– Да не было никакого яда! Ты подумай – стал бы учитель хранить яд в школьной лаборатории?

– Нет. Но мы были тогда молодыми, глупыми. Детьми. Это сейчас мы знаем, что возможно, что невозможно. А тогда… Тогда ты вполне мог поверить в то, что в школьной лаборатории хранится яд. Но перед тем как просить Вовку, ты узнал, что Клим со Свиркиным подрались и Клим сказал Кеше при всех: „Я убью тебя!“ То есть все были в курсе, что Клим готов убить Свиркина. Свиркин не особенно лестно отозвался обо мне и вывел Клима из себя… Скорее всего, Свиркин ляпнул эти слова случайно, не думая. А ты решил этим воспользоваться…

– Ника, не надо.

– Слушай-слушай… Ты решил воспользоваться этим. Ты сразу бросился к Вовке – „укради яд“. У тебя был план, Тарас… Убить Свиркина. А я-то все голову ломала, при чем тут кураре этот! Поскольку все знали, что Клим грозился убить Свиркина, на тебя никто не подумал бы… Ты убиваешь Свиркина, а виновным считают Клима. Гениально! Значит, так, снова, по порядку: драка между Свиркиным и Климом. На тебя снисходит озарение. Ты просишь Вовку украсть яд. Он крадет, хотя это не яд, а обычный раствор марганцовки. Потом… Потом ты организуешь встречу на кладбище. Первым приходит Вовка Воскобойников и отдает тебе псевдояд. К тому моменту Вовка уже знает, что это никакой не яд, но ему ужасно не хочется возвращать тебе червонец… Ты предусмотрительно купил пиво – якобы отметить окончание школы. Приходит Свиркин, ты подливаешь ему раствор в пиво, зная, что вот-вот придет Клим.

– Ника…

– Не перебивай, я могу запутаться! – Вероника нетерпеливо топнула ногой. – Является Клим, Воскобойников уходит. Вы пьете пиво… А Свиркин все не умирает! И до тебя наконец доходит – это был не яд… Ты в отчаянии – не сегодня завтра мы с Климом встретимся. А если мы с ним встретимся, то это – все. Мы уже никогда не расстанемся. Глупые, до безумия влюбленные друг в друга дети – я и Клим!.. И тут… Тут, вероятно, тебе в голову приходит очередная идея. Ты, возможно, отзываешь Свиркина в сторону и договариваешься с ним: „А давай разыграем Иноземцева?“ Свиркин не против – он все еще зол на Клима, за утренний-то мордобой! Как разыграть Клима? А элементарно! Сценарий можно повторить: Свиркин говорит обо мне гадость, а Клим опять бьет его. Реакции все предсказуемы!

– Психолог ты наш… – с горечью усмехнулся Тарас.

– Психолог – это ты, – быстро парировала Вероника. – Итак… Свиркин говорит обо мне гадость, Клим моментально бьет его. Свиркин падает, притворившись мертвым. Ты: „Клим, ты убил своего друга!“ Клим в отчаянии, он готов идти в милицию сдаваться… Но ты его отговариваешь: „Клим, я знаю, ты не виноват! Мы спрячем тело Свиркина, а ты убежишь!“ Клим вынужден согласиться, просит только тебя передать записку – мне. Потом вы несете Свиркина в подземелье, в склеп Черного Канцлера. Свиркин, наверное, едва сдерживался от хохота, пока вы его тащили… Розыгрыш удался! Вот тут бы и остановиться, признаться во всем, раскаяться, но ты идешь дальше. Ты посылаешь Клима к себе на дачу: „Беги, Клим, тебе надо скрыться!“ Ты спускаешься в склеп. Вы со Свиркиным веселитесь… Ты бросаешь коробку из-под леденцов, в которой лежит записка Клима, в гроб Черному Канцлеру…

– Это не я ее туда бросил, – неожиданно перебил Веронику Тарас. – Свиркин. Очень уж ему хотелось взглянуть на колдуна… Дурак. Причем я об этом узнал позже. Я-то хотел записку уничтожить… Но тогда не заметил, что Свиркин коробку кинул в гроб. Но лезть обратно в склеп было нельзя – к тому времени Клима стали искать, милиция по кладбищу шастала и все такое…

– Понятно, – кивнула Вероника. – Может быть, конец истории расскажешь ты?

– Нет, зачем… у тебя тоже неплохо получается.

– Ладно… – решительно продолжила Вероника. – Ты договариваешься со своим любимым дядей Колей: „Дядь Коль, сделай паспорт для Клима!“ И дядя Коля почему-то соглашается…

– Не почему-то, а потому, что я ему честно все рассказал. Про тебя, про Клима, про то, что жить без тебя не могу, а ты, дурочка, сохнешь по Иноземцеву… Про розыгрыш, который уже далеко зашел – либо надо было его прекращать, либо идти дальше…

– Значит, дядя Коля был в курсе? – Вероника задумалась. Вспомнила лицо бывшего милицейского чина, его пронзительные, всезнающие глазки… Словно дядя Коля видел Веронику насквозь. Знал о том, что она любит Клима… Выходит, старик и вправду знал!

– А то. Он мне очень сочувствовал. И посоветовал ничего не бояться. Идти дальше…

– Добрый дядя Коля! – коротко засмеялась Вероника. – Ты отдал Климу новый паспорт и велел ему бежать. Потом вы в начале осени встретились с Климом. Ты почувствовал, что он хочет вернуться, что он готов нести наказание и все такое… И ты разом все отрезал: „Мы с Вероникой собираемся пожениться, твоя мать – умерла“. Все! Климу возвращаться незачем! Так?

– Ну, примерно так и было… – вяло согласился Тарас. – Вот он, свет истины… Наконец пролился. Ты довольна?

Вероника не ответила. Она продолжала думать.

– Послушай, а Свиркин? – спохватилась она. – Свиркин почему-то молчал, не выдавал тебя… Почему? Клим же был его другом!

– Свиркину очень не понравилось, что Клим поднял на него руку. Свиркин, он такой… на первый взгляд спокойный и добродушный, а на самом деле очень даже обидчивый… – подсказал Тарас.

– А, да… Но этого мало!

– Чего – мало?

– Обидчивости – вот чего! – Вероника лихорадочно зашагала взад-вперед. – Тут что-то еще… Я ведь уверена – вы со Свиркином встречаетесь время от времени, перезваниваетесь! Ты дал ему денег – так? – Она резко остановилась перед Тарасом, посмотрела мужу в глаза.

Тот ответил спокойно, уклончиво:

– Деньги еще никому не помешали…

– Точно! Ты все это время платил Свиркину – за молчание!

– Ну и что? – раздраженно отмахнулся Тарас. – Тоже мне, Америку открыла… Узнала ты правду – радуйся! Только толку от нее, от этой правды… Все равно мне ничего не грозит. Я никого не убивал, документы подделывал тоже не я, а дядя Коля, ныне покойный… За розыгрыш никто не посадит. И вообще, двадцать лет прошло! Ну придет твой Клим в милицию… Знаешь, что ему там скажут? „Сам дурак! Слишком доверчивым оказался…“

– О, а ты герой – ловкий, хитрый, неуязвимый… Только ты мне задаром не нужен! – Вероника толкнула его обеими руками в грудь – она была вне себя.

– Руки-то не распускай… – У Тараса даже губы побелели от бешенства. – А то ведь я и ответить могу!

– Попробуй!

– Ну уж нет… – Он моментально опомнился. – На провокации не поддаюсь. Можете с Климом в суд на меня подавать, можете киллеров нанимать…

– Ты всерьез думаешь, что тебе кто-то собирается мстить? Боже, какая дешевка… Ты что, мексиканских сериалов насмотрелся? Или отечественных боевиков?.. Никто тебе мстить не собирается… Клим – не граф Монте-Кристо! Он выше этого! Он сейчас не о мести думает, а обо мне… о том, как нам хорошо вместе… как мы счастливы…

– Значит, было!

– Ты все о том же… Было, было! – Веронику трясло. Но невероятным усилием воли она заставила себя успокоиться. – Тарас… Мы тебе мстить не собираемся, правда. Знаешь, что будет тебе наказанием? Знаешь… То, что мы с Климом – вместе. Ты меня правда любишь? Ну вот и мучайся теперь!

– Дура!!! Ты еще пожалеешь! С этим убогим… – Он вдруг сморщился, ударил кулаком в стену. Застонал, опустился на пол.

Вероника подхватила кофр и выбежала из квартиры. Ей было нехорошо. Такая тоска на сердце… Сама бы завыла! Нет, она не сомневалась в том, что поступает правильно, уходя от мужа. Она не сомневалась в том, что любит Клима и готова с ним прожить до самой смерти… Но такая тоска!

Наверное, слишком много переживаний навалилось на нее. Бессонные ночи, отчаяние, сомнения, поиски, а потом – безумная радость от встречи с Климом… Переживания из-за Маргариты Сергеевны… Разговор с Тарасом. Очередное озарение – что же на самом деле было тогда, двадцать лет назад…

Вероника чувствовала себя опустошенной, растерзанной. Истерзанной. Выпотрошенной. Сильные эмоции (неважно, радость или горе) накладывают свой отпечаток.

…Клим стоял во дворе, возле своей машины. Беспокойно оглядывался по сторонам.

– Ника! – Он подбежал, помог вытащить ее кофр из багажника такси, в котором она приехала. – Я… Все в порядке?

– Да. Зачем ты бросил маму?

– Ну что, мне теперь ее и на минуту нельзя оставить?.. А ты? Я уже хотел ехать за тобой. Ты видела его?

Он спрашивал о Тарасе. Вероника посмотрела Климу в глаза. Они были мрачные, холодные. Они в этот момент напоминали глаза ее мужа, Тараса… И это очень не понравилось Веронике.

„Им нельзя встречаться – Тарасу и Климу. Они убьют друг друга. Несмотря на то что Клим и мухи не способен обидеть, а Тарас – такой лощеный, респектабельный джентльмен… Они убьют друг друга!“ Впрочем, спустя мгновение Вероника утешила себя следующей мыслью – через некоторое время накал страстей должен стихнуть.

И в первую очередь потому, что Тарас недолго будет один. Молодой, красивый, не бедный. Страдающий… Его моментально окружат всевозможные утешительницы. (Взять ту же Лильку Рыжову!) И он успокоится. Нет, он не забудет ее, Нику, но успокоится…

А до тех пор Климу и Тарасу встречаться нельзя.

Никак нельзя.

– Почему ты так смотришь? – капризно протянула она. – Я устала…

Лед в глазах Клима мгновенно растаял.

– Ника… – Он обнял ее.

– Я видела его, да. И хорошо, что видела. Мы поговорили. Теперь все точки над „i“ расставлены.

– Я тебя люблю, – свирепо сказал Клим, прижимая ее к себе. – Я не позволю, чтобы тебя отняли у меня во второй раз. Ты моя Ника. И все.

Вероника засмеялась. Клим ревновал ее!

Совершенно неожиданно ей вновь стало легко и хорошо. Она взяла Клима за руку и потянула за собой, закружила… Он перехватил ее, поднял на руки, произнес с обожанием:

– Ты как пушинка… Улетишь! Нет, не пущу…

– Ага… Я – птица. Могу летать, правда!

– И какая же ты птица? Синичка? Райская птица? Лебедь? Павлин-мавлин?..

Они болтали, точно дети. Хохотали.

– Я, Клим, очень редкая птица. Птица феникс…

Оранжевое солнце садилось за дома. Пахло липами.

Рядом был Клим.

Какое счастье…

* * *

– Ну как?

Вероника только что померила Андрею Максимовичу давление. Осмотрела его.

– Карту дайте…

– Сейчас. Сашенька, а где карта? А, вот она. Сашенька, не ищи, я сам нашел!

Медицинскую карту Андрей Максимович держал на руках – несмотря на то что работники поликлиники строго-настрого запрещали делать это. Но большинство посетителей плевали на этот запрет, и главным образом потому, что карты в районной поликлинике часто терялись. А это значило – заново ходить по врачам, заново назначать процедуры…

Андрей Максимович рисковать своей медкартой не собирался.

Вероника перелистала бланки с результатами анализов – их Андрей Максимович сдавал на днях.

– Ну как? – нетерпеливо повторил он.

– Все в норме… Тьфу-тьфу-тьфу. Конечно, в ближайшие несколько лет вы должны быть под наблюдением, но…

– Да я и без анализов знаю, что здоров, – Андрей Максимович поднялся и для убедительности сделал круг по комнате, опираясь на палочку. – А можно мне куриный бульон?

– Нет. Для вас это еще тяжеловатая пища. Погодя… А сейчас – только овощной. Я дала Саше все необходимые инструкции.

– У-у, сколько можно ждать…

– Андрей Максимович, не капризничайте! – строго сказала Вероника. – Всему свое время.

– Участковая наша в шоке! – Он сел напротив, хитро подмигнул Веронике. – Не верит, что я до сих пор жив… И в больнице, где я лежал, тоже все врачи в шоке. Редкий случай чудесного самоизлечения… Они ведь на мне крест уже поставили!

Вероника с улыбкой смотрела на своего бывшего учителя.

Он в самом деле оживал буквально на глазах – появился легкий румянец на щеках, он прибавил пару килограммов, уже без особых проблем передвигался. Полностью вернулась память. Его организм перестал отвергать пищу – кахексия отступила…

Даже больше того – Андрей Максимович словно помолодел. Разгладились мелкие морщины на лбу, стали расти волосы на голове… И все это произошло в очень короткие сроки. В очень короткие.

Вероника, которая уже несколько дней как приступила к работе, заметила, что и с лабораторными мышами произошли подобные превращения. Есть же определенные показатели, свойственные определенному мышиному возрасту… Так вот, экземпляры, которые жили в Вероникиной лаборатории, явно отличались от своих сородичей – тех, на ком не испытывался витазион.

– Андрей Максимович, я нашла Клима.

– Иноземцева? Ба-а…

– Вы мне помогли.

– Вот, хоть чем-то я тебе пригодился! – обрадовался Андрей Максимович. – Как он?