Лева посмотрел на пустой стакан из-под пива. На пепельницу с разномастными окурками – одни были тонкими, дамскими, другие – мужские, крепчайшие французские…

– Ты с кем была?

– С Мухиным, – ответила честно Женя.

Муж передернулся.

– Я ему сказала, что не хочу его больше видеть. Хочешь – верь, не хочешь – не верь.

– Женя, мне это надоело.

– Мне тоже. Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Стопудово! Все, точка. Ты рад?

Женя наклонилась к мужу, подставила ему щеку для поцелуя. Но он дернулся и отвернулся. Он уже два года не целовал Женю – с тех самых пор, как они поселились в Москве. С тех самых пор, как она стала встречаться со своим бывшим одноклассником Сеней Мухиным.

* * *

Тарас поймал Веронику возле ворот клиники.

– Ника!

Она как раз выскочила из проходной. Оглянулась – в нескольких метрах стоял припаркованный у тротуара автомобиль мужа. За рулем сидел водитель, Игорь, а сам Тарас уже шел Веронике навстречу.

– Тарас! Почему не позвонил? – растерялась Вероника.

– Ты что, не рада мне?

– Я? Господи, милый… – Вероника обняла его. – Но мне некогда. Понимаешь, это пока тайна…

– Опять?

– Нет-нет-нет, это сугубо профессиональная тайна! Хочешь, клянусь своей жизнью, что это касается только моей работы? – Она заглянула ему в глаза. Но Тарас отвернулся и холодно произнес:

– Лучше расскажи, в чем дело.

– Я делаю уколы витазиона. Моего препарата, того самого… Помнишь, я рассказывала? Мыши из контрольной группы…

– Ты делаешь уколы мышам? – перебил жену Тарас.

– Нет, – тихо ответила она.

– А кому?

– Андрею Максимовичу. Мессинову. Нашему классному…

– Кому?! – Тарас помолчал. – Ты же говорила, что препарат пока не все испытания прошел?

– Да. Но, понимаешь, Андрей Максимович уже умирал, и… Он хотел, чтобы я с ним попрощалась, но я…

– Ника, ты понимаешь, что ты делаешь?

– Да.

Он пальцами поднял ее подбородок.

– Ты ученый, Ника. А ведешь себя, словно сентиментальная истеричка… Ты понимаешь, что ты рискуешь своей карьерой?

– Да. Но ему стало лучше… Тарас, ему стало лучше! Это… это чудо! – засмеялась Вероника. – А сегодня утром у него щеки… ну, как будто даже румянец на них проступил! Участковая врач заходила, прямо чуть в обморок не упала! Но мы с Сашкой ей ничего не говорим…

– С каким Сашкой? – быстро спросил Тарас.

– С Сашкой Мессиновой, дочкой Андрея Максимовича! Это чудо, Тарас. Чтобы человек за три дня так преобразился…

– Это ты за эту неделю преобразилась, – опять перебил Тарас. – Не ешь, не спишь.

– Но он жив!

– Зато твоя мать теперь на грани смерти.

– Что-о?…

– Она звонила домой. Ей плохо. Помогаешь каким-то чужим людям, а о родной матери забыла.

У Вероники вдруг задрожали руки. В самом деле, последнюю неделю она почти не спала. Ночью – рядом с Андреем Максимовичем, днем – на работе.

– Я как раз сегодня отпуск за свой счет взяла… – прошептала Вероника. – Чтобы… чтобы понаблюдать за Максимычем.

– Наблюдай, – кивнул Тарас. – А я брошу все, наплюю на все – на завод, на обязательства перед людьми – и двину к твоей мамаше. Буду спасать любимую тещу…

– О господи… нет! Я сейчас… я сама поеду. Но почему она не позвонила мне? – Вероника достала свой сотовый.

– Ника, она пожилая женщина. Все эти современные устройства еще не вполне ею освоены. И вообще, к нам домой звонила соседка.

«Надо ехать к маме… – сразу же подхватилась Вероника. – Саше позвоню, скажу, в каких дозах колоть витазион, Маша и Нонна Игнатьевна уже сегодня мной проинструктированы – как и чего делать, так что и на работе без меня справятся. Надо ехать к маме!»

– Ты отвезешь меня на вокзал?

– Да, конечно.

– Только домой заедем, вещи с собой захвачу…

Тарас открыл перед женой дверцу машины.

– А что с мамой?

– Я не в курсе. Кажется, сердце…

* * *

Мать жила довольно далеко от Москвы – два часа на электричке, потом – ждать автобус или договариваться с частником… Разумеется, Вероника путешествовала с комфортом – на скоростную электричку взяла билет в вагон первого класса, таксиста-частника выбрала приличного, неназойливого, на приличной же иномарке… Но комфорт иногда может пойти не во благо – в спокойствии и тишине есть возможность поразмышлять о жизни. А иногда лучше о ней не думать – ведь бог знает до чего можно додуматься… Уж лучше в толпе, в давке, суматохе трястись, забыв обо всем на свете – и о хорошем, и о плохом!

…Веронику встретил оглушительный лай. Светлана Викторовна как раз драила клетки у своих питомцев.

– Явилась… – кисло произнесла она, оглянувшись на дочь.

– Мама! – ужаснулась Вероника. – У тебя же сердце!

– Да, сердце… А кто дела будет делать? – Она ласково погладила по загривку какого-то барбоса. – Тобик, милый… Скажи этой дурочке – кто дела будет делать, а?

– Врача вызывала? – быстро спросила Вероника, как всегда, немного робея перед матерью.

Мать стянула с рук резиновые перчатки, закрыла вольер.

– Идем в дом…

В доме под ногами крутилась пара толстых щенков.

– Вот. Подбросили… Не прогонять же?

– Померить давление? Ты ложись…

– Нет у меня никакого давления! – вдруг взорвалась мать. – И сердце в порядке… И вообще, не умею я юлить… Меня Тарас просил с тобой поговорить.

– Вот оно что… – совсем потерялась Вероника. «Зачем же он обманул меня?»

Мать села на стул напротив дочери и спросила жестко:

– Ты что творишь, а? Совсем спятила?

– Я не понимаю…

– Тарас сказал, что ты пытаешься этого… Иноземцева разыскать! Это правда?

– Да.

– Дура! – мать ударила по столу кулаком. – Такой муж у нее хороший, а она ерундой страдает…

Вероника втянула голову в плечи:

– Клим жив. И я должна найти его.

– Зачем? – быстро спросила мать.

– Не знаю. Я не могу его забыть.

– Двадцать лет прошло! Опомнись! Есть у тебя мозги или как?

– У меня еще есть сердце. И душа.

– Нет, вы только послушайте ее… Ты бредишь! – мать схватилась за голову. – Прав Тарас – ты точно не в себе… Тебя в сумасшедший дом пора ложить!

– Класть, – машинально поправила Вероника.

– Один хрен… Зачем тебе Клим, когда у тебя есть Тарас?

– Мне жалко мать Клима… и вообще…

– Меня лучше пожалей!

Вероника подняла голову:

– А ты меня – жалела? Ты меня – любила? Ты только собак своих любишь!

– Совсем плохая… – пробормотала мать и для убедительности покрутила пальцем у виска.

– Я всю жизнь тебя слушалась. Делала так, как ты хотела. Знаешь, о чем я думала, пока сюда ехала?

– Ну, о чем? – усмехнулась мать.

– О том, что ты меня заставила выйти замуж за Тараса. Буквально – заставила! Помнишь? Помнишь?..

Мать засмеялась:

– И чем я оказалась не права? Лучшего мужа, чем Тарас, не найти!

– Возможно. Но я-то любила – Клима! – закричала Вероника.

Щенки забились под кровать и оттуда сердито затявкали.

– Не ори. Что ты в нем нашла, в этом Климе… – брезгливо пожала плечами мать. – То ли дело – Тарас! Орел! А этот твой Клим… «Светлана Викторовна, почему Ника не пришла на выпускной? Светлана Викторовна, я могу поговорить с Никой?» – гнусавым голосом передразнила мать. – Тьфу!

Вероника вздрогнула. Не сразу сказанное матерью дошло до ее сознания.

В самом деле, на выпускной вечер, вернее ночь, мать ее не отпустила. Сказала, что знает, что ночью выпускники делают – пьют и непристойностями занимаются.

Вероника и не пошла. Присутствовала только на торжественном вечере, где выдавали аттестаты, – и все. Вот почему в ее памяти сохранился последний звонок – ведь иных воспоминаний и не было!..

«Выходит, Клим приходил ко мне? Сразу после выпускного, на следующий день? А где была я? А, меня рано утром отправили куда-то за город, к материной подруге… Чтобы я спокойно могла к вступительным экзаменам готовиться…»

– Мама.

– Ну что? Я сорок лет почти мама! – фыркнула Светлана Викторовна. – Не дай бог родишь, вот и поймешь тогда, что это такое – матерью быть! Посмотрим, какой ты матерью будешь!

– Мама… Клим заходил к нам? – едва слышно произнесла Вероника.

Светлана Викторовна дернулась на стуле, замолчала.

– Нет, не заходил, – жестко произнесла она.

– Нет, заходил! Ты проговорилась! – задыхаясь, прошептала Вероника. – Ты проговорилась!!!

– Ладно, заходил. И я ему все сказала…

– Что – все?

– Что он – не для тебя, – рявкнула мать, так что Вероника даже отпрянула. – А ты не для него. Два чокнутых дурачка вместе, ты и он, – это уже слишком!

– Почему ты его считаешь дурачком? А меня – почему?

– Потому что вы оба – как не от мира сего! Ты думаешь, я не замечала, как вы с Климом переглядывались? Сколько раз в школу заходила – и не видела? Ты думаешь, мать слепая, глухая и без мозгов?.. Тарас мне сразу сказал – это будет конец света, если они договориться сумеют, Клим и ты, в смысле…

«Тарас говорил с матерью. Тогда, давно… Когда даже со мной еще не говорил!»

Вероника хорошо знала своего мужа. Она вдруг представила, как юный Тарас подходит к ее матери, рыцарски кланяется и выкладывает все начистоту. «Светлана Викторовна, это будет конец света, если Вероника и Клим Иноземцев сумеют договориться!» Мать смотрит на юного орленка Тараса – и он ей чрезвычайно нравится. Именно такого мужа она хотела бы для дочери! Она запрещает Веронике идти на выпускной (а то, что именно на этом вечере Клим наконец осмелится подойти к Веронике или она, дурочка блаженная, – к Климу, – очевидно и очень даже вероятно!). Затем мать отправляет Веронику за город.

Чуть позже появляется Тарас и начинает активно ухаживать за Вероникой. Мать нажимает на Веронику («Орел! Орел!» – сколько раз в экстазе мать повторяла тогда эти слова), и Вероника выходит замуж за Тараса. Плюс ко всему – Клим исчезает, это матери и Тарасу очень на руку.

А что, если Клим исчез именно потому, что мать дала ему столь жесткую отповедь? Он был безумно влюблен в Веронику, ему дали от ворот поворот, и он с горя сбежал из дома? Если так, то мать косвенно виновата в исчезновении Клима…

«Минутку! – вдруг остановила себя Вероника. – А откуда Тарас знал, что я влюблена в Клима? Я же никому об этом не рассказывала… Тоже догадался – как мать? Или – рассказывала о Климе? Лильке Рыжовой, кажется. Не помню. А Лилька и Тарас…»

– Ну что ты молчишь? Разве я не права?

– Что?.. – очнулась Вероника.

– Я говорю – лучше Тараса нет никого. И ты сама это знаешь. Ты, по большому счету, должна быть мне благодарна. А ты… Эх, не зря говорят – нет пророка в своем отечестве!

Вероника хотела встать и уехать. Но почему-то не могла. Мысль о том, что ее жизнь могла пройти как-то иначе, вдруг поразила ее. Лилька («моя первая женщина!») разболтала Тарасу Вероникину тайну. Тарас отправился к матери Вероники. И пошло-поехало…

«Но почему исчез Клим? Ну подумаешь, мать спустила на него собак, образно выражаясь… А записка в склепе? „Вероника, я буду ждать тебя. Всё не так“. Что это значило?»

…Она прожила у матери неделю. Вернее, тупо просидела на стуле у окна. Во двор выйти было невозможно – непрерывно лаяли собаки.

Возвращаться к Тарасу как-то не хотелось. Не то чтобы Вероника его разлюбила, но… На что еще был способен этот человек, который назывался ее мужем? А если Тарас убил Клима? Из ревности…

Нет, невозможно. Тарас – мастер интриг, человек умный и расчетливый. И потом, такой риск… Ладно, если бы Клим и Вероника были уже вместе, счастливые и любящие друг друга, тогда хоть какой-то смысл в убийстве. Но убивать соперника, который даже еще в любви не успел признаться, – какой смысл?

Все эти дни мать пилила Веронику. Приходила приятельница матери, Пахомова, толстая одышливая старуха, и тоже пилила Веронику. («Твоя мать – святая женщина! Ей памятник при жизни надо ставить! Так любить животных! Святая, святая, святая… У меня дочка тоже дура. Дети – неблагодарные!»)

Пахомова жила на краю поселка. Соседи матери: с одного бока – пьянчужка, который не просыхал круглые сутки и которому было все до лампочки. С другой стороны дом пустовал. Вероника знала – эти люди на дачу не ездили, поскольку выдержать рядом непрерывный лай и вой собак было невозможно. Они судились со Светланой Викторовной, но, поскольку у матери были высокие покровители из защитников животных, – судились без всякого результата. Проще было уехать.