Я сжала руку старика.

– Прости, дядя. Я много раз собиралась написать, честное слово, но потом происходили разные вещи, порой очень печальные, и мне не хотелось причинять вам еще больше горя. Мне казалось, что для вас будет лучше думать, что меня нет в живых. Я многое пережила, многое видела, на мою долю выпали удивительные приключения. Я думаю, вы можете мной гордиться. Но подождите. Где Оноре? В Париже? Он не женился?

Внезапно дядя Тео весь как-то сморщился и постарел.

– Оноре убит на дуэли, Элиза. Это произошло спустя примерно два месяца после того, как ты исчезла.

– Боже, – пробормотала я. – Это я во всем виновата. Кто-то сказал ему что-нибудь обо мне, и он… Он был такой вспыльчивый…

– Нет, нет, – перебил меня Филипп, – ты тут ни при чем. Он дрался из-за девушки. Ты же знаешь, каким был наш брат. Мы ничего не знали до самого конца, а когда узнали, было уже слишком поздно.

– Бедные мои, – медленно проговорила я. – Как бы мне хотелось быть с вами. Я знаю, как это тяжело.

– Всем было тяжело, – сказала Франсуаза. – Но время идет, то черная полоса, то белая. Ты очень бледна и худа, Элиза. Ты что, хочешь родить заморыша?

– Нет, Франсуаза, – засмеялась я, – не хочу. Я знаю, что этого просто не может случиться, коль скоро ты мной займешься!

– Надо было послушать ее, когда я вернулся из России! – засмеялся Филипп. – Она так на меня набросилась, будто я голодал по собственной воле.

– Можете не сомневаться, – фыркнула Франсуаза, – ваш Бонапарт вовсе не был тощим, когда вернулся в Париж. Так что, заявляю вам, хорошо, что его больше нет!

– Вот тут, Франсуаза, я с тобой совершенно согласен, – сказал дядя Тео. – Пойдем, Элиза, ужинать, а Франсуаза позаботится о твоей Саванне. Что за чудное имя! Америка! Я всегда хотел побывать в этой стране. Брат твоего деда Пьер-Клод обосновался в Америке, да ты, наверное, знаешь.

– Чтобы улизнуть от судебных исполнителей, – едко добавил Филипп. – Элиза! Не плачь! Что случилось?

Филипп обнял меня за плечи.

– Ничего, – ответила я, вытирая слезы. – Так хорошо дома. Ничего не изменилось, и все же… мне кажется, что все будто не так. Я чувствую себя иностранкой, но все так знакомо, так дорого мне. Я так рада, что вернулась домой! Так несказанно рада!

Мой сын появился на свет в июне 1815 года. Я назвала его Этьеном, в честь Стефана Мак-Клелланда, деда Гарта. Дядя Тео вспомнил, что Этьен Лесконфлер прославил себя во время норманнского завоевания Англии в 1066 году, так что имя дядю вполне устроило. Я рожала всю ночь и весь день, и в кратких паузах между приступами рвущей, мучительной боли, я думала о Гарте. Его лицо стояло у меня перед глазами, мне казалось, что я слышу его голос, зовущий меня по имени. А когда я услышала крик нашего мальчика, я расплакалась от радости. Теперь я никогда не потеряю Гарта. Часть его будет принадлежать мне до самой смерти. Но я никогда не увижу его больше, и боль от сознания этой истины почти заслоняла для меня радость от рождения Этьена.

Нет, ничего не изменилось, и все же изменилось все. Замок по крайней мере оставался прежним. Чуть менее ухоженный, чуть более потрепанный, как и его владелец, но по-прежнему заполненный вещами, которые окружали меня с детства.

Однажды я увидела, что со своего обычного места на каминной полке в библиотеке исчез мой портрет.

– Дядя Тео, ты не сделал этого!

– Чего не сделал, дитя мое?

– Ты не продал Диану! Какой ужас! Мы могли бы одолжить денег. Арманд с удовольствием помог бы нам.

– Прости, Элиза, – мрачно ответил дядя, – я знаю, как тебе дорог был портрет. Но Давид нынче так удачно подскочил в цене… У меня просто не было выбора, – закончил он, пожав плечами.

– Что-то не чувствуется, чтобы ты особенно расстроился, – холодно заметила я.

В конце концов портрет принадлежал лично мне, и я имела все основания полагать, что мои права собственницы попираются. Но, быть может, дядя просто не счел нужным об этом подумать.

– Деньги умеют утешать во многих скорбях, Элиза., Когда ты повзрослеешь, то поймешь, что я имею в виду.

Мужчины и впрямь весьма ограниченные создания.

– Мама! Мама! – Маленькие ручонки тянули меня за юбку. – Мама, пойдем гулять! Пожалуйста, мама!

Я подхватила малыша на руки и усадила на колени. Этьен беспокойно заерзал.

– Гулять? Малыш, ты целый день был на улице, и всюду находил неприятности. Зачем тебе еще куда-то идти?

– Я хочу погулять с тобой, – улыбнулся малыш.

– Лук! Лук Лесконфлеров! Пропал! Украли! Похитили!

Дядя Тео ворвался в комнату.

– Где Дерейн? Где…

– Вот лук, дядя Тео, его полчаса назад вырвали из рук твоего внучатого племянника, как раз перед тем как он успел натворить настоящих бед. Этот негодник чуть не пристрелил Дерейна. Бедняга до сих пор не может прийти в себя. Бедный Дерейн. Бедный дядя. – Я поцеловала старика в щеку. – Я его сейчас увожу гулять.

– Куда? – быстро спросил дядя. – Куда ты идешь, моя радость?

Я озадаченно посмотрела на дядюшку.

– В лес, наверное. Точно не знаю.

Этьен, услышав новость, довольно завозился.

– А почему ты спрашиваешь, дядя?

– Да так просто. Вдруг кто зайдет навестить…

– Никто не зайдет. Арманд на неделю уехал в Рим. Пошли, чертенок. Кстати, дядя, что мне делать с преступником? Выпороть?

– Выпороть! – испуганно повторил дядя. – Конечно, нет, Элиза. Ребенок не может подавить естественные порывы…

– И я свои не могла подавить, однако, насколько мне помнится, вы настойчиво побуждали меня это сделать.

– Этьен – настоящий Лесконфлер, мальчик, созданный для приключений. Ты хочешь сказать, что он сам додумался, как стрелять из лука? Не могу поверить!

– Можешь спросить у Дерейна. Пошли, Этьен.

Я протянула мальчику руку, и он крепко вцепился в мой палец.

– Попрощайся с дядей Тео, Франсуазой и Саванной.

Все трое наклонились к нему, чтобы мальчик мог их поцеловать. Этьен рос чертенком, но чертенком удивительно ласковым.

– Так куда пойдем, мое сокровище? – спросила я, спускаясь по широкой парадной лестнице.

– В лес, – быстро ответил мальчик, повиснув на моей руке. – Я пойду убивать индейцев. Хочу показать папе много мертвых индейцев.

Опять этот папа!

Виктор, наш новый слуга, с недавних пор супруг Саванны, ослепительно улыбнулся нам и отпер дверь. Из прохладного холла мы вышли на солнце. Я отпустила Этьена, он бегом сбежал по лестнице и кинулся к фонтану.

– Хотел бы я иметь столько сил.

– О, Филипп, – сказала я, улыбаясь брату, выходящему из конюшни. – Мне кажется, природа должна была наделить матерей вдвое большей энергией, чем их подрастающих чад, а у меня нет и половины. Ты знаешь, что Этьен натворил сегодня?

– Ты про лук? Да, Дерейн мне рассказал. Сказал, что до этого в него никто никогда не стрелял. Я думаю, опыт он сегодня обрел не из приятных. Мне бы тоже не понравилось, будь я на месте старичка.

– Как ты себя чувствуешь, Филипп? – спросила я, обеспокоенно глядя на брата. Он так до конца и не оправился после ампутации и истощения. – Как бы я хотела, чтобы ты был здоров. Я готова поделиться с тобой здоровьем!

– Нет, моя дорогая, я не принял бы такого подарка. Тебе понадобится все твое здоровье и даже больше, чтобы вырастить его, – сказал Филипп, кивнув на моего чертенка, который уже барахтался на дне бассейна, стараясь поймать руками золотую рыбку. – Я вполне здоров, слава Богу, еще и всех вас переживу. А ты как, Элиза? Выглядишь ты красавицей. Ты счастлива здесь?

– Конечно, Филипп, что за вопрос.

– Тебе нужна семья, сестра. Если бы с тобой был мужчина, который бы любил вас с мальчиком и заботился о вас, я был бы спокоен.

Я думала, что он начнет уговаривать меня выйти за Арманда, но неожиданно для меня Филипп спросил:

– Элиза, ты когда-нибудь вспоминаешь Гарта?

Я хотела было возмутиться, сказать, что вообще о нем забыла, но почему-то, посмотрев на играющего Этьена, тихо сказала:

– Я думаю о нем каждый день, Филипп. Надеюсь, он здоров. Я верю, что он нашел свою любовь и счастье, пусть маленькое, но счастье. Я желаю ему только хорошего.

– Да, – сказал Филипп, – ты все еще любишь его. Если бы ты могла с ним повидаться…

– Этого не будет. Слишком больно. Прости, Филипп, но я обещала взять Этьена в лес. Мне пора.

Я побежала через лужайку к фонтану и, украдкой взглянув на Филиппа, заметила, что тот хитро улыбается. Все это было довольно странно. Я почувствовала легкое раздражение. Что это сегодня с ними со всеми?

Этьен вылез из фонтана, не протестуя, стоило мне только объявить, что мы идем искать индейцев. Поля, раскинувшиеся вдоль дороги, пахли теплым августом. Мы пришли на полянку, сплошь усыпанную маргаритками. Я сплела венок и опустилась на колени перед Этьеном, и он короновал меня как Королеву Индейцев. Вскоре мы очутились на берегу ручья, где когда-то я впервые встретилась с Гартом.

Как давно это было. Тогда мне исполнилось семнадцать лет, я была простодушной и наивной, как и любая девочка моего возраста. Я понимала: глупо вспоминать тот день, но память редко следует приказам разума, прислушиваясь лишь к сокровенным желаниям сердца.

– Мама, можно поплавать?

Неугомонный Этьен носился взад и вперед по поляне.

– Нет, милый, не сегодня. Но потом, когда у нас будет побольше времени, мы непременно сюда вернемся. Пожалуй, мне придется нести тебя домой на руках, если ты не угомонишься.

– Нет, мама, я пойду сам, – упрямо заявил мальчик. – Если нельзя плавать, значит, я буду играть с мечом.

Он нашел палку и с полчаса носился с ней, тыча в каждый куст, а потом, забравшись ко мне на колени, потребовал рассказать сказку. Через пару минут он уже спал. Я тихо положила его на согретую солнцем землю. Пусть немного поспит, решила я, а потом мы вернемся в замок. Я невольно залюбовалась сыном. Этьен и вправду рос красивым мальчиком. Если бы можно было повернуть время вспять, я бы ничего не стала менять в своей судьбе: я получила награду за испытания – сына.

Я пошла вдоль ручья, любуясь чистой и прозрачной водой.

– Я должен был догадаться, что встречу тебя здесь, – раздался до боли знакомый голос.

Я медленно повернула голову. Он не слишком изменился за последние три года. Только седина заблестела на висках, да складки лица чуть углубились. Сердце повернулось у меня в груди.

– Здравствуй, Гарт, – сказала я.

Он спешился, но подходить не стал, а стоял рядом с конем и молча смотрел на меня.

– Ты приходишь сюда… часто?

Я покачала головой.

– Нет. Я не была здесь с того времени, как… как жила дома. Это просто стечение обстоятельств.

– Это не стечение обстоятельств, а неизбежность. Ты очень красива, Элиза. Даже красивее, чем я тебя помнил.

Я вспыхнула. Должно быть, он дразнит меня. Я искала в его лице следы прежнего самодовольства, которое когда-то приводило меня в бешенство, но не находила. Он смотрел очень серьезно, без улыбки. Опустив взгляд, я сняла венок из маргариток. Влажные завитки упали на глаза, и я нетерпеливым жестом откинула их назад.

– Вы застали меня не в лучшем виде, сударь, – сказала я с натянутой легкостью.

В первый раз Гарт улыбнулся.

– Я так не думаю. Ты выглядишь именно такой, какой я тебя себе представлял.

Я больше не могла выдержать его взгляда. Я чувствовала, как краска медленно заливает мое лицо, и закрыла глаза.

– Ты оказался далеко от Луизианы, Гарт.

– Да. Президент Монро назначил меня послом во Франции, Элиза. Я как раз еду в Гавр, мне по делам надо в Лондон, вот я и решил, что небольшой крюк не станет для меня слишком обременительным. Последнее время я стал сентиментальным. Старею, видимо. Оказывается, я помню тот день, когда увидел тебя впервые, свежо и во всех подробностях. Мне приятно думать о нем.

– Я тоже как раз вспоминала о том дне, – проговорила я низким шепотом.

– И хотела, чтобы я появился?

– Конечно, нет. – Я дерзко тряхнула головой. – Ты ведь не заходил в дом?

– Чтобы быть подстреленным одним из твоих корсиканских родственников? Нет уж, увольте. – Он усмехался. Передо мной был прежний Гарт, самонадеянный и циничный. – Кроме того, мои наилучшие воспоминания связаны не с замком, а с этим местом. Мне долго пришлось его искать.

– Так, значит, ты собирался проехать мимо? – спросила я как бы между прочим.

– Да, боюсь, что ты права, Элиза. Хотя твой старый приятель Лафит просил, чтобы я навестил тебя. Мы встречались за ужином накануне моего отъезда.

– В самом деле? Как поживает Жан? Я не получила от него ни весточки.

– Как и он от тебя. Но этот факт не остудил его горячей привязанности. У него все хорошо, и он подумывает перевести свое дело в Техас. Я думаю, он решил уйти в отставку.

– Что за чепуха! Он еще молод!

Гарт пожал плечами.

– Может быть. Но преступления, как и головокружительные приключения, имеют свойство старить мужчину. И женщину тоже.