– Но я ей нужен! – оспорил Бренсон.

– Ей нужен я! А вы, если только не имеете тридцатилетнего опыта приема родов, лучше идите. Я вас позову.

Боль отпустила, и Джулия попыталась даже улыбнуться.

Бренсон смотрел на нее с состраданием в глазах.

– Какая умница и улыбается! – похвалил доктор Норд.

– Но позвольте, Норд, – возмущенно заявил прежний доктор, хотя Джулии сразу больше понравился седовласый, бородатый Норд. Он, в отличие от того, улыбался, и в уголках глаз собирались морщинки, делая взгляд добрым и каким-то теплым. – Плод… его положение… Норд, я вам говорил, можете помочь, но тут все понятно.

– И его с собой заберите, – не обращая внимание на реплику, приказал Норд Бренсону, указав на доктора – если желаете подождать, будет необходимость, я позову.

Но это не устроило коллегу, сильно задев гордость.

– Это не этично! – возмутился он. – Я был первым.

Норд улыбнулся Джулии, которая внимательно следила за перепалкой, пытаясь понять, что имеет в виду ее доктор, говоря о плоде и его положении. Поэтому он морщился каждый раз оглядывая ее?

– Милая, отдохните, а мы на минуту.

Все трое вышли в коридор и Норд с тоном мудреца сказал:

– Стенли, понимаю, вам не терпится вспороть молодую, девятнадцатилетнюю девочку, но я разрешу это сделать не раньше, чем уверюсь, что в этом есть крайняя необходимость. Вы мне позволите?

Доктор Стенли конечно опыта имел поменьше, хотя его чтили среди медиков и в частности, как хорошего хирурга. Однако Норд был все же выше по квалификации и опыту.

И пришлось уступить.

– Если понадобиться, я к вашим услугам, – неохотно стушевался он.

Бренсону немного отлегло от сердца.

Норд по–отцовски положил руку графу Редигнтону на плечо:

– Идите вниз, выпейте и помолитесь. Поверьте, это большее что вы можете сейчас для нее сделать. В остальном положитесь на меня.

После Норд вернулся в комнату к пациентке, а остальные последовав его совету, спустились вниз.

Время шло, сначала все было тихо. Но потом началось…

Уже минут сорок, крики Джулии доносятся в нижнюю гостиную, заставляя Бренсона метаться и рвать на себе одежду и волосы. Каненсдейл сидел тихо, хотя очевидно это и его сильно пронимало.

Одно было хорошо, пока Норд не звал на помощь. Значит все идет по–обычному.

И вдруг в комнату вбежала перепуганная Аннет и позвала доктора Стенли.

Тот не раздумывая взял саквояж и очень спешно побежал за служанкой.

Бренсон сорвался с места за ними, но герцог его остановил, буквально силой усадив на диван.

– Успокойся! – очень строго сказал тот. – Будь мужчиной! Ты там не поможешь!

Он буквально залил в Бренсона стакан спиртного и увидев, что тот, хоть и неестественно, но притих, устало сел рядом.

Больше Бренсон не выдал ни звука, хотя крики по–прежнему доносились в комнату.

Казалось это никогда не прекратиться. Ему было безмерно жаль не только жену, но и всех женщин мира. Как они это выносят? Как потом идут на это снова?

– В первый раз я был не лучше, хотя и не так эмоционально привязан. Нервничал, но все обошлось…

Вопли были невыносимы и в какой-то момент Бренсон стал невольно желать, чтоб это прекратилось. Состояние напоминало какой–то транс. Он порой даже не понимал где находиться и что происходит. Только зажмуривая глаза, молился: «пусть ей станет лучше, пусть все закончиться» …

Время перевалило за полночь.

И вдруг, она замолчала…

Эта тишина так громко отозвалась в мозгу, что Бренсон испугался! Испугался, потому что до него вдруг дошло, что это может означать.

Почему–то напрашивался пессимистический прогноз.

Двое мужчин молча уставились друг на друга не шевелясь, они кажется думали об одном и том же, оба не решались даже воздух сотрясать, боясь, что их догадка станет реальностью.

Они так сидели всего несколько минут, прежде чем в комнате появился Норд, но Бренсону казалось это, длилось вечно.

Взгляд тупо перекочевал на доктора. Тот выглядел изможденным, его манжеты были в кровы, хотя руки он вымыл.

Вздохнув он произнёс:

– Ну вот и все… – сердце в груди у Бренсона замерло: «нет», – только и пронеслось в голове. – Ваша жена…

Но тот не дослушал, понесся по ступенькам верх в комнату Джулии.

–…родила вам двойню, – растерянно договорил Норд, глядя на герцога и жестом приказывая слуге себе налить. – Чертовски сложные роды, уж не припомню таких сколько, живу! Их было двое! Представляете! Мальчик и девочка! Поэтому так и мучилась бедняжка…


Бренсон влетел в комнату и бросился к кровати, где покоилась его молодая жена. В белой сорочке, прикрыта до живота, который на удивление Бренсона никуда, почему–то не делся, только немного спал. Доктор Стенли только глянул на него, но ничего не сказал, убирая свои окровавленные инструменты.

Увидев жену, ужас с новой силой охватил мозг, точно там загорелся пожар. Она лежала совсем неподвижно, бледная и такая маленькая, что он едва узнал в ней ту цветущую девушку, которую любил.

В отчаянии припал к ней и стал обнимать, что-то шепча. Мокрые пряди облепили юное лицо, которое никак не реагировало на касания любимого.

Служанка, укутывая малышей глядела с тем же сочувствием, что и доктор.

Малыши мирно спали, такие милые и тихие, но отцу, похоже, было пока не до них.

Бренсон, как безумный, шептал ей какие-то слова, сам не понимая какие. Кажись, как обычно, с ним бывает в моменты сильного волнения, излагал по-французски, уронив голову на грудь жены.

Доктор Стенли только покачал головой и вздохнул. «Бедный муж, – думал он, – совсем извелся, это трудное испытание, особенно если так любишь…»

И вдруг, словно сквозь пелену сна, до Бренсона дошло…

Она… дышит!

Это так поразило, что он резко отпрянул и глянул на нее. Потом припал ухом к сердцу.

Нет, не почудилось – дышит… она, дышит, а сердце стучит!

О Господи! Она жива!

На щеках еле горел слабый румянец, но он был.

Глаза увлажнились, молитвы понеслись в голове.

– Она под действием анестетика. Пришлось сделать небольшие надрезы во время родов. Дети большие, она у вас маленькая. Но бойкая… справилась почти сама. Я обезболил, прежде чем все зашить и так намучилась бедняжка…

Бренсон перевел проясняющийся взгляд на доктора Стенли.

– Дети? – переспросил он, держа руку Джулии, чтоб понимать, что та жива.

– Ну да, сер! Мальчик и девочка! Прелестные, здоровенькие малыши. У вас в семье были двойнята?

– У нас? – переспросил Редингтон, рассеянно – …нет, у нее сестра… двойняшка.

Наконец до Бренсона дошло, что все обошлось и кроме прочего, у него не один, а целых два ребенка!

Он не хотел отходить от жены, но все же хотел глянуть на детей.

– Не переживайте, она проспит до утра, ей нужен только покой. Она поправится, и через несколько дней снова будет вам улыбаться. – заверил доктор.

Вняв доктору муж, запечатлев на губах спящей любимой поцелуй, пошел любоваться детьми.

По очереди он взял сначала мальчика, потом девочку. Ричард и Изабелла – в честь брата и матери. Это первое что пришло на ум, и он был уверен Джулия не будет против.

«Я отец!» – глядя на крохотных милых существ, думал Бренсон, ощущая чистое ничем не омраченное счастье. Несколько минут назад ему казалось, все кануло в бездну и вдруг он в один миг стал в три раза счастливее чем был. С первого взгляда он прикипел к своим малышам – этим детям явно повезло с родителями, их будут очень любить.

Первым делом, Бренсон приказал известить тетю Бет, уж она то ему не простит, если не узнает все первой в этот раз.

Она приехала утром. Плакала от счастья и как всегда, мило утирала свои добрые глаза маленькими, по–детски пухленькими, ручками.

Такого счастья в этой семье давно не было.

И оставалось лишь одно, чего еще желал получить Бренсон, хотя и понимал, что ничего предугадать нельзя.

Глава 32

Джулия тихонько, с сочувствием сжала руку мужа, стоя позади него. Этот жест никто не мог заметить и сам он может едва замечал, сосредоточив все внимание на человеке перед собой.

«Бедный Бренсон, как же это тяжело».

Они находились в порту Портсмута, как всегда, многолюдном, шумном и грязном. И, как всегда, безразличным к любым человеческим чувствам, тут их бурлило такое множество, что разобраться в них не мог бы ни бог, ни дьявол.

Со дня рождения двойнят прошло три месяца. Малыши чувствовали себя прекрасно. Набирали вес и были совсем некапризными. Ели, спали и что-то порой лепетали. Время было исполнено разных, но в основном приятных, эмоций и небольших событий. Джулия оправилась через неделю. Через две, уже могла принимать полноценное участие в уходе за детьми. Ей нравилось с ними нянчиться, как и Бренсону. Тот и вовсе постоянно крутился в детской, пытаясь никого не обделить вниманием. С охотой подпевал, когда Джулия пела им колыбельные своим чудесным, мягким голосом.

Трудно поверить, что мужчина с таким прошлым, может стать таким заботливым отцом и мужем. За это она любила еще больше, и только четче понимала, стоило пройти все испытания на их пути, чтоб обрести это счастье – любить и быть любимой. Ведь он в ней души не чаял. Все время улыбался и только и старался, что угодить ей во всем. Такой удивительной эта перемена была, что невольно вызывала восторг.

Правда не у всех. Есть люди, которые всегда горазды осудить и побранить, тешатся чужим неприятностям, а вот порадоваться совсем не умеют.

К этой категории относилась семья Джулии. Что мать, что сестра смотрели на ее счастье и любовь мужа, скорее с пренебрежением, повторяя всякий раз, что все это временно, и не за горами тот день, когда он вернётся к своему старому образу жизни и кинется во все тяжкие.

О таком их мнении, знал и Редингтон, но вместе с женой только сочувственно вздыхал в спину всем своим злопыхателям. Слава богу их положение и богатство позволяли им жить так, как того хотелось и принимать у себя в доме лишь тех, кто им был по душе.

Джулия абсолютно не протестовала, когда очень деликатно, он ограничил количество визитов родственников в их дом. Можно сказать, им вообще был вход почти заказан, только по предварительному приглашению и одобрению.

Они проведали малышей, скупо порадовались и забыли о Джулии, чему та была только рада.

По этому поводу сожалел только Пипард, так как для себя знакомство з графом Редингтоном он видел исключительно в положительном свете. Он хоть и был с виду недалек – на деле понимал, что таких людей лучше иметь в друзьях, нежели врагом.

Он даже каким–то образом вступил в «Олмакс», прознав, что его светлость член клуба. Пусть жена не ладит с сестрой, но что ему мешает ладить с мужем свояченицы?

А вот тетя Бет стала верной наперсницей, она в действительности, как смогла за это время убедится Джулия, очень добрая женщина. И очень сентиментальная. Ее глаза наполнялись слезами от любого трогательного момента, которых за это время было немало.

Детей она мнила своими внуками, и в последнее время больше времени проводила в доме у племянника, нежели у себя. Тот не имел ничего против. Джулия тоже радовалась, имея компанию и приятную, абсолютно незлобную собеседницу на время, когда муж был занят делами.

От тети она многое узнала о детстве Бренсона: что было не так между сыном и отцом, как умерла мать, как не любил отец жену своего брата (то есть ее) и каким строгим и замкнутым человеком тот был.

Тетя открыла, что хоть Редингтон старший и любил свою жену, жесткость характера не давала этой любви проявляться в полной мере. Джулия невольно сравнивала Бренсона с его отцом. Похоже, при некоторых обстоятельствах, он мог вести себя в точности, как его родитель. Впрочем, как заметила тетя, от матери в нем гораздо больше: открытость, веселость, доброта, умение сочувствовать, прощать и любить. И хоть последние два умения он открыл в себе совсем недавно, они уже цвели пышным цветом, совсем вытеснив в нем склонность к вспышкам гнева и грубости.

Теперь вывести из себя Бренсона было практически невозможно, потому что он был безгранично влюблен и счастлив, превыше всего ценя свою ненаглядную, добрую, уступчивую жену и прекрасных малышей.

И все же этот день вел его в мрачное настроение.

Еще с утра им овладело беспокойство. Узнав о приезде пленного офицера, которого он, надеялся определить, как своего брата, Бренсон не спал целую ночь.

И видя его взвинченность, жена настояла, что поедет на встречу вместе с ним. Поддержка ему была просто необходима. Ведь если это окажется не Ричард Уэлсер, или он, но покалеченный, больной или ни при своем уме – Бренсону может быть очень нелегко с этим смириться.

Каненсдейл был во Франции, так что поддержать его больше было некому. Бренсон не долго упирался, он вообще с женой почти не спорил. С тех пор, как посторонние перестали лезть в их жизнь, супруги понимали друг друга практически без слов. С каждым днем Джулия все лучше узнавала своего любимого, и все находила в нем прекрасным, как и он в ней. Они идеально сочетались и в эмоциональном, и в физическом и в умственном плане – все, что нужно для крепкого и любящего брачного союза.