– Тебя воспитали как англичанку, – растягивая слова, возразил Эмилиан. – Ты когда-нибудь интересовалась тем, какой была жизнь твоей матери?

– Ну разумеется. Ее жизнь омрачалась людским фанатизмом и ненавистью, постоянными переездами с места на место и, конечно, гетто. Мне хотелось бы быть лично знакомой с ее семьей или хотя бы знать, страдали они или вели достойную жизнь.

– Ты никогда не пыталась разыскать их?

– Когда мама была вместе с отцом, она рассказала ему, что ее отец умер в Триполи, а больше у нее никого нет. Так что ответ мой отрицательный – у меня не возникало желания проследить эту ветвь своего генеалогического древа.

– Ты захочешь когда-нибудь вернуться в Роуз-Хилл? – серьезно поинтересовался Эмилиан.

Ариэлла посмотрела ему в лицо и положила руку на его бедро.

– Ты знаешь, что не сможешь расстаться со мной.

Он покраснел.

– Теперь ты возомнила себя чародейкой?

Девушка промолчала. Эмилиан и без того знает ответ на этот вопрос.

Наконец он произнес:

– Так что ты скажешь на мое предложение?

– Эмилиан, ты же говорил несерьезно!

– Серьезнее некуда, – негромко произнес он. – И не требуй от меня еще одного признания.

Как она могла быть такой глупой? Ариэлла почувствовала небывалый прилив счастья. Эмилиан сказал, что любит ее, и она носит их ребенка. Она просияла.

– А я все же подожду этого признания, – не сдавалась она. Подавшись вперед, она потерлась губами о его щеку. – Я сильная, независимая женщина, и трудностям цыганской жизни меня не сломить.

– Что это значит?

– Это значит – да, я выйду за тебя замуж.


– Эмилиан Сен-Ксавье, берешь ли ты эту женщину в законные жены? – с улыбкой спросил священник.

Со времени их последнего разговора минуло всего несколько часов. Ариэлла, с трудом веря в происходящее, стояла в крошечной часовне, облаченная в кружевное платье цвета слоновой кости, принадлежавшее некогда бабушке Джаэли, и собственные жемчуга. Эмилиан был одет в темный сюртук с шелковой сорочкой и черным галстуком, светлые брюки и привычные грубые ботинки. В старинной церкви, украшенной полевыми цветами, сосновыми шишками и венками из маргариток, столпился весь kumpa’nia.

Эмилиан настоял на том, чтобы они поженились в тот же день. Ариэлла недоумевала, к чему такая срочность, но он отказывался обсуждать это и слышать не хотел о промедлении. В действительности все это не имело для девушки значения, ведь в жизнь воплотилась ее главная и самая безумная мечта – стать женой Эмилиана. Она сожалела лишь о том, что на церемонии нет ее собственной семьи. Приготовления совершались в такой спешке, что даже сейчас, когда Эмилиан твердо ответил «да», голова ее шла кругом.

Священник, чья пышущая здоровьем жена сидела на первой скамье и с восторгом взирала на совершающееся на ее глазах таинство, обратился к Ариэлле:

– Ариэлла де Уоренн, берешь ли ты этого мужчину в законные мужья, чтобы быть с ним в болезни и здравии, горе и радости, пока смерть не разлучит вас?

Она посмотрела на Эмилиана. Выражение его лица было очень торжественным и одновременно угрюмым. Она никогда не встречала такого выражения ни у одного человека, и уж точно не у жениха на свадьбе. Он сомневается в правильности принятого им решения? И имеет ли это значение сейчас, когда их путешествие по дороге жизни началось и никто не вправе остановить их?

– Ариэлла? – позвал ее Эмилиан.

Она одарила его улыбкой:

– Да, я беру этого мужчину в законные мужья, пока смерть не разлучит нас.

В глазах его промелькнуло облегчение.

Неужели Эмилиан и правда считал, что она передумает и бросит его перед алтарем? Неужели он не знает, как сильно она любит его и никогда не перестанет любить? Или его тревожит что-то еще?

– Можете обменяться кольцами, – сказал священник.

Ариэлла не удивилась, когда Стеван протянул им два простых золотых кольца, возможно у кого-то позаимствованные, а возможно, купленные в местном магазинчике.

– Я куплю тебе кольцо с бриллиантом, как только мы вернемся в Вудленд, – прошептал Эмилиан, глядя на нее.

Так они намерены туда вернуться? Когда он надел ей кольцо на безымянный палец, она часто задышала. На глаза навернулись слезы радости.

Затем Стеван подал кольцо Ариэлле, и она надела его на палец Эмилиану. Взор ее был затуманен.

– Объявляю вас мужем и женой, – провозгласил священник. Его супруга громко всхлипнула, а цыгане захлопали в ладоши, радостно улюлюкивая. – Можете поцеловать невесту, – добавил священник.

Ариэлла не находила в себе сил улыбнуться, но Эмилиан улыбнулся ей. Глаза его сияли особым теплым светом. Склонившись к ней, он легко коснулся губами ее губ и замер, пристально глядя на нее и дрожа всем телом.

Эмилиан продолжал стоять на прежнем месте, положив руки Ариэлле на плечи, и она почувствовала, что он намерен сказать ей что-то важное, но не может. В следующее мгновение их окружили друзья, мужчины стали похлопывать его по плечам, а женщины крепко обнимали ее. Кто-то заиграл на флейте.

Ариэлла утерла слезы с глаз. «Боже мой, – подумала она, глядя, как цыгане поздравляют Эмилиана, – мы все-таки поженились».

Глава 19

Ариэлла остановилась на вершине холма, внимательно вглядываясь в расстилающуюся перед ней долину и виднеющуюся впереди небольшую причудливую деревушку, состоящую преимущественно из каменных фермерских домиков, окруженных полями зеленеющего овса и кормовых трав. Из труб поднимался дымок, на крытых соломой крышах гнездились птицы. На пастбищах бродили овцы и коровы. Ариэлла даже заметила пару серых ослов. Вид деревни показался ей, поглощенной собственным счастьем, чарующе-живописным.

Они путешествовали уже неделю с тех пор, как поженились, и Ариэлла все больше и больше влюблялась в Эмилиана. Днем, когда он правил кибиткой, она сидела подле него, и они обсуждали творчество Шекспира, Чосера и Китса, радикальные идеи и программы Оуэна, Шафтесбери и Плейса, историю цыган, викингов и евреев. Они спорили о действенности проводимой Пилом политики, о непрекращающейся реформе уголовного кодекса и парламентских преобразованиях. Эмилиан получил прекрасное образование и был таким же начитанным и умным, как и Ариэлла. К тому же он отличался передовым мышлением, что приводило девушку в восторг.

Он не осуждал ее за свободомыслие. Обсуждая с мужем какой-то вопрос, Ариэлла часто замечала вспыхивающий в его глазах огонек восхищения. В действительности Эмилиан часто уступал жене, когда у них случались разногласия.

– Я принимаю твою точку зрения, – нередко говорил он тихим соблазнительным голосом.

Обхватив себя руками, Ариэлла сделала несколько танцующих шагов вперед, чувствуя себя такой же легкой, как проплывающие над головой облака. День клонился к закату. Сегодня они остановились на ночлег раньше обычного. За спиной девушки возвышалась стена леса, за которой раскинулся их лагерь. Ей следует возвращаться назад, чтобы помочь Джаэли с ужином.

В этот момент слуха ее достигло громкое ржание.

Звук был высоким и пронзительным, словно животное, его издающее, попало в беду.

Ариэлла осмотрелась вокруг и заметила жеребенка, запутавшегося в зарослях. Он снова испуганно заржал, сверкая белками глаз.

Ей потребуется веревка. В голове Ариэллы промелькнула мысль, что нужно позвать на помощь Эмилиана, но, увидев, что жеребенок поранил переднюю ногу и истекает кровью, решила справляться сама. Она поспешила вниз по склону.

При ее приближении животное замерло. Девушка развязала свой пояс и подошла к жеребенку, ласково уговаривая его успокоиться. Он попятился назад и еще больше запутался в колючем кусте, а она тем временем попыталась накинуть пояс ему на шею. Погладив жеребенка, она наконец справилась с задачей и быстро вывела его из зарослей.

Ариэлла как раз собиралась отпустить жеребенка на волю, когда заметила бегущих к ней двоих мужчин. Несомненно, они жили на ближайшей ферме. На лицах их был написан гнев, и девушка заволновалась.

Она стянула пояс с шеи жеребенка. Интуиция подсказывала, что нужно как можно скорее уйти отсюда, но разум нашел эту идею абсурдной.

– Добрый день, – с улыбкой сказала она.

В этот момент один из мужчин, тот, что помоложе, подскочил к ней и с силой схватил ее за руки, заставив вскрикнуть от удивления и боли.

– Попалась, воровка, – процедил он. – Хорошенькая цыганочка, ничего не скажешь.

Ариэлла никак не могла взять в толк, о чем этот человек вообще толкует.

Он с вожделением воззрился на низкий вырез ее блузки.

– Вы все неправильно поняли, – запротестовала она, пытаясь поправить свое одеяние. Щеки ее полыхали огнем. – Отпустите меня!

Мужчина прижал ее к себе.

– Заткнись.

Его слова настолько обескуражили Ариэллу, что она лишилась дара речи. Мысли ее мешались. Никто никогда не говорил с ней прежде столь грубо .

– Здесь, в Скирвисе, мы ставим цыганам, крадущим наших лошадей, особое клеймо, а с их шлюхами и вовсе разговор короткий. – Он ухмыльнулся.

Беспокойство в душе Ариэллы сменилось настоящим страхом.

Эти мужчины приняли ее за цыганку и вознамерились поступить с ней точно так же, как с любой другой женщиной-цыганкой. Это случалось и с Джаэлью, и с Райзой.

Ариэллу сковал леденящий ужас.

– Отпустите меня сию же секунду! Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне! – вскричала она, все еще не веря в реальность происходящего. Она же Ариэлла де Уоренн и виконтесса Сен-Ксавье!

– А говорит-то как, ни дать ни взять высокородная дама, – заметил второй мужчина. Он хлопнул жеребенка по крупу, и тот ускакал прочь.

Каждой клеточкой тела Ариэлла ощущала присутствие рядом с собой мужского тела, и это чрезвычайно пугало ее. Он замыслил совершить ужасное злодеяние, и ей во что бы то ни стало нужно сбежать от него.

– Отпустите меня, – твердо повторила она. – Я виконтесса Сен-Ксавье.

– Ишь кем себя возомнила! Ты, что ли, цыганская графиня, дорогуша? – Он рассмеялся. – Послушай-ка, что я тебе скажу. Давай заключим с тобой договор. Ты покоришься мне, а я оставлю в покое твои хорошенькие ушки.

Ариэлла зажмурилась, чтобы не показывать, как ей страшно, затем сказала:

– Отпустите меня или пожалеете!

– Джонни, она говорит как англичанка, – неуверенно протянул старший мужчина.

– Значит, она английская цыганка, вот и все. – Он схватил ее рукой за грудь.

Ариэлла стала отчаянно отбиваться, чувствуя, как внутри закипает ярость. Мужчина расхохотался и потянул ее блузку вниз, обнажая груди. Она среагировала мгновенно – укусила обидчика за руку так сильно, как только могла. Он взвыл от боли и отпустил ее.

Ариэлла бросилась бежать.

Подняв длинные юбки, она устремилась вверх по склону, подстегиваемая ужасом. За своей спиной она слышала проклятия и тяжелое дыхание преследователя. Он был очень близко . Она принялась еще проворнее перебирать ногами, хватая ртом воздух. В сознании ее растревоженной птицей бился страх. Она должна во что бы то ни стало убежать. Уже достигнув вершины холма, Ариэлла споткнулась, но бега не замедлила, устремляясь к кромке деревьев. Легкие ее грозили в любое мгновение разорваться на части. Ветви деревьев хлестали ее по лицу и рукам, а преследователь схватил за подол юбки.

Ариэлла упала на живот.

– Поймал! – радостно прорычал мужчина.

Ариэлла стала звать на помощь Эмилиана. Когда ее обидчик навалился на нее всем телом, она вцепилась ему ногтями в глаза.

Он отпрянул, и она расцарапала ему лицо, потом подхватила валяющийся на земле камень и стукнула им мужчину в челюсть. Глаза его закатились, и он потерял сознание.

Трясясь всем телом, Ариэлла встала на четвереньки и тут услышала крик Эмилиана. Одернув блузку, она, спотыкаясь, побрела через лес ему навстречу.


«Мне очень жаль, Эмилиан, но Эмма была женой и Кнута, и Этельреда. Твои факты неверны».

Он улыбнулся, решив, что, возможно, Ариэлла все же права. Потом в памяти его всплыл их недавний спор о расширении прав католиков. Ариэлла отметила, что диссидентов до сих пор исключают из университетов, а Эмилиан пытался доказать, что иногда постепенное проведение реформ – лучший путь изменений. Девушка начала было опровергать его слова, но он прервал ее поцелуем.

Эмилиан опустил на землю собранную им вязанку хвороста, думая о предстоящей им ночи и о той, что уже осталась позади. В голове его сменялись образы его прекрасной жены, обнаженной и раскрасневшейся, оседлавшей его и двигающейся в неистовом ритме и требующей все большего. Пульс его участился. Эмилиан отдавал себе отчет, что Ариэлла стала раскованной и опытной любовницей, что не могло его не радовать.