Джейн Мэй - Он, она и собака

Джейн засмеялась и передала меня своему спутнику.

– Малыш, ты не меня должен убеждать, а этого сурового парня. Ну-ка обслюнявь ему лицо!

Я колебался лишь секунду. Признаться, до этого момента я никогда не целовал мужчину. Не то чтобы это меня смущало, но был страх перегнуть палку. Мужчины ведь не слишком любят сантименты. Однако я был просто обязан завоевать сердце Боба. В общем, настороженно понюхав его нос, ухо и подбородок, я выбрал подбородок. Кожа оказалась щетинистой и очень мужественной на вкус. В общем, не встретив сопротивления, я лизнул еще и нос, и ухо.

– По-моему, только дворняжки способны на подобную любвеобильность, – заметил Боб, чуть отстраняясь и внимательно меня разглядывая. – Помню, самым ласковым моим псом был пудель, которого мы завели еще с Кэти. Да и тогда меня разве что клевали влажным носом в щеку.

– Ты о пуделе или о Кэти?

Боб поднял бровь и обратился почему-то ко мне:

– В этом вся Джейн, приятель. Иногда она бывает стервой, но я все равно схожу по ней с ума.

Сам я был знаком с Джейн всего ничего, но был готов подписаться под этой репликой.

В это время Главная, которая внимательно изучала какие-то записи в блокноте, подняла голову и уставилась на Джейн немигающим взглядом.

– Мисс Леви, как я вижу из вашей анкеты, раньше вы не держали собак.

– Только потому, что мать страдала аллергией на шерсть. А мой бывший муж недолюбливал собак, да и дочь, Миа, не проявляла интереса к животным. Она все больше училась или проводила время с друзьями, понимаете? Уход за собакой лег бы на мои плечи, но я много работала, так что вопрос отпадал. Но я очень люблю собак! – с пылом сказала Джейн. – Я с самого детства мечтала иметь собаку. А у Боба есть опыт. У него уже были собаки.

– Понятно, – сухо сказала Главная. – Значит, вы живете вместе?

– Не совсем. То есть… и да и нет. В общем, – залепетала Джейн, тушуясь под изучающим взглядом, – мы много времени проводим вместе. У Боба квартира в центре города, но… пока мы в ней не живем… понимаете, он сейчас разводится с женой. То есть не совсем так. Они расстались, но суда еще не было, она не подписывает бумаги. В общем, это очень длительный процесс, если вы понимаете…

– Джейн, детка, тебе не кажется, что мисс Конклин не обязательно вдаваться в детали?

Словно желая это подтвердить, Главная зевнула. Она так широко распахнула рот, что в него смогли бы поместиться Джейн вместе с Бобом целиком, да еще осталось бы место для компании. Главная всегда так зевала, и при этом меня охватывал почти священный ужас.

– Прошу меня извинить, но я очень устала, – сказала она. – У меня был трудный день. Мне не хотелось бы давить на вас, но решение надо принимать скорее, приют закрывается до утра. Мне пора кормить питомцев. Джейн, Боб, вы берете Майлса?

Я с замиранием сердца ждал прекрасного слова «да», но почему-то эта парочка молчала. Это был очень дурной знак!

Лицо Джейн стало растерянным, она покусала губу.

– Боюсь, что…

У меня подвело живот.

– … что мы еще ничего не решили. Мы ведь просто проезжали мимо и зашли посмотреть. Боб и я не планировали так быстро приобрести собаку. Точно не сегодня…

Точно не сегодня… Точно не сегодня!

Эти слова заметались в моей голове, эхом отдаваясь от стенок.

Эту ночь я, жалкий неудачник, провел в кошмарах.

На другое утро я проснулся в крайне подавленном состоянии. Как я мог позволить проклюнуться даже робкой надежде на счастливое будущее! Наивный, глупый, безродный пес без права на удачу. Неужели я попался на удочку, поверил в то, что Джейн и Боб могут взять парня вроде меня?

Уходя, оба обещали, что всего лишь берут тайм-аут. Джейн даже сказала, что вернется за мной.

Но я-то знал, что меня обманут. Обманут и забудут об этом обмане, едва выйдут за ворота приюта. Выкинут из памяти, словно обглоданную высохшую кость.

Однако я оказался чудовищно, не по-собачьи, волшебно не прав! Джейн и Боб вернулись. Я был так счастлив увидеть их вновь, что прыгал на всех четырех лапах и так визжал, что разбудил даже глухого далматинца из соседней клетки.

Чуть позднее я и мои новые хозяева вышли (то есть вышли Джейн с Бобом, а я несся ракетой) из собачьего приюта. Я нарезал пять кругов по газону, выкопал ямку и весь уляпался грязью. В общем, я пребывал в восторге до того самого момента, как мы оказались у проезжей части.

Я замер от ужаса.

Шерсть на загривке поднялась дыбом, уши прижались к голове.

Оно ждало меня, припаркованное у тротуара на той стороне дороги. Оно скалило зубы и кисло воняло отбросами.

Именно в тот момент в моей памяти всплыло все то, о чем я так долго пытался забыть.

Мэри, лежащая на полу в луже собственной крови. Ее глаза слепо смотрят вверх, рот перекошен. Кожа Мэри так бледна, что кажется белее шапки седых волос.

Я приблизился, втягивая в ноздри острый запах крови, лизнул лицо хозяйки, подтолкнул в щеку мокрым носом. Она не шелохнулась.

Я медленно повернулся и залаял на него. Что ты сделал с моей Мэри? Что ты сделал с моей хозяйкой?

Незнакомец протянул ко мне руку с зажатым в ней ножом.

– Заткни пасть, ублюдок, или я выпущу тебе кишки, – пригрозил он.

Я не слушал, продолжая лаять.

Он бросился на меня, но промахнулся.

– Вернись, тварь, вернись немедленно!

Он рванулся ко мне, и я выскочил в открытое окно. Приземлившись на зеленую лужайку, я со всех лап бросился прочь. Как раз в этот момент из-за угла выехал мусоровоз и сбил меня с ног…

Так вот каким он оказался, воздух свободы. Вонючим, протухшим… страшным.

Я попятился назад, затравленно глянул на Джейн с Бобом, решив, что в приюте все-таки безопаснее.

– Куда это ты направился? – спросил Боб.

В свою тесную конуру за толстой сеткой. На свою линялую плоскую подушку. Подальше от металлического чудовища и полного страшных воспоминаний мира.

Джейн присела рядом со мной на корточки, взяла за ошейник, потянула. Я не двигался, уперев в асфальт все четыре лапы. Она взяла меня на руки и поднялась.

– Да ты весь дрожишь, маленький…

Если бы она знала, через что мне пришлось пройти, дрожала бы не меньше.

Боб сообразил, что добираться до дома прогулочным шагом – гиблое дело, поэтому подозвал такси. Раньше я никогда не ездил в машине, тем более в такси, поэтому не знал, хорошо мне в нем будет или не очень.

Водитель, увидев меня на руках Джейн, категорически отказался нас везти. Я слышал, как он возмущается.

«Новая обивка», «наблюет или напрудит лужу», «ищите другую машину» – вот что он говорил.

Боб поймал другое такси.

Джейн держала меня на коленях всю дорогу. Мои уши постепенно приподнялись, а шерсть на загривке улеглась, потому что в объятиях новой хозяйки меня не смогли бы достать ни страшный убийца, ни железное чудовище, испускающее смрадный запах.

Расслабившись, я стал с любопытством глядеть за окно. Мимо проносились незнакомые дома и странные постройки. Людей было много, они все куда-то спешили. Я ничего не узнавал и лишь надеялся, что водитель знает, куда нас везет. Порой я все-таки тревожно поглядывал на Боба, но тот не выказывал признаков нервозности.

– Черт, кто учил этого парня водить машину? – возмутилась Джейн, приклонив голову Бобу на плечо. – Стиви Уандер, что ли?

– И не говори! У меня желудок уже раза три узлом завязался.

По крайней мере, этого таксиста совершенно не беспокоило, что собака может «наблевать или напрудить лужу».

Резкое торможение заставило Боба ткнуться носом в переднее сиденье. Они с Джейн застонали в один голос. Я не понимал, чем они недовольны. Лично мне езда в машине понравилась. Особенно было приятно, когда на каких-то ямках и выпуклостях дороги такси трясло, и грудь Джейн приятно колыхалась возле моей головы.

Прошло не так много времени, и машина затормозила у высокого бордюра. Боб, пригнув голову, выбрался наружу, Джейн последовала за ним и потянула меня за ошейник. Я не шелохнулся, предпочитая оставаться там, где тепло и не страшно.

– Выходи, глупый, – увещевала меня новая хозяйка. – Здесь совсем нечего бояться. В этом районе безопасно, никто на тебя не нападет.

– Если только не пойдешь в пятницу вечером в бар для одиноких, – хмыкнул Боб.

– Ха-ха-ха! Или попытаешься пробиться в «Бергдорф» в период распродаж! – подхватила Джейн.

Думаю, нет смысла сообщать, что я шутки не понял. Ни первой, ни второй.

Судя по всему, таксист тоже не смог разделить веселья моих новых хозяев, потому что сказал недовольно:

– Если будем стоять вечно, я включаю счетчик.

– Идем же, малыш. – Джейн наклонилась и сунула руки в машину, намереваясь снова потянуть меня за ошейник.

Я подался назад.

– Неужели ты не хочешь поскорее увидеть свой новый дом?

Признаться, увидеть новый дом хотелось. Очень. Таксист нажал на гудок, и я подскочил от неожиданности.

– Майлс, пожалуйста, – взмолилась Джейн. – Нам действительно надо выходить.

Тут из-за ее спины выдвинулся Боб и ткнул в мою сторону указательным пальцем.

– Так, приятель, я с тобой церемониться не буду, – деловито сказал он. – Твое поведение мне не нравится, имей в виду.

Я сразу понял ультиматум: если не подчинюсь, меня вернут в приют.

В общем, пришлось глубоко вздохнуть и вывалиться из машины прямо в новую прекрасную жизнь.

Насколько я теперь знаю, квартира с двумя спальнями и двумя ванными комнатами на последнем этаже здания в Манхэттене считается весьма солидной недвижимостью. А тогда, впервые вступив в свое новое жилище, я совершенно не разбирался в данном вопросе, однако сразу сообразил, что вытянул счастливый билет. Для меня, мелкой дворняжки, привыкшей жить в крохотной комнатушке, окна которой выходят на помойку с вонючими баками и полчищами крыс, квартира Джейн и Боба показалась настоящим дворцом.

Здесь было великолепно. Оставалось надеяться, что мне позволят ходить по дорогому полу и спать в том месте, которое я выберу сам, а не запрут в темной кладовой, дабы не позориться перед гостями.

С самого первого дня Боб дал мне понять, кто в доме Главный Самец. Он вел себя подчеркнуто вежливо, никогда не кричал и был справедлив, и это внушило мне не просто уважение, а настоящее благоговение перед хозяином. Он хотел, чтобы я усвоил несколько простых правил, и я прилагал все усилия, чтобы их не нарушить. Когда Боб говорил «нет» – это означало только «нет» и никогда ничего другого. Если он произносил «не попрошайничай», я старательно запихивал поглубже рвущиеся наружу просительные поскуливания и пританцовывания возле стола. Я отходил подальше, садился и принимался сверлить хозяев взглядом, от которого Джейн ерзала на стуле.

Боб считал, что люди должны есть человеческую еду, а собаки – собачью. Любые подачки он запрещал, косточки и печенье я мог получить только за хорошее поведение, а не за красивые глаза.

Были и другие правила, которым я старался неукоснительно следовать. Кроме одного. Его я нарушал постоянно и ничего не мог с собой поделать.

Мне запрещалось лаять, когда звонят в дверь, но держать пасть закрытой было выше моих сил. Я так отчаянно желал защищать моих дорогих хозяев от подозрительных незнакомцев, что каждый раз заходился в лае. Мое рвение хвалили, а суматошность и крикливость осуждали, потому что я гневно налетал как на продавцов и доставщиков, так и на общих знакомых моих хозяев. Единственным исключением, в отношении которого мне позволялось любое сколь угодно безобразное поведение, была «бывшая жена» Боба. Как я понял, хозяин был о ней не самого высокого мнения, потому что мне официально дали понять: я могу драть когтями ее колготки, жевать ремешки ее туфель и лаять сколь душе угодно. Даже мягкосердечная Джейн признала, что это будет только справедливо, учитывая, какую крупную сумму успела «высосать» жена Боба с какого-то «банковского счета».

До этого мне не приходилось жить вместе с мужчиной, поэтому поначалу я относился к Бобу настороженно. Но со временем мне стало ясно, насколько мы, мужчины, похожи. Мы оба любим возлежать на диване в гостиной. Мы ворчим, если нам что-то не нравится. Нам доставляет удовольствие, когда с нами возятся, словно со щенками, почесывают загривок, целуют в морду и всячески предугадывают желания. Мы беззастенчиво пукаем и наслаждаемся тем, какой громкий звук получается. Мы ужасно тупим, когда надо ответить на элементарные вопросы. А главное, мы оба искренне обожаем нашу Джейн, которая заботится о нас и разгребает за нами бардак.

Кстати, Джейн с первого же дня принялась меня баловать, превращая в обласканного чрезмерным вниманием ленивого сибарита. Незадолго до моего переезда она лишилась постоянной работы. Непохоже, чтобы это очень ее расстраивало, видимо, работа была так себе. Я же вообще был очень рад, что моя обожаемая хозяйка целый день принадлежит только мне. Боб уходил рано утром и частенько возвращался ближе к ночи. При этом выглядел он так паршиво, словно весь день убегал от своры доберманов.