– Вильгельм, – улыбнулся старик, – это ты, мальчик мой. Мне жаль, что приходится решать всё так скоро, твоя матушка сама хотела рассказать тебе обо всём, но слишком долго тянула. Сейчас ты должен серьёзно подумать и ответить, готов ли ты взять на себя бремя правления нашей страной.

В туманных воспоминаниях правитель улавливал обрывки своих собственных слов. Он согласился. Подумал ли он прежде? О чём подумал? Или решил, что выбора нет? А может и вовсе не понял, что нужно от него старику и дал согласие в забытьи? Как бы то ни было, он сказал: «Я готов», – и после краткой наставительной речи отца Бенедикта, не отпечатавшейся в памяти, продолжил читать молитвы. Весь день прошёл словно в бреду. Церковные службы, неровный разноцветный свет солнца, озаряющий витражи окон, долгие молитвы на едва знакомом языке, воодушевлённые взгляды, торжественная клятва… Лишь глубокой ночью Вильгельма оставили в одиночестве в специально отстроенных для отдыха после коронации покоях, прямо в здании собора. Это было частью старинного ритуала. А утром молодого правителя должны были разбудить монахи и, после ещё одной службы, он вступал в полноправное властвование страной.

Как могла обычная, уже поднадоевшая привычной размеренностью жизнь, вдруг обернуться такой интригой? Нечаянная любовь, загадочные преследователи, монастырское заточение, коронация. «Кто я?» – в очередной раз спросил у себя Вильгельм, прокручивая в голове моменты торжественной церемонии, на которой присутствовало от силы пятнадцать человек, не считая епископа и Уильяма. Графиня, Северин, монахи, охранники и настоятели женского и мужского монастырей, приехавшие лишь к началу церемонии – те, на кого не распространялась или не могла возыметь действия власть герцога.

«Вильгельм, сын Фридриха и Элеоноры», – зазвучали эхом в памяти слова Бенедикта. «Ты не мой сын», – вторил голос графини Эрмелинды.

– Так кто я? – прошептал он и перевёл отрешенный взгляд на золотой венец, искусно украшенный россыпью драгоценных камней. – Теперь… я король.

Вильгельм закрыл глаза. Вопросов всё ещё не стало меньше, происходящее вокруг едва вязалось с понятием реальности, то и дело рождая явственное подозрение иллюзии и подмены, усталость казалось смертельной. Ничего не оставалось, кроме как уснуть, положившись на завтрашнее утро. Утром всегда становится легче. Утром ответы придут сами собой.

* * *

День шестнадцатый.

«Что же будет теперь? – Мари лежала в чуть горячей воде, глядя в пустоту перед собой. Долгожданная ванная должна была, казалось, хоть немного поднять настроение, но в туманное сознание всё больше пробирались неприятные мысли. – Что будет со мной теперь? Я стану немой марионеткой в руках маркиза? Есть ли иное будущее? – из головы не выходили слова Джереона: „В нём нет ничего. Абсолютно ничего, кроме лицемерной гордыни и злого умысла“. – Он ведь не задумываясь будет убивать родных и близких мне людей. Так значит, нужно повиноваться, и тогда все останутся живы, пусть и сочтут меня… предательницей?»

«Смерти графской семьи желает маркиз, – снова вспомнилось откровение старика. – Он всё время толкал отца на страшные поступки, когда тот только начинал задумываться над своими ошибками».

«Даже если я буду молчать, Уильям и графиня всё равно погибнут, – Мари закрыла глаза. – Уильям, я всё ещё не могу понять, что же чувствую, когда думаю о тебе», – сердце девушки рвалось из груди и щемило при каждом воспоминании о её первом ночном госте, так неожиданно вошедшем в жизнь лесной травницы и полностью изменившем её, казалось бы, уже предсказанное и расписанное по годам течение. В памяти медленно прояснялись черты юноши: красивое лицо, тёмные кудри блестящих волос, строгая мягкость тонких губ, уверенный взгляд карих глаз. Эхом звучал в голове обрывками фраз его голос – тихий, едва не забытый, но такой знакомый и манящий. По спине и плечам пробежала волна прохладных мурашек – его нерешительный и в тоже время нетерпеливый, самый первый их поцелуй скользнул ощущением трепетного тепла по коже. Сейчас от этого чувства было обидно и больно, и в то же время… радостно. Всё это не поддавалось никаким объяснениям, лишь давно уже неумолимо терзало душу, день ото дня не утихая. «Что это? Разве можно иметь такие чувства к брату?».

Мысли ползли усталой чередой, вопреки бешеному биению трепещущего сердца. «Как я могу быть так спокойна? – вдруг поразилась своим размышлениям Мари. Она приподнялась из воды, тряхнула головой, стараясь прийти в чувство. – Каждый миг может быть на счету, каждая секунда грозит Уильяму гибелью. Так есть ли разница, какие чувства я испытываю, если я просто должна предотвратить это во что бы то ни стало? – уверенность приходила медленно, но добавляла решимости. – Я придумаю. Обязательно придумаю, что…» – мысль прервали отдаленные голоса. В просторную, заполненную ароматным паром купальню, вбежала служанка.

– Его светлость маркиз Болдер хочет видеть вас немедленно, – пролепетала она кланяясь.

– Что? – Мари успела лишь слегка приподняться из воды, но тут же нырнула обратно едва ли не с головой – маркиз уже стоял в дверях.

– Разве так нужно говорить с миледи? – обратился он к служанке с ехидной ухмылкой. – Не забывай, она отныне твоя госпожа, так говори с ней, как подобает.

Перепуганная девушка раскланялась, лепеча под нос извинения, и поспешила покинуть комнату, пока усмешка хозяина не сменилась откровенным гневом, которого боялась вся прислуга в замке.

– Аннамари, – мужчина перевёл взгляд на девушку, сжавшуюся под водой так, что не было видно ничего ниже носа, – что за чудесный аромат? Прямо-таки цветущий луг солнечным весенним утром. Служанки сказали, что ты сама заваривала травы для купания. Ты хотела сразить меня? – он взглянул испытующе в её глаза. – Надо признать, такая инициатива даже возбуждает, – ухмылка его стала ещё шире, взор скользнул по поверхности чуть мутной воды, скрывающей от глаз тело бывшей заключённой. – Но ты просчиталась, – взгляд маркиза снова стал непроницаемо холодным. – Ты всё ещё пахнешь как крестьянка, – он обернулся к двери. – Подать миледи её одежду! – от громкого голоса Мари вздрогнула, ещё сильнее сжимаясь в комок. Уж не собирается ли он стоять здесь, пока она будет одеваться?

Служанка, не поднимая глаз на своего господина, быстро юркнула к девушке, разложила аккуратно новые вещи, развернула перед ней широкое белёное полотно. Мари выжидающе взглянула на Болдера, тот прищурился, будто очевидные подозрения невесты глубоко оскорбили его, и без лишних слов отвернулся. Она, не испытывая его хрупкого терпения, как могла быстро выбралась из воды и целиком завернулась в спасительную ткань. Надеяться, что маркиз продолжит ожидать, пока девушка оденется, она не стала, и опасения тут же подтвердились – как только всплеск воды утих, мужчина снова обернулся.

Пленница от обиды за такую бестактность укуталась в полотно потуже, вновь оставив снаружи только глаза и макушку.

– Твой аромат, – продолжил прерванный разговор маркиз, подходя ближе к ней, – должен быть не хуже лучшей розы дворцового цветника и уж никак не наравне с букетом ромашек.

Служанка, чувствуя что обстановка накаляется, вновь выскользнула из комнаты, оставив господ наедине. Заметив это, Мари с удивлением ощутила в себе возрождающуюся смелость – отсутствие свидетелей давало ей хоть малое право высказывать собственные мысли пленителю.

– Лучшие духи, лучшие наряды, лучшие украшения. Ты должна соответствовать своему нынешнему положению.

– Но если я не хочу? – тихо ответила девушка, не убирая ткани от лица. – Есть то, что я люблю, что мне дорого…

– Тебя больше нет, – усмехнулся Болдер, не дослушав её несмелой речи. – Есть лишь моя невеста, а значит, моя собственность. Которая будет выглядеть так, как мне нравится, и пахнуть, как я захочу. Понимаешь?

Мари отвела уязвлённый взгляд, не желая отвечать. Маркиз недовольно нахмурился.

– Быстро же ты начала забывать своё место, – произнёс он сквозь зубы. – Раздевайся! – от грубого приказа девушка в испуге отпрянула назад, круглыми глазами уставившись на собеседника. Тот лишь ещё сильнее скривился от гнева. – Если ты не понимаешь слов, – произнёс он злобно, – научишься понимать силу! – мужчина схватил край белого полотна, и Мари уже зажмурилась в страхе, не зная как спасаться и на какое чудо уповать, но в это мгновение послышался дрожащий голос служанки. Понимая, что пришла в самый неподходящий момент, та, глубоко склонившись, боялась поднимать глаза, стоя в дверях.

– Ваша светлость, – произнесла она, как могла громко, – вас срочно хочет видеть герцог Аделард и герцогиня Ребекка.

Болдер с гневом обернулся, но тут же вновь охладел.

– Оденься получше, – бросил он спокойно, отпуская Мари и направляясь к двери. – Я хочу представить тебя отцу.

Маркиз горделивой походкой покинул комнату, а побледневшая пленница, не удержавшись на дрожащих ногах, опустилась на пол.

– Миледи! Миледи, вы в порядке?! – служанка кинулась к ней. По щекам девушки катились слёзы. – Миледи, что с вами? Вам больно?

– Спасибо, – шепнула Мари еле слышно, превозмогая дрожь и неуёмные рыдания. Страх её быстро переваливал за край отчаяния, понимание собственной слабости обидно и пугающе давило на грудь, не давая дышать. Что собирался сделать маркиз? На что он способен? Выдержала бы она его пытки? Смогла бы противостоять ему хоть как-то, не приди сейчас взволнованная прислуга? Мари посмотрела на неё с невыразимой благодарностью, продолжая ронять невольные слёзы. – Спасибо тебе…

Глава 13. Разочарование

Получасом раньше.

В дверь настойчиво постучали.

– Войдите, – не отворачиваясь от окна, громко произнёс Аделард.

Щёлкнул замок, за спиной послышались шаги. Не дождавшись речи вошедшего, герцог с равнодушным взглядом обернулся. Посреди кабинета стояла его супруга, в глазах её плясали нескрываемые гневные огоньки, но лицо выражало нерешительность.

– Ты уже вернулась? – мужчина снова отвернулся, сделав вид, что пейзаж города за окном волнует его куда больше всего окружающего мира.

– Я хочу знать, почему ты приставил к нам стражу, – набравшись смелости, произнесла Ребекка. – Не нужно лгать, что это для нашей безопасности. Твои шпионы следят за нами, как за пленниками, день и ночь.

– Я никого к вам не приставлял, – невозмутимо ответил герцог. – Да и зачем мне это?

– Я не могу больше выносить этого заточения, – голос герцогини дрогнул. – Зачем ты делаешь это? Разве мы чужие друг другу?

– Ты моя законная супруга, – Аделард обернулся, опершись рукой на тёмную оконную раму. – Я доверяю тебе. Если тебя волнует стража, спроси о ней у нашего сына. Как видно, он переживает за тебя и сестру.

– Переживает? – женщина прищурилась, стараясь не выказывать волнения. – Ты отнял у меня сына! И теперь он ни за кого не переживает, его каменное сердце просто не способно на это!

– Ты говоришь о нашем сыне, – ответил мужчина сурово. – Разве ты можешь думать так о нём?

– Он твой сын! – Ребекка отвела погрустневший взор. – Ты не дал мне вложить в него и малой доли своей души. И он вырос холодным и лживым гордецом. Как ты можешь не видеть этого?

– Быть может, он не доверяет тебе? Если ты дала ему для того повод, – Аделард смотрел на супругу с раздражением. – Женщина, ты говоришь со мной, как с равным. Не это ли первый признак того, что ты можешь предать меня? Я скоро начну жалеть, что дал тебе воспитывать нашу дочь, если она станет показывать туже непокорность.

– Тебе плевать на дочь! – она со злостью подняла глаза на супруга. – Ты заботишься о ней лишь потому, что она нужна для твоих бездушных политических целей!

– Я не отрицаю этого, – он усмехнулся, поглаживая короткую бороду. – Иначе, какой в ней прок? Какой прок в женщине? Тем более своевольной? – герцог сделал шаг в сторону супруги. – Вы готовы лечь под первого встречного богача, а потом кричать, что в этом не было вашей вины. Ведь так? Ты всё ещё считаешь, что я овладел тобой силой?

Ребекка не стала скрывать слёз, застывших на глазах, продолжая смело смотреть на герцога.

– Я была ещё ребёнком! – произнесла она глухо. – Сейчас и всегда, я ненавижу своего отца за то, что позволил тебе… За это, – она осеклась, отведя взор.

– Мне помнится, ты не рыдала, идя со мной под венец. Ты улыбалась.

– Мне рисовали жизнь в прекрасном свете, никто не говорил о том, как мерзка эта жизнь!

– Не нужно, – Аделард вновь усмехнулся, подойдя к ней совсем близко. – Нам не впервой вспоминать былое, но раньше ты не давала такой воли чувствам. Неужто ты сдалась?

– Я не могу сдаться, – прошептала Ребекка, закрывая ладонями лицо. – Я не могу позволить, чтобы наша дочь пошла той же дорогой, что я. Прошу тебя, – она вновь попыталась сквозь слёзы взглянуть на мужа. – Прошу, не отдавай её замуж так рано.

– Я не собираюсь отдавать её замуж прямо сейчас, – покачал головой герцог. – Ты же знаешь, я лишь хочу договориться о помолвке.