Первым заговорил он, не желая, видимо, терять время понапрасну на эти лицемерные представления кто есть кто.

– Стало быть, это и есть Лилиан, – проговорил Диего на своем безукоризненном английском.

Она почувствовала, как Энди придвинулся к ней ближе и взял ее за руку, но не отводила глаз от Диего.

– Лили, – поправила она его, удивляясь себе, потому что, в общем, ничего не имела против такой интерпретации ее имени.

– Хорошо, Лили так Лили, – согласился Диего. – И вы, значит, выходите замуж за Энди. Очень хорошо, я одобряю.

Лили онемела. Он что, на самом деле вообразил себе, что все только и ждут его одобрения или запоздалого благословения? Она смотрела в его глаза, которые были того же цвета, что и у нее, заметила небольшую ямочку у него на подбородке. Лили жаждала увидеть в этом лице хоть каплю сострадания или заинтересованности, но Диего сохранял маску безразличия.

Мануэль переводил взгляд с Диего на Лили. Он выжидал – все сейчас выжидали. Все ждали, когда же Диего произнесет нечто фундаментальное, свидетельствовавшее о признании им Лили в качестве своей дочери. Но этого не произошло.

Марк откашлялся.

– Вероятно, есть смысл поужинать?

И вся небольшая группа скопом двинулась в столовую; каждый играл заранее отведенную ему роль, словно ничего особенного и не произошло. Марк рассаживал присутствующих. Диего было рекомендовано усесться справа от Марка, Энди занял место рядом с Лили. Еда была, как обычно, восхитительная, мало-помалу завязалась и застольная беседа. Марк ухитрился втянуть Диего в какую-то запутанную дискуссию по не менее запутанному вопросу, имевшему отношение к международному банковскому праву. Сьюзен, Мануэль и даже Энди поочередно вставляли свои комментарии и замечания.

Только Лили не произносила ни слова.

Голоса остальных доходили до нее словно издалека, их заглушала какофония других голосов, тех, которые старались перекричать друг друга. У нее кружилась голова. Один раз Энди склонился к ней и прошептал.

– Так держать!

– Все в порядке, – шепотом успокоила она его.

Но было все как раз не в порядке. Она изо всех сил старалась не свалиться в бездну отчаянья, не дать засосать себя болоту безнадежности и стыда. Ее опущенные под роскошную скатерть роскошного стола руки сжались в кулачки, да так, что ногти впивались в кожу ладоней и боль от этого, казалось, помогала ей сохранять рассудок и контроль над собой, хоть как-то ощущать свое физическое присутствие на этом свете. К дьяволу этого Диего! Не доставит она ему такого удовольствия, как созерцание ее истерики или демонстративного ухода из-за стола. Она выпрямилась, повернулась к Сьюзен и поинтересовалась у нее, сколько же лет этим изумительным хрустальным подсвечникам.

– Они привезены из Франции, – ответила Сьюзен, поняв каких героических усилий стоило Лили держать себя в руках. – Своим появлением в доме они обязаны Чарльзу Мендозе, который выиграл их в карты. Лет до пятидесяти Чарльз был вполне благопристойным джентльменом, потом вдруг стал испытывать болезненное пристрастие к карточной игре, видимо пытаясь азартной игрой поправить свое довольно шаткое финансовое положение.

Внезапно Диего обратил свой взор на двух женщин.

– Все, истории, житейские истории… В семье Мендоза жить без них не могут, – язвительно прокомментировал он.

– Но ведь именно они и составляют нашу большую историю, Диего – защищалась Сьюзен. – Наше право первородства, можно сказать.

– Или наше проклятье, – ядовито добавил он.

– Тебе не нравится, когда пересказывают старые легенды? – спросил Марк.

Диего вздохнул.

– Наверное, все-таки не нравится, я не могу сказать точно. – Он искоса взглянул на Лили. – Одно могу сказать с определенностью – все эти экскурсы в прошлое иногда очень болезненны. Никогда нельзя быть уверенным до конца, что за скрытые обманы подкарауливают тебя, и как ты воспримешь их позже.

Лили уже открыла рот, чтобы ответить ему. Ей очень хотелось сказать ему, что это не она обманщица, а скорее, наоборот, но прежде чем эти слова были произнесены, она заметила негодующе-протестующий жест Диего и восприняла это как требование молчать.

А ужин тем временем продолжался. Все старались перещеголять друг друга в подаче факта неожиданного приезда сюда Диего, как чего-то само собой разумеющегося, будто присутствие на ужине его самого, или присутствие неизвестно откуда взявшейся дочери, не было чем-то совершенно беспрецедентным, как и его беседы с дочерью, которую он до этого в глаза не видел. Лили никак не могла заставить себя не смотреть на него, но он с неутомимой последовательностью ни разу не взглянул в ее сторону.

«Задумайся о нем, – говорила себе Лили. – Попытайся понять его, проанализируй его поведение. Попытайся смотреть на него просто как на обычное человеческое существо. На обычного человека, каких миллионы, а не как на некого монстра, вдруг выплывшего из ее прошлого. И о том заодно, что именно тот человек, существует в действительности, а не тот, о котором она мечтала и видела в снах, и который, якобы любил ее еще до ее рождения, который заботливо откладывал деньги на ее образование и жизнь – того человека не было на свете. Это она Лили Крамер, выдумала его, а теперь пришло время избавляться от этой иллюзии».

Диего не выглядел моложе своих семидесяти одного года, но красота, которая отличала этого человека в молодости, не поблекла окончательно, она все еще сохраняла ауру. Легко было понять Лой Перес, которая однажды увидев его, свято уверовала в его неотразимость. Несомненно, противостоять этому человеку было невозможно. В какой-то момент внутреннего озарения Лили поняла, почему Диего так возжелал увидеть ее.

Все дело было в Лой. Именно Лой интересовала его, а не Лили. Он явился сюда для проверки фактов. Он желал воочию убедиться в том, что рассказанное ему несколько месяцев назад в Испании, правда, а не ложь. А что до самой Лили? Для него это было не суть важно. Лили оставалась для Диего существом очень далеким. Главное состояло в том, чтобы убедиться, что всего лишь однажды, один-единственный раз за все эти безоблачные годы жизни при нем, Лой ему солгала.

Лили смотрела на его профиль, потому как в анфас он предпочитал не поворачиваться, и с каждой секундой все больше и больше убеждалась в своей правоте и крохотная искорка надежды угасала.

Дворецкий расставлял на столе хрустальные вазочки с малиной и взбитыми сливками, когда в дверях появилась молоденькая горничная. Марк и Сьюзен вопросительно посмотрели на нее, она, едва переступив порог, остановилась и кивнула Диего. Тот наклонил голову, это должно было быть сигналом, чтобы та ушла, и девушка бесшумно исчезла. Все с нетерпением уставились на Диего. Выждав момент, он заговорил.

– Марк, ты должен простить мне злоупотребление твоим гостеприимством, но я все же решил пригласить еще одну гостью, – объявил он. – И вот она здесь.

Прежде, чем Марк успел что-либо ответить, в столовую вошла Лой.

26

Лондон, Вифлеем, Коннектикут, 1981 год.

При появлении Лой мужчины поднялись, но первым ее приветствовал Мануэль. Он подошел к ней и расцеловал ее в обе щеки.

– Не знаю, почему ты приехала сюда, но для меня нет большей радости, чем видеть тебя, девочка моя, – бормотал он по-испански.

Мануэль повернулся к Марку.

– Ты не знаком с Лой Перес?

Марк склонил голову в легком поклоне.

– Нам приходилось встречаться.

Обычная сдержанность, казалось, в этот день изменила Лой. Она пребывала в смятении.

– Пожалуйста, прошу всех простить меня за то, что я вот так, без предупреждения врываюсь к вам и нарушаю покой вашей семьи, но так пожелал Диего. Он сказал, что…

– Да, да, я все понимаю, – нетерпеливо перебил ее Марк. – Садитесь, пожалуйста. Вы ужинали? Что вам предложить?

– Ничего, благодарю вас. – Лой охотно уселась на предложенный ей стул.

То, что она уселась рядом с Лили никому из присутствовавших не показалось случайным.

Лили не отваживалась смотреть на нее, она, склонив голову, уставилась на сцепленные, побелевшие от напряжения пальцы рук, лежавшие на скатерти.

Диего откашлялся.

– Марк, я еще раз прошу простить меня. Если ты позволишь, мне и Лой хотелось бы побыть некоторое время с нашей дочерью.

Голова Лили дернулась. Наконец-то он решился на то, чтобы назвать вещи своими именами. Уж не ожидал ли он, что она сейчас с воплем благодарности бросится ему на шею? Поздновато было для таких мелодраматических сцен, и за исключением этого почти рефлекторного движения головой, она ничем не выдала своей реакции на запоздалое заявление своего отца де-факто.

Только что усевшийся Марк снова был вынужден подняться, вслед за ним встали Сьюзен и Мануэль и тут же покинули столовую. Лишь Энди не пошевелился.

– Если это касается Лили, то не может не касаться и меня, – заявил он.

В его голосе слышалась неприкрытая воинственность.

– И пока она сама не попросит меня об этом, я никуда отсюда не уйду.

– Останься, пожалуйста, – пробормотала Лили.

Диего примирительно пожал плечами.

– Как пожелаешь, – не стал протестовать он и направился к буфету налить для Лой бокал хереса.

Он даже не поинтересовался, хочет ли она. Ему не было необходимости задавать такие смешные вопросы. Диего знал, чего она хотела, а чего нет. Он вообще все знал наперед об этой женщине.

– Вот, возьми, дорогая, – сказал он, протягивая ей бокал.

Благодарно улыбнувшись ему, Лой возложила ладони на тонкий широкий бокал и, прежде чем заговорить, отпила большой глоток. Обращалась она к Лили.

– Я приехала потому, что Диего считает, что у нас с ним есть, что объяснить тебе.

– Объяснить? – эхом повторила Лили.

В ее голосе чувствовалась горечь.

– А разве здесь мало было сказано? Да и сделано было, я уверена больше, чем достаточно.

Лой отшатнулась от этих слов Лили, как от удара. Энди взглянул на Диего, ожидая, что тот взорвется, но старик по-прежнему оставался спокоен.

– Лили, – обратился он к ней, – послушай меня. – Диего наклонился к ней, желая, чтобы она смотрела ему прямо в глаза, и она подняла голову.

– С тех пор, как мы два часа назад впервые увидели здесь друг друга, ты ждешь от меня, что же я должен сказать. Ты ждешь от меня чего-то такого, что позволило бы тебе убедиться в том, что я способен понять источник твоей боли, верно оценить и свою собственную роль в создании причин, эту боль вызвавших. Но я не могу, я не в силах сделать это, потому что прочувствовать и воспринять боль другого, как свою собственную не дано никому. Надеюсь, ты способна понять эту нехитрую истину. И еще надеюсь, что ты способна простить меня и за то, что я как и любой другой, лишь пленник своей судьбы, не более того.

– Вы просите меня простить вас? – прошептала Лили.

– Да, я прошу тебя об этом. Но не потому, что я жажду этого прощения, а для того, что ты сама в нем нуждаешься. Твое прощение для меня роли не играет, оно даже для Лой не играет роли, – тихо добавил он. – А вот для тебя это жизненно важно. Дело в том, что в ненависти, в способности ненавидеть Мендоза достигли своего рода совершенства. И всегда готовы к отмщению, но каждый раз нам приходилось платить слишком высокую цену за эту готовность. А я не желаю платить такую цену, и твоя мать тоже не желает. Мы…

– Есть что-то, что вам следует знать, – перебила его Лили дрожащим от волнения голосом. – Вы – не мой отец, а она – не моя мать и это факт, не подлежащий обсуждению.

– Я понимаю это, – с готовностью согласилась Лой. – И я для себя лично ничего не жду. Но то, что сказал Диего – правда. Ненависть равносильна яду. Она устремляется в кровь и способна отравить все.

Лили стояла с опущенной головой, сжимая и разжимая кулаки. В ней шла борьба и когда она, несколько мгновений спустя, заговорила, слова выходили из нее с трудом, медленно. Она обращалась к Лой.

– Уже много дней я пытаюсь разобраться в этом. В том, что я чувствую. Почему не питаю ненависти к вам. А вот его, – она кивнула в сторону Диего, – его мне ничего не стоило возненавидеть. И я возненавидела его. Не знаю, смогу ли я простить. Кое-что я, конечно, понимаю. Вы жили и сейчас живете в таком мире, где роль отдавать приказы для вас привычна, где вам всегда удавалось добиваться такого хода вещей, который вас устраивал. Разумеется, когда вы пришли к заключению, что вы беременны, это должно было означать, что вы оказались в очень непростой ситуации. Это я понимаю. Я даже могу понять и то, что вы пожелали отдать меня кому-то. Сначала не понимала, но чем больше я над этим размышляла, тем больше приходила к пониманию, что именно такая реакция на ту ситуацию могла иметь место. Вы оказались в таком положении, когда были вынуждены выбирать между мною и человеком, которого вы любили. – Сказав это, Лили метнула быстрый взгляд на Энди, потом снова смотрела на Лой. – Окажись я в вашем положении, я думаю, что я сделала бы тот же выбор. Но, – она замолчала, слова, казалось, застыли у нее на губах.