Рассказать о своей семейной драме – запросто.

Поведать о своей депрессии и тоске, которые она испытывала во время этой драмы, – никогда.

– Мы расстались с Мухиным… Спасибо. Нет-нет, сахар можете сразу убрать! И чай я сама налью…

– Такая любовь у вас в школе с Сенькой была… – наблюдая за Жениными манипуляциями с чайником, завороженно произнесла Лиля. – Я помню!

– У всех у нас была первая любовь, – согласно кивнула Женя. Отпила из чашки. Одобрительно кивнула…

– Но у вас с Сенькой – это просто что-то! Нина Ильинична, директриса, была просто уверена, что вы поженитесь! – наседала Лиля.

Лиля, как и все российские женщины, обожала обсуждать то, что обсуждать даже между близкими друзьями – не совсем удобно. Женя, прожившая почти половину жизни за границей, немного отвыкла от этого…

– Нина Ильинична? Была уверена, что мы с Мухиным поженимся? – подняла брови Женя. – Нет. Нина Ильинична очень умная женщина. Она мне еще в девятом классе сказала – за таких, как Сенька, замуж не выходят. И была абсолютно права!

– Серьезно? Она тебе прямо так и заявила? Ильинична наша?

– Да, – улыбнулась Женя.

– Но такая любовь… – Лиля Рыжова принялась остервенело щелкать зажигалкой. Наконец прикурила.

– Такая любовь не может закончиться браком, – мягко произнесла Женя. – Даже если бы мы с Мухиным поженились, то все это продлилось бы очень недолго…

– Почему?

– Потому что Сеня Мухин, грубо говоря, – плохой мальчик, – принялась терпеливо объяснять Женя. – Сладкий и гадкий… Тот тип мужчин, от которых женщины без ума. Тот тип мужчин, которые невольно – не по злобе, а именно невольно – способны сломать жизнь и себе, и той женщине, которая задержится с таким мужчиной чуть дольше, чем надо.

– Сладкий и гадкий… – мечтательно повторила Лиля. – Это ты хорошо сказала!

– Это не я сказала, это фильм такой есть…

– Ну неважно. Сладкий и гадкий! Ой, у меня прямо мурашки… Обожаю таких мужиков!

– Лилечка, умная женщина должна бояться таких мужчин. Бежать от них как от огня. Я чуть душу свою не потеряла! – вдруг вырвалось у Жени.

– У меня тоже было нечто похожее… Может, вина закажем? – оживилась Лиля и привстала, намереваясь кликнуть официантку.

– С утра? – с холодным удивлением спросила Женя.

– Совсем ты на этом Западе испортилась… Какая разница, утро или вечер – если такой разговор?!

– Нет, Лилечка, с утра я не пью, – твердо ответила Женя.

– Ну ладно, черт с тобой… – Лиля снова села. – Короче, Жень, у меня тоже был роман… – Она закатила глаза. – Главное, никто не знал. Ни мать, ни подружки… Тоже в школе.

– Правда? – подливая себе чаю, сдержанно удивилась Женя.

– Ага! Он – скотина, жестокий и нежный одновременно… Вертел мной как хотел. Прикинь, мой первый мужчина! Тоже в девятом классе… Нет, началось еще в восьмом, а в девятом уже все по-серьезному…

Женя деликатно улыбнулась:

– Лилечка, так кто он?

– Ни за что не догадаешься. Тарас Николаев! – выпалила Лиля. Потом не выдержала, все-таки подозвала официантку: – Девушка, красного вина, сухого… – Она мельком глянула в карту вин, наморщила нос. – Хотя нет, лучше „Советского шампанского“. Полусладкого… Сладкого! Бутылку.

– Одна-ако…

– Молчи, Мещерская! – пылко воскликнула Лиля. – Ты не хочешь, и не надо…

Официантка принесла бутылку в ведерке со льдом. Налила в бокал. Лиля выпила, промокнула салфеткой губы, оставив на ней ядовито-рыжий след помады.

Женя подумала и кончиками пальцев перевернула салфетку. Впрочем, Лиля ничего не заметила.

– Короче, это было что-то! Тоже такая любовь сумасшедшая…

– С Николаевым? А я думала…

– Что он с Одинцовой? Нет, с Одинцовой он потом сошелся, сразу после школы… – Лиля налила еще бокал.

– Я ничего не знала.

– Никто про нас с Тарасом не знал!

– А почему он Одинцовой увлекся? Она была интересной девочкой, но… Холодноватой, как мне кажется, – осторожно заметила Женя.

– Да ужас. Я думаю, Ника его приворожила… – мрачно, с болью в голосе, произнесла Лиля. – Иначе это никак не объяснить! Он перед ней буквально на коленях ползал…

– А какой вывод, Лилечка? Вывод очень простой – мужчину нельзя любить слишком сильно. В данном случае Вероника Одинцова вела себя очень мудро.

– Мудро! – фыркнула Лиля. – А еще подругой она мне была… Мы последние классы с ней за одной партой сидели, на переменах тоже вместе… Но она ничего не заметила. Ну, что у нас с Тарасом роман…

– Первая любовь – это как болезнь. Чем раньше и быстрей ею переболеешь, тем легче потом. И осложнений меньше… Это как краснуха, например. У меня вот затянулось надолго… – Женя спохватилась и замолчала. Конечно, было бы заманчиво тоже вывалить сейчас на Лильку все свои страдания-переживания, но… потом так мерзко на душе будет. Чем больше открываешься, тем беззащитней становишься. А разумная девочка не должна подставляться.

– Но у тебя с Мухиным – все? – жадно спросила Лиля.

– Да, все, – кивнула Женя.

– И ты вот так спокойно…

– А что делать? Ломать дальше свою жизнь? – Женя пожала плечами. – Нет уж, она у меня одна. А с Сенькой ничего не получится, никогда. Только очень умные, очень разумные девочки это понимают и доживают до старости в счастье и спокойствии.

– Скучно.

– Да, скучно! – слегка рассердилась Женя. – По горам тоже лазить весело, экстримом всяким заниматься… Но очень велик шанс, что разобьешься. И лежи тогда либо в гробу, либо на больничной койке, с переломом позвоночника… Что одно от другого не особо отличается!

– Нет, Женька, ты меня не поймешь…

– Погоди. Ты, Лилечка, хочешь сказать, что до сих пор без ума от Тараса Николаева?

– Да.

– И готова ради него на все?

– Да.

– И тебе все равно, чем закончится ваш роман – если вы с Тарасом снова сойдетесь, разумеется?

– Да. Хотя я, конечно, рассчитываю на хеппи-энд!

– Ну тогда ты заслужила… заслужила кое-что.

– Жень, ты о чем? – холодно спросила Лиля. – И не юли, пожалуйста, я этого не люблю.

„Не юли…“ Фу, какая она все-таки грубая, бесцеремонная! Как это по-русски? А – хабалка!» Женя посмотрела Лиле Рыжовой прямо в глаза и произнесла отчетливо и очень выразительно:

– Вероника ушла от Тараса.

Лиля побледнела. Снова начала судорожно щелкать зажигалкой.

– Лилечка, возьми мою, пожалуйста.

– Как – ушла? Вероника ушла от Тараса? Откуда ты знаешь?

– От Светы Шиманской. Света зачастила в Академию питания, а Вероника там работает… В академии уже все знают. Кстати, Света похудела на двадцать килограммов, причем без всякого вреда для здоровья. Счастлива-а!

– Мне на эту Шиманскую… десять куч, – Лиля сделала несколько глубоких затяжек подряд. – Значит, Тарас сейчас один?

– Один, совсем один.

– А почему ушла? Может, это он ее бросил?

– Нет, Светка сказала – она ушла…

– Ну и дура эта Вероника. Господи… а я сижу тут! – Лиля внезапно рванулась, чуть не опрокинув стол.

– Лиль…

– Вот деньги, я побежала…

– Лилечка, сядь.

– Что? – Лиля плюхнулась обратно на стул.

– Ты хочешь бежать к Тарасу? Вот так, не подготовившись?

– А что?

Женя Мещерская никогда не давала советов – ну, кроме тех случаев, когда их у нее специально спрашивали. Но для Рыжовой она решила сделать исключение.

Женя Мещерская, по сути, сейчас являлась спасительницей человечества. Благодаря ей одной вульгарно выглядящей особой станет меньше…

– Лиль, смени цвет волос. И макияж…

Лиля Рыжова ничуть не обиделась. Наоборот, она так и вцепилась в Женю:

– Как? Чего мне надо сделать?

– Ну сделай примерно то же, что было двадцать лет назад… Это, кстати, психологически должно подействовать на Тараса.

– Ты думаешь? Я тебе верю! Ну все, я побежала. Столько дел, столько дел… Кстати, потрясная сумка.

– Спасибо. Только что купила. А по-моему, ничего особенного…

– Где купила? За сколько?

Женя ответила. Глаза у Рыжовой полезли на лоб.

– Женька… Я так тебе завидую! Женька, ты самая счастливая из нашего класса! Спасибо, дорогая…

Рыжова послала воздушный поцелуй, сорвалась с места и убежала.

Запел сотовый.

– Алло? – благожелательно отозвалась Женя.

– Это я. Ты где?

Законный супруг. Левушка.

– В кафе. Неподалеку от Консерватории… А что?

– Нет, ничего.

В трубке раздались короткие гудки.

Женя налила себе в чашку остывающего чая. Официантка убрала бутылку.

– Счет?

– Да, пожалуй…

Через пять минут, когда Женя уже собиралась уходить, расплатившись, вдруг появился Лева.

– Ты что, следишь за мной? – вяло спросила Женя.

– Ты одна? – Он сел напротив, вытер платочком лоб.

– Как видишь.

– А это чье? – кивнул он на пепельницу.

– Лилю Рыжову встретила.

– Кого?

– Свою бывшую одноклассницу. Представляешь, в Москве столько миллионов человек живет, а мы встретились…

– Ну да. Просто чудо.

– Лев, ты мне не веришь?

– Верю.

– Пожалуйста, не проверяй меня, – попросила она с легким раздражением. – Это неприятно.

– Я не проверяю.

– А что ты тогда делаешь? – вздохнула Женя.

Муж нахмурился, опять вытер лоб.

Теплый, почти летний ветер трепал полотняный навес над их головами, из Консерватории доносились звуки музыки – легкой, обещающей безумное счастье…

– Я соскучился, – сказал муж.

– Ты?.. Не смеши меня! – отмахнулась она.

Лева вдруг поймал ее руку, прижал к своим губам.

В первый раз за последние два года он поцеловал Женю. В первый раз!

– Я соскучился, – повторил муж.

– Лева, мы почти все лето были вместе! – Женя попыталась рассмеяться.

А он повторил настойчиво:

– Ты не представляешь, как я по тебе соскучился…

* * *

«Свиркин, послезавтра будет суд. Клим хочет вернуть себе свое имя. Ты можешь засвидетельствовать, что это Клим Иноземцев, и никто другой».

Вероника кликнула на кнопку «отправить».

Она не испытывала к Свиркину особой ненависти. Она просто презирала его. И давала ему последний шанс остаться человеком.

Но он так и не ответил.

Вечером, подходя к дому, где они жили теперь с Климом и Маргаритой Сергеевной, Вероника увидела Свиркина. Он вышел ей навстречу из-за деревьев.

– Ника! Я вот решил лично… встретиться.

– Как ты меня нашел? – поразилась Вероника.

– Элементарно. Я же помню, где жил Клим.

– Ты придешь на суд? – сурово спросила Вероника.

– Нет. И, пожалуйста, больше не лезь ко мне! – Он говорил с испугом, недовольством, то и дело оглядываясь на подъезд – видимо, очень не хотел встречаться с Климом.

– Ты боишься…

– Нет! – быстро ответил он.

– Тогда зачем пришел?

– Я же говорю… Не лезьте ко мне больше!

– Хорошо, – с холодной яростью произнесла Вероника. – Обойдемся без тебя. Свидетелей и так хватает…

– Тогда зачем вам я?

– Дать тебе шанс.

– Какой шанс? – Свиркин вздрогнул. – Послушай… я, кажется, понял! Если я откажусь, Клим мне начнет мстить, да?

– Больно надо… Кстати, Тарас тебе перестал платить?

– Тарас? Платить?

– Ведь он платил тебе все эти годы – за молчание…

– Никто не докажет! – Свиркин облизнул губы. – Никто ничего не докажет…

– Иди отсюда. У тебя будет свой суд.

– Какой суд?! – Свиркин так и взвился. – Ага, все-таки Клим собирается мне мстить… Но вы ничего не докажете, ничего!

– Другой суд будет, – засмеялась Вероника и показала на небо.

– Ника, Ника… Не смеши! – с явным облегчением засмеялся Свиркин, когда понял, на что намекает его бывшая одноклассница. – Ты же ученый…

– Как знаешь, – пожала она плечами и пошла к подъезду. Потом обернулась: – Зачем нам тебе мстить, Свиркин? Ты и так уже мертв.

– А, метафоры все… Поэзия. Символизм… Ты хорошо запомнила уроки Ренаты Савельевны!

Вероника пропустила его слова мимо ушей.

– Тарас тебя убил – давно, двадцать лет назад. Ты мертвый, Свиркин. Ты живой труп, знаешь? – Вероника принялась набирать код на двери – домофон к этому времени уже починили.

– Минутку… Тарас меня убил? Ты бредишь!

– Ты не знаешь эту историю? Тарас тебя отравил знаменитым ядом кураре!

– Да погоди ты… – Свиркин, тяжело дыша, подбежал, схватил за руку, не давая уйти. – Ты о чем, Одинцова?..