ближе к решётке. В глазах пленника, на всём его бледном худом лице читалось нескрываемое отчаяние и страх скорой смерти. Он будто хотел добавить ещё что-то, но никак не мог решиться.

– Может ещё свидимся, – попыталась улыбнуться девушка, но заключённый только отвернулся, поджав губы и опустив глаза. Он зашагал прочь, подгоняемый толчками охранника, и Мари показалось, что едва слышным отголоском донеслось до слуха его тихое «Прости». Но быть может, это было лишь неразборчивым эхом шагов. Так могла подумать она, если бы сейчас было время для сомнений. – Ведь главное верить, – шепнула девушка, глядя им вслед, зная, что человек, с которым она ещё минуту назад вела душевную беседу, уходит, чтобы никогда не вернуться, никогда не увидеть света, не дышать, не любить, не верить. Уходит, чтобы умереть. Сердце её болезненно защемило, и к горлу подступил давящий ком от понимания никчёмности и в то же время неисчислимой ценности человеческой жизни, которую так легко отобрать и никак невозможно вернуть.

– Теперь ты, – произнёс Болдер, когда шаги в мрачном коридоре стихли. Пока пленница глядела на уходящего мужчину, пытаясь сдержать слёзы, он подошёл к решётке на расстояние шага. Мари, тут же опомнившись, отпрянула, не находя такую близость маркиза приятной. Терзающие сердце мысли разлетелись чёрным пеплом от едва заметной надменной ухмылки. После истории Вернера, сын правителя виделся ей не иначе как чудовищем в человеческом обличии. – Посмотри на себя, – недовольно скривил губы он. – Так исхудала, побледнела. Ты ведь провела здесь едва больше недели.

– Ты бросил девушку в сырое подземелье к крысам, – вдруг сурово заговорил Джереон, – а теперь обвиняешь её в бледности и худобе?!

– Мой безродный предок, – раздражённо усмехнулся маркиз, – я говорил не с тобой. Не знаю, почему отец всё ещё держит тебя здесь. Если бы мне было позволено, я хотя бы укоротил тебе язык.

– Но тебе не позволено, – не менее язвительно отозвался старик.

– Нет. Но я могу укоротить язык твоей собеседнице. Хочешь?

Заключенный замолчал, но его гневное напряжение чувствовалось даже в загустевшей тишине.

– Вот и славно, – продолжил Болдер, не обращая на это ни малейшего внимания. Он всё так же недобро усмехнулся, заметив испуг на лице Мари. – Я пришёл не для пререканий. Хотел сообщить тебе, моя дикарка, что завтра ты выйдешь на свободу. Так что в последнюю ночь в темнице постарайся отдохнуть как следует, у нас скоро праздник.

Девушка смотрела на него нахмурившись, с подозрением.

– Не понимаешь о чём я? – приподнял бровь маркиз. – Не нужно больше таиться, мне известно, что ты скрываешь под маской крестьянской травницы.

– Я действительно не могу понять, о чём вы говорите, – чуть помедлив, произнесла Мари серьёзно. – Быть может, вы нашли не ту травницу.

– Так что же? Ты и сама не знаешь? – вновь усмехнулся Болдер, и у девушки от этой усмешки по спине пробежала дрожь.

– Не знаю о чём? – спросила она тихо.

– Бедное дитя, – наигранно посочувствовал собеседник. – От тебя всё так долго скрывали? А мне вот стало недавно известно, что под невзрачной шкуркой серой овечки скрывается благородная лань с позолоченными рожками. И хоть матушка твоя была действительно безродной овцой, мой трофей от этого ничуть не падает в цене.

– О чём вы говорите? – покачала головой пленница, отступив ещё на шаг назад. – Вы, верно, бредите.

– Действительно не знаешь, вот так интрига, – усмешка маркиза растягивалась всё с большим предвкушением. – Дай-ка я расскажу тебе одну историю, случившуюся буквально на днях, но имеющую очень далёкие корни. С чего бы начать? – он наигранно задумчиво закатил глаза. – Пожалуй, с того, что мой отец, изрядно подустав от бесплодных поисков истины, заслал шпиона в одно небольшое графское имение. Думаю, тебе не сложно будет догадаться, в какое именно, – во взгляде маркиза вновь заплясали недобрые огоньки. – Шпион не принёс нам того, чего мы ждали, и такая желанная для герцога истина не нашла подтверждения, но он принёс один очень любопытный документ. В нём говорилось, что у графа Алоиса – нашего благородного оленя, есть внебрачная дочь. Она родилась почти шестнадцать лет назад и, судя по документу, живёт с опекуншей – своей тётей, в лесах Волдрена, где получает достойное графини образование и воспитание. А что самое интересное, она унаследует от покойного родителя второй Сэфланд – весьма лакомый кусок земель, которым владел граф, в королевстве Сэфпейс, – удовольствие в его усмешке, казалось, достигло высшего предела, Болдер подошёл ближе к решётке и, прищурившись, тихо добавил. – Попробуй теперь догадаться, как зовут эту чудесную лань.

– Что? Этого не может быть, – покачала головой Мари, отходя ещё дальше вглубь своей тесной камеры.

– Если не веришь, взгляни-ка сюда, – маркиз неторопливо развернул перед ней желтоватый лист бумаги.

Девушка нерешительно взглянула на документ издалека, затем почти крадучись подошла ближе, то и дело поглядывая на ухмыляющегося собеседника, присмотрелась.

В бумаге говорилось о ней: «Сей документ подтверждает, что Аннамари является дочерью графа Сэфландского Алоиса и Франчески… – о её родовитом отце и матери – простой прислуге, с согласия графини выносившей ребёнка от своего господина и погибшей через несколько часов после тяжёлых родов. – … Наследует титул, герб и всё графское имение в Ладлере и Сэфпейсе… – о неисчислимом количестве имущества, деревень и земель, принадлежащих её роду. – … Вступает в законные права с момента исполнения ей шестнадцати лет или в случае… – Мари читала строчку за строчкой с трепетным ужасом – всё вокруг и без того казалось страшным сном, а теперь этот кошмар стал ещё и быстро набирать обороты. – … Под опекой своей родной тёти Амелии… – вся жизнь готова была пронестись перед глазами и, в перевернувшемся смысле, раскрыться в новых гранях, но это вовсе не вызывало радости. – … При наличии сей бумаги или её дубликата… – недоговорки, былые недопонимания – всё могло сейчас встать на свои места, если бы правда не раскрылась так – в тесной камере темницы смертников, из рук чудовищно холодного и надменного пленителя. – … Пятнадцатого дня весны четыреста семнадцатого года».

Документ был составлен лично графом Алоисом, что подтверждалось его подписью и гербовой печатью – златорогим оленем. Символом благородства и богатства рода.

– Я вижу, теперь ты убеждена, – без всяких эмоций заключил маркиз, свернув бумагу, когда Мари снова сделала пару шагов назад, хмуро глядя в пол.

– Что вам нужно от меня? – спросила она тихо, отчаянно пытаясь привести в порядок растерянные и растоптанные мысли.

– Лично от тебя – ничего, – пожал плечами Болдер. – От твоего знатного рода мне нужны земли. К сожалению, у короля Сэфпейса Стефана одни лишь сыновья и нет дочерей. Я бы не стал изыскивать таких путей, коль мог бы сразу жениться на принцессе. Мой отец без двух недель король, а там и мой черёд не за горами, – маркиз усмехнулся ещё загадочнее. – Так что мне не помешает и дальнее родство с правящим соседом. Поэтому через три дня я даю бал в честь своей помолвки.

– Помолвки? – всё ещё непонимающе повторила девушка, едва улавливая суть разговора в бешеном биении поверженного в хаос сердца.

– Не будь дурой, – бросил мужчина. – Ты скоро станешь маркизой, затем герцогиней, а потом уж и королевой.

– Но я… не хочу, – прошептала заключённая, не успев ещё осознать, что сейчас без всякого участия и возможности выбора, по прихоти маркиза решилась её судьба.

– Тебе не давали права голоса, – Болдер отвернулся. – Его просто нет. Да и не долго придётся мучиться. Мне не нужна жена, которая так много знает. Скорее всего, ты умрёшь, рождая нашего наследника. Ведь без наследника я могу утратить права на земли в Сэфпейсе.

– Лучше остаться гнить в этой темнице! – вдруг осмелев, повысила голос Мари. Отбросив все переживания об окружавшей её лжи и превратностях жизни на потом, она поняла, что нужно хотя бы попытаться сопротивляться, не сдаваться так легко на волю беспощадной судьбы.

– Открой камеру, – тут же раздражённо приказал охраннику Болдер, тот поспешил повиноваться. Стальные петли противно скрипнули, маркиз вошёл к заключённой. Девушка забилась в самый дальний угол, прижалась к стене, всё ещё пытаясь не опускать глаза. От мужчины почти осязаемо веяло леденящим холодом, заставлявшим сердце в страхе замирать. – Если ты так глупа, – произнёс маркиз, подойдя почти вплотную, – то можешь оставаться здесь сколько угодно. Но за каждый день промедления, я буду находить и убивать тех, кто был тебе дорог. А может и не был, почём мне знать? – он задумчиво потёр подбородок. – Я бы начал с твоей опекунши. Амелия. Кажется, так её зовут? Видел её недавно в компании всеми уважаемого советника Северина. Они искали тебя, – он чуть наклонился, с усмешкой глядя прямо в глаза пленнице. – Жаль, ты не могла наблюдать лица своей тёти, когда она узнала, что доверенная ей наследница графского рода умерла позорной смертью от рук палача, и даже тело её было сожжено по нашим строгим законам. Что ж, ты всё ещё жива, какая удача. А ей вряд ли так повезёт. Она сгорит заживо, если…

– Подождите, – Мари закусила губу, из широко раскрытых глаз её покатились невольные слёзы. – Я поняла, – прошептала девушка, отводя наконец отчаянный взор.

– Вот и славно, – маркиз отошёл чуть дальше. – Жаль, что так долго пришлось объяснять тебе все прелести жизни при дворе. Пожалуй, теперь я должен спросить, согласна ли ты стать моей женой? Обречённой, – он злорадно усмехнулся, – «мёртвой невестой».

– Тогда, – она проглотила слёзы в новой бесплодной попытке взять себя в руки. – Тогда никто другой не умрёт?

– Если не станут совать нос слишком глубоко в мои дела. А это, пожалуй, будет зависеть от того, насколько убедительно ты сыграешь счастливую невесту. Так что?

Мари прерывисто вдохнула, пересиливая желание разрыдаться в голос, до боли сжала кулаки.

– Я согласна.

– На рассвете за тобой придут стражники, – лицо маркиза стало абсолютно непроницаемым, холодным. – У тебя осталась последняя ночь, можешь наслаждаться своим пением и болтовнёй, с завтрашнего дня ты не должна будешь произносить ни единого слова без моего на то разрешения. Поняла?

– Поняла…

Болдер вышел из камеры, бросив ещё один презрительный взгляд на свою заключённую.

– Полагаю, тебя придётся отмывать весь день от вони этого подземелья. Мерзость.

Девушка молча глядела в пол, роняя беззвучные слёзы и едва скрывая нервную дрожь, бьющую тело.

Громыхнула где-то за поворотом узкого коридора тяжёлая дверь, вокруг вновь воцарилась непроглядная темнота. За крошечными зарешёченными окошками шумел непрекращающийся дождь…

– Как ты себя чувствуешь? – осторожно спросил Джереон, когда едва слышные всхлипы и вздохи стихли. Мари не ответила. – Не печалься… Ты ведь будешь жить, разве это не радость?

– Я была готова встретить смерть с большей радостью, – буркнула девушка. Она сидела на полу, прижавшись спиной к холодному камню стены и поджав колени. – Разве это будет жизнь?

– Пока мы живы, всё может измениться, – улыбнулся старик. – Я здесь уже почти двадцать лет, а всё ещё не потерял надежды хоть на склоне лет побыть свободным.

– Дедушка, – Мари чуть помедлила, не решаясь задать вопрос, – а всё-таки, за что вы здесь?

– За что? – с горечью хмыкнул собеседник. – Я очень много знаю, девочка моя.

– И всё? Разве не из-за этого убивают всех этих «мёртвых шпионов»? А вы ещё живы.

– Нет, это не всё… Послушай-ка, – он задумчиво вздохнул. – Ещё никто не уходил отсюда, чтобы жить. Ты уверена, что хочешь знать всю правду?

– А вы боитесь, что я разболтаю? – Мари чуть отвлеклась от собственной печали.

– Нет, я боюсь, что ты потеряешь ко мне всякое уважение, – ответил Джереон.