Именно вследствие Ирэн Петуорт Крамер – матери девочки, общественное мнение склонялось в пользу Лили. Хотя Ирэн и была одной из тех, кто вырос в Филдинге, они питали к ней то особое недоверие, которое обычно питают к чужакам. Ирэн довольно давно покинула родительский дом, уехав из этого города, и все жители давно позабыли о ней, не надумай она вернуться сюда в пятьдесят первом году.

Вернулась вдовой, с маленькой дочерью на руках. Ее появление было воспринято скорее негативно, и с годами эта оценка не изменилась.

Первым и самым странным обстоятельством было то, что Ирэн запрещала называть ее мамой. Маленькая девочка должна была обращаться к ней «мать». Другой, не менее странной вещью, если верить Розе Кармайкл, убиравшей в доме Крамеров, было то, что от ребенка требовали неестественной аккуратности в обхождении со своими игрушками.

– Они стоили больших денег, Лили, – не уставала напоминать дочери Ирэн. Так рассказывала Роза.

Каждый раз, возвращаясь после очередной уборки у Крамеров, Роза по пути домой заворачивала в бакалейную лавку, расположенную на главной улице Филдинга, посплетничать.

– Я не знаю, что получится из Лили, – имела она обыкновение говорить во время своих визитов, – но я думаю воспитывают ее неправильно.

Остальные женщины согласно кивали и неодобрительно шумели в адрес той, которая воспитывала Лили.

– Уж как ее называть: Ирэн Петуорт или Ирэн Крамер, все одно – замужество ее не исправило. А сейчас она разважничалась, потому что живет в таком большом домище.

– А что в этом нового, – вмешалась одна из женщин. – Ирэн всегда важничала, сколько ее я помню. Вечно царила над всеми, как айсберг ледяной, и сейчас царит, пока, в конце концов, заморозит эту бедную девчушку.

Им было известно многое, но они не могли знать того, что эта маленькая девочка сама, без посторонней помощи сумела найти объект для обожания. Еще задолго до того, как она поняла, что именно делало этот огромный дом, в котором она жила, единственным и неповторимым, Лили сосредоточила всю свою любовь на нем. Он заменил ей отца, которого она никогда не знала.

– Он умер, как только ты родилась, – это стереотипное объяснение раздавалось из уст Ирэн, стоило Лили задать ей вопрос об отце. – А потом мы вернулись домой.

В ту пору Лили было пять лет, и она сделала для себя два вывода из этого краткого объяснения Ирэн: смерть ее отца была каким-то образом связана с ее рождением. Лили даже склонна была полагать, что несет на себе вину за это, а домом называлось место, где люди никогда не умирают, а посему она была здесь в безопасности.

– Ты ведь здесь уже жила раньше, когда была маленькой, правда? – не отставала она от своей матери.

– Да. Я жила в Филдинге. И все Пэтуорты тоже.

Лили знала, что фамилия Пэтуорт принадлежала Ирэн до того, как она вышла замуж. Чего она не могла знать, так это того, что в те времена Пэтуорты не жили в доме на Вудс-роуд. Это она выяснила позже, на следующий год, когда ей исполнилось шесть лет, и она пошла в первый класс школы Авраама Линкольна.

Еще одно важное событие произошло в ее короткой жизни – она стала привыкать к тому, что ее учительница мисс Кайт называла ее Лилиан. До этого никто не обращался к ней, называя ее полным именем. Таким образом, Лили мало-помалу постигала и остальные реалии взрослого мира.

Ирэн не была в курсе всех этих изменений до того ноябрьского полудня, когда она решила сама забрать девочку после занятий из школы. Лили дрожала и боролась с желанием разреветься, когда прибежала к ней с игровой площадки. Слова обвинения выплеснулись из нее, как только она оказалась внутри старенького шевроле ее матери.

– Это правда, что наш дом не совсем наш?

– Лили, что за вздор? Разумеется, он наш.

– Мисс Уайт сказала, что он чей-то еще. Их фамилия Кент.

Ирэн выпрямилась и ничего не ответила. А девочка продолжала изложение концепции Уайт.

– Мисс Уайт прочитала нам, что написано на стене учительской. Там сказано, что один человек, по фамилии Кент, дал денег на строительство школы и назвал ее именем Авраама Линкольна.

Ирэн согласно кивнула.

– Я это знаю, Лили. Я ведь ходила в ту же самую школу, что и ты, когда была девочкой. Я тебе об этом говорила.

А Лили уже вовсю рыдала и ничто, казалось, не могло ее утешить.

– Да, но еще мисс Уайт сказала, что мистер Кент построил еще и наш дом. И все, кто в нем жили, тоже были по фамилии Кент. Она еще говорила, что этот дом так и называется дом Кентов.

Ирэн сделала глубокий вдох.

– Перестань плакать, Лили. Когда-то этот дом действительно принадлежал Кентам, поэтому его и называли дом Кентов. Но сейчас он им не принадлежит. Он принадлежит нам.

Несмотря на это простое объяснение, боль от откровений учительницы не проходила. Лили чувствовала себя до глубины души оскорбленной. Все эмоции, которым не дозволялось быть выпущенными наружу, выплеснулись на дом, большой, крытый черепицей, дом с дубовыми полами, крытым балконом, увитым глицинией. И хотя у девочки не было такого символа защищенности, как отец, она чувствовала себя в безопасности в этих квадратных комнатах, перед двумя каминами, и в столовой, в окнах которой были вставлены разноцветные стекла. Теперь же это заявление мисс Уайт сильно поколебало чувство этой защищенности и безопасности. Теперь, похоже, дело обстояло так, что ей следовало вцепиться в этот дом изо всех сил, иначе, откуда ни возьмись, могли появиться эти Кенты и отобрать его у них.

Вообще-то фамилия Кент была весьма распространенной в Филдинге, Кентов здесь было хоть пруд пруди. Ей на каждом шагу попадались вывески, сообщавшие об АПТЕКЕ КЕНТОВ и СТРАХОВОЙ КОМПАНИИ КЕНТОВ. Ее успокаивало лишь то, что ни одно из этих зданий или помещений по величине и в подметки не годилось УНИВЕРМАГУ ПЭТУОРТОВ.

– В Филдинге ведь много людей по фамилии Пэтуорт, разве не так?

Девочка не раз задавала матери этот вопрос, и каждый раз в ее голосе звучало беспокойство.

– Да, – соглашалась Ирэн – ее внимание было занято, как правило, чем-то другим. – Почему ты об этом спрашиваешь?

– Мне интересно знать, больше ли здесь Кентов или Пэтуортов?

– У меня нет об этом ни малейшего понятия, Лили. Одно могу сказать, у тебя достаточно двою родных братьев и сестер среди Пэтуортов.

Рождество было единственным временем, когда Лили могла встретиться с ними. Каждый год на Рождество Ирэн брала ее с собой в один дом на другом конце городка, где жило множество Пэтуортов. Они обменивались подарками и, казалось, относились друг к другу очень дружелюбно, но никто из них никогда не показывался в доме на Вудс-роуд. Лишь в возрасте девяти лет, будучи уже в четвертом классе школы, Лили сумела разузнать подробности о прошлом своей генеалогической ветви.

Их учительница была из тех, кто страстно увлечен историей родного края. Она рассказывала о том, как около двух десятков переселенцев прибыли сюда в 1650 году, выбрав это место в четырнадцати милях к югу Бостона и окрестив его Филдингом.

– Человек по имени Джошуа Кент приехал в Филдинг в 1652 году и построил запруду на реке Уиллок, чтобы на ней соорудить мельницу. Позже Джошуа построил и мельницу. Так и повелись Кенты в этом местечке. – Учительница перевела взгляд на Лили. – Разумеется, и Пэтуорты – одна из наших самых старых семей здесь. Лили, твои предки были, в основном, фермерами до тех пор, пока Том Пэтуорт не стал мельником и не занял место во главе мельницы Кентов. Это произошло в 1756 году.

Лили очень внимательно слушала слова учительницы. Это событие было еще одним примером вытеснения Кентов Пэтуортами. То же самое и она, и ее мать совершали своим присутствием на Вудс-роуд.

Это давало успокоение, но и подвигало на дальнейшее изучение их дома. Кто его построил? Когда это было? Она расспрашивала мать, но Ирэн неизменно утверждала, что детали ей неизвестны и при этом выражение ее лица становилось таким, что лучше было вообще оставить эту тему. Эту маску непроницаемости и замкнутости на лице Ирэн Лили очень хорошо знала, и всегда замолкала, стоило ей лишь появиться, но думать об этом она не переставала, а скрытность матери лишь усиливала ее любопытство. И рано или поздно расспросы возобновлялись.

Ирэн не любила этих расспросов. Вопросы об отце, например, неизменно вызывали появление в глазах Ирэн выражения пустоты, а губы ее при этом поджимались. Когда же Лили исполнилось двенадцать, она все же решила еще раз затронуть эту тему, чтобы выяснить все до конца.

Ирэн трудилась над вышиванием чехлов для кресел столовой. Узор состоял из розовых роз на небеленом полотне. Работа была кропотливой, медленной, но вышивание делало Ирэн безмятежной и умиротворенной.

– Я восстанавливаю те покрывала, которые с давних пор были в столовой, – объясняла она девочке.

Сейчас стулья являли взору обивку темно-коричневого бархата, и Ирэн вздумалось для всех их восьми вышить покрывала. Временами Лили казалось, что эта работа никогда не закончится.

В тот самый полдень, когда Лили задала свой вопрос, ее мать, как обычно, склонилась над пяльцами с зажатой в них тканью и не подняла глаз, когда Лили в очередной раз спросила ее.

– Ты не можешь рассказать мне про моего отца? Я знаю, что он умер, когда я родилась, но, может быть, ты расскажешь о нем что-нибудь еще?

Ирэн продолжала свое вышивание.

– Он был англичанином. Я жила в Англии, пока ты не родилась, а потом я привезла тебя домой.

– Значит, я наполовину англичанка?

– Да, это так.

– Почему он умер?

– Никому неизвестно, почему умирают люди, Лили. – Ирэн всегда настаивала на правильном употреблении слов. – Ты, вероятно, хочешь знать, как он умер? Это была автокатастрофа.

Глаза газели Лили сразу же приобрели оттенок окружающей среды, точнее говоря, ее одежды. Когда она над чем-нибудь задумывалась, а сейчас это было именно так, они становились как будто темнее, в них появлялось больше зеленовато-голубых тонов.

– А меня в машине тогда не было?

– Ты не могла там быть, тебя еще не было на свете. Я ожидала тебя.

Ага, это было нечто новое для нее, появлялась хоть какая-то ясность. Лили двинулась дальше, пытаясь воспользоваться преимуществами этой странной готовности Ирэн отвечать на ее вопросы и сообщать новые и новые детали.

– Как его звали по имени?

– Кого?

– Разумеется, моего отца! – довольно дерзко пояснила Лили.

– Не надо говорить со мной таким тоном, прошу тебя, – не повышая голоса предупредила Ирэн. Она никогда не кричала на нее, даже в минуты крайнего раздражения.

– Его имя было Гарри Крамер.

– Я на него похожа? Есть какие-нибудь его фотографии?

– Нет, ты не очень похожа на Гарри Крамера.

– А на кого же тогда? – требовала Лили. – На тебя я не похожа.

– Я думаю, что все же немного похожа. Впрочем, есть очень много твоих предков, на которых ты можешь быть похожа, их здесь целые поколения как женатых, так и неженатых. Вполне нормальное явление для такого места как Филдинг.

– Но…

– Если ты не будешь против, – перебила ее Ирэн, – мне это не кажется темой для приятного разговора, и я действительно больше не желаю обсуждать это.

Стало быть, допрос можно было считать законченным, а все подозрения Лили нашедшими свое подтверждение – ее мать не сожалела о гибели мужа. Видимо, и скорее всего, если бы он остался в живых, они бы развелись. Лили не знала, принято ли было у англичан так поступать.

В этот же полдень она села на свой велосипед и отправилась в общественную библиотеку Лили вообще стала поглощать книгу за книгой, как только убедилась, что из них можно узнать ответы на очень многие вопросы.

И этот визит в библиотеку не разочаровал ее: об Англии она обнаружила уйму интересной информации.

– Вот, Лили, попробуй поискать здесь, – предложила мисс Демел, библиотекарша. – Ты ведь любишь Диккенса. – Книга называлась «История Англии для детей».

Лили покачала головой. Волосы ее были цвета красного дерева, только более темного оттенка Они были прямыми, очень густыми и всегда производили впечатление чисто вымытых Она носила короткую стрижку, с челкой, которая приплясывала, когда она делала резкие движения головой. Ирэн часто говорила ей «Ты некрасива, но волосы твои очень хороши». Лили очень часто досадовала на свой маленький вздернутый носик, вечно сокрушалась по поводу цвета своих глаз, который казался ей смешным, так же, как и маленькая ямочка на подбородке, но волосы свои она обожала.

Теперь она отбросила свою непослушную челку инстинктивным движением ладони и отказалась от той книги, которую порекомендовала ей мисс Демел.

– Мне нравятся повести Диккенса, но я хочу знать что-нибудь о теперешней Англии.

– Ах, вот оно что! А почему именно Англии?

– Потому что мой отец был англичанин.

– Ах да… – согласилась библиотекарша.