— Глупо меня отталкивать, — так же тихо проговорил Кристофер.

— Ты мне как брат, — с неожиданно прорвавшимся сквозь обычную сдержанность теплом в голосе признался Дориан. — И я могу оттолкнуть тебя, если захочу.

Кристофер не посмотрел на него.

— У таких, как мы, братьев нет.

— А у меня — есть. Даже больше одного, как я уже говорил. — В голосе Дориана примечательно смешались веселье и раздражение.

— Ты с ними знаком? — не удержался от вопроса Кристофер.

— Только с одним. Шотландским маркизом. Продолжает слать мне этот свой чертов отличный скотч. Он был за границей, сражался за Империю и все такое, но мы редко виделись с момента смерти нашего отца.

— Я думал, твоего отца убили, — задумчиво произнес Кристофер. Он взглянул на Дориана и увидел, как тот залпом осушил свой виски.

— Как и я, — хмыкнул Блэквелл. — Quid pro quo[15], полагаю.

Арджент кивнул, припоминая, что покойный маркиз Рейвенкрофт заплатил за убийство собственного бастарда в тюрьме Ньюгейт. Возможно, вовсе не иметь отца было бы не такой уж трагедией.

— Во всяком случае, для меня ты больше брат, чем любой из них. Думаю, мы связаны кровью. Реками крови. И за последнее десятилетие мы походили на семью, насколько это только возможно в нашем случае, — не без явного усилия проговорил Дориан. — Мы бились и сражались вместе. Мы не предавали друг друга. Мы вместе вели войну. И, в конце концов, между нами, надеюсь, есть доверие, и все обиды в прошлом и прощены.

Кристофер знал, что он имел в виду тот вечер, когда Доршоу похитил Милли. То, что все изменилось после того, как Кристофер набросился на Черное Сердце из Бен-Мора в его собственном доме.

И одно это признание Дориана живо свидетельствовало о его восхищении Кристофером.

Они оба вновь уставились на огонь, но Кристофер знал, что Дориан прав. И просто сформулировал причину, по которой Кристофер оказался у его ворот.

— Хорошо, пусть братья, — отрезал он, поерзав в кресле. — Но только попробуй меня обнять, и я уйду.

Дориан усмехнулся.

— Тогда позволь мне дать тебе братский совет.

— Нет.

— Я все равно скажу.

Кристофер зарычал:

— Из любви к…

— Любовь, — произнес Дориан с таким нажимом, что Кристофер замолчал. — Именно из-за любви я и назвал тебя идиотом, — проговорил Дориан, повернувшись, наконец, в кресле, чтобы посмотреть на Кристофера. — Такие, как мы, любят не как все обычные люди. Терпеливо, поэтично, нежно и почтительно. Наша любовь — навязчиво властная, даже одержимая, а… порой даже чертовски пугающая.

Кристофер сжал стакан так, что тот едва не лопнул.

— Зачем ты мне это говоришь? — Ему захотелось бежать, но он словно прилип к креслу.

— Стены, за которыми мы так много пережили, мы носим в себе, и думаю, они не рухнут никогда. Поэтому тем, кто хочет нас любить, приходится преодолевать эти высокие, сплошные стены, и… они оказываются запертыми вместе с нами в их ловушке.

— Зачем собственно ты мне…

Дориан поднял руку.

— По крайней мере, иногда мы можем убрать несколько кирпичей. Пустить дневной свет. Сделать стены ниже. Понимаешь, о чем я толкую?

— Единственное, что я понимаю, так это то, что ты до смерти избиваешь несчастную и без того никуда не годную метафору, — возмутился, больше не желая слушать, Кристофер.

Тем не менее Дориан бесстрашно продолжал:

— Лишь редкой и воистину двужильной женщине под силу выдержать жизнь с нами. Для большинства это слишком. Мы слишком… изломаны. Слишком жестоки. Им не выплыть в реках пролитой нами крови.

— Фаре удалось, — горько заметил Арджент.

— Я пошел на компромисс. Сделал уступки.

— Какие? — спросил Арджент. — Ты все еще Черное Сердце из Бен-Мора.

Дориан прочистил горло.

— Поверишь ли, если я тебе скажу… что половина моих предприятий фактически законна?

— Нет.

— Не сомневаюсь, я ведь тоже не особо желаю светиться.

Арджент уставился на Блэквелла. Он знал, что тот любит жену, что он искал ее целую вечность, даже когда все считали ее мертвой. Но… законный бизнес? Он был кровавым королем преступного мира. Уступая лишь Ардженту по количеству людей, которых он убил собственными руками. Теперь у него была дочь. Жена. Почетный титул не хуже, чем у супруга самой королевы. Жизнь, дававшая новые, большие возможности.

И он казался… счастливым. Довольным. Небеса не разверзлись, и земля не загорелась под ногами.

Это немыслимо… и все же…

— Не знаю, на какие пойти уступки. Мне не смыть с рук пролитую кровь. И я ей сказал, что я — охотник. Я — убийца. Боюсь, даже если я попытаюсь остановиться, то не смогу.

Дориан долго смотрел на него, его взгляд туманили собственные мысли.

— Думаю, это живет в нас обоих. Этот мрак. Стремление быть хищником или, того хуже, разыгрывать из себя бога.

Кристофер кивнул, проклиная умение Блэквелла точно назвать корень проблемы.

— Ты мог бы принять предложение Морли, — намекнул Дориан.

— Работать на врага? — возмутился Кристофер. — Ни за что.

Дориан задумчиво пожевал губами и немного печально улыбнулся.

— Не такой уж он и враг.

— С каких пор?

— У нас появились общие интересы… — таинственно ответил Дориан. — Тюремная реформа, например. Вытащить тех же людей с улиц, очистить сточные канавы от подонков и тому подобное. У тебя здорово получилось бы. С твоими навыками ты стал бы его жемчужиной. И тогда ты и мисс Ли Кер… — Он не продолжил, но этого и не требовалось.

— Милли и я… — У Кристофера сжалось сердце. Надежда штука опасная. Стоит только ей поддаться, и от нее не избавишься.

— И тебе не придется менять ни себя, ни род занятий, — продолжал Дориан. — Переучиваться. Даже если ты не примешь предложение Морли, ты все равно будешь нужен мне. И поскольку мой мир… меняется… мог бы измениться и твой.

— Блэквелл, принятие его предложения или твоего не сотрет мною содеянного.

— Нет, — согласился Черное Сердце из Бен-Мора. — Не сотрет. Но ведь она влюбилась в тебя, в убийцу?

— Как ты узнал? — горько спросил Кристофер.

— Эти стены добротно сложены, но не настолько толсты, чтобы не пропустить ничего, — поднял брови Дориан и насмешливо огляделся.

Хмурый взгляд Кристофера посуровел и вовсе не от прекрасного виски Рейвенкрофта.

— Кроме того, она поведала нам о своих чувствах к тебе. — Дориан встал, подошел к окну и поглядел на свет угасающего дня. — Я не шибко разбираюсь в женщинах, — признал он. — Но скажу, что твое стремление будет означать больше, чем ничего. Если она узнает, что ты пытаешься… Если она будет уверена в твоих чувствах…

— Я сам не уверен в своих чувствах, — со звоном поставил стакан Кристофер. Громче, чем хотел. — Мне просто неведомо, что значит чувствовать.

— Да, но ты учишься, — заметил Дориан. — Мы оба, я думаю. До мисс Ли Кер, до Фары ни ты, ни я никогда бы не отважились на подобный разговор. Возможно, именно поэтому она тебе и нужна. — Долгий выдох Дориана затуманил стекло стакана. — Женщины — существа эмоциональные. В этом, как и во многом другом, они нас превосходят.

Кристофер откинулся на спинку кресла, уставившись на языки пламени, словно бы в их игре была разгадка тайн мироздания. Охотник на стороне закона? Официальный представитель короны… Такое возможно? Согласится ли Милли хотя бы еще раз с ним встретиться, не говоря уж о том, чтобы…

Они вправду обдумывали эту сумасшедшую идею?

— Что, если я не смогу…

— Если? — усмехнулся Дориан, с такой силой огрев ладонью стену, что Кристофер вскочил. — К черту эти «если». Арджент, а что если они наш последний шанс стать лучше? Что, если они подарок небес за всю обрушившуюся на нас несправедливость? Что, если за все содеянное нам суждена вечность адских мук, но у нас хотя бы будет память о нескольких годах, проведенных с богиней? — В его глазах вспыхнул темный огонь. — Я едва не упустил Фару, и ты видел, как я страдал. Зачем повторять мою ошибку? Что, если ты потеряешь мисс Ли Кер навсегда, потому что ты, слишком занятый гребаный идиот, не воспользовался возможностью?

Кристофер открыл рот, однако стук в дверь кабинета избавил его от необходимости придумывать ответ.

— Мистер Арджент, в вестибюле вас ждет особа, с кем вам обоим следует поговорить, — раздался из-за двери нежный голос Фары.

Сердце Арджента прыгнуло в груди, когда он резко распахнул дверь, заставив леди Нортуок вздрогнуть.

— Милли? — спросил он.

Она покачала головой, и ее серебряные глаза заблестели от беспокойства.

— Боюсь, что нет. Это леди Бенчли, Филомена Сент-Винсент.

— Какого черта она здесь делает? — через плечо Арджента спросил Дориан.

— Она сказала, что у нее есть сведения о тех убитых женщинах и пропавших мальчиках.

— Но дело закрыто, — проговорил Блэквелл.

— Я тоже так думала, — пожала плечами Фара. — Мистер Арджент, вы понимаете, что происходит?

Кристофер бросился мимо нее в вестибюль, который уже начинал ненавидеть. Оттуда, казалось, просто не могло прийти ни одной хорошей новости.

Пар поднимался над чашкой горячего чая, к которой леди Бенчли, судорожно сжимавшая в руках влажный платок, даже не притронулась. Нелепая оранжевая шляпа и вуаль стали понятны, когда она встала и подняла голову. Слезы оказались не единственной причиной отека глаз. Совсем недавно у нее был сломан нос. Хотя уродливые синяки уже успели пожелтеть, воспаление еще полностью не сошло.

— Мистер Арджент, — встала она и ахнула, когда за Кристофером в комнату вошли Дориан и Фара. — Мне действительно очень приятно вас здесь видеть, — не без видимых усилий склонилась она в безупречном реверансе и прижала к носу платок.

Кристофер медленно подошел к ней, и она, поморщившись и схватившись за ребра, отпрянула от него.

— Вы знакомы? — спросила Фара, подхватив леди Бенчли под локоть и помогая ей сесть.

Леди Бенчли осторожно опустилась на диван, стараясь не дышать, пока не уселась.

— Нас представили в театре, после «Отелло». Вы сопровождали мисс Миллисент Ли Кер. Вы оба были так добры, — несмело улыбнулась леди Бенчли.

— Леди Бенчли, вы ранены, и вы в беде. Чем мы можем вам помочь? — спросила Фара, взяв ее за руку.

Рядом с тонкой, ангелоподобной леди Нортуок Филомена Сент-Винсент казалась еще пухлее и желтее, чем во время их встречи. Способствовали тому абрикосовое платье и шляпа, а также заживающие раны. Хотя при внимательном рассмотрении Кристофер вновь отметил очаровательные ямочки на щеках и притягательные, несмотря на отек и покраснение, нефритовые глаза.

— Пожалуйста, зовите меня Мена, обо мне есть, кому позаботиться, и я пришла сюда не за этим, — произнесла она милым и молодым голосом, контрастирующим с тенями на ее лице.

Фара подняла брови.

— Да, но…

— Пожалуйста, — взмолилась Мена. — Я… у меня мало времени. Мое отсутствие, скорее всего, уже замечено, поскольку сегодня днем я еще была в Скотленд-Ярде. — Подбородок у нее задрожал, но заметным усилием воли она взяла себя в руки.

— А зачем? — невозмутимо спросил Дориан.

— И какое отношение это имеет к Миллисент Ли Кер? — потребовал Арджент.

Фара бросила на него испепеляющий взгляд, однако Мена даже не вздрогнула. Виконтесса явно была не изнеженной мимозой, но женщиной, привычной к грубому тону.

— Как вы наверняка уже знаете из газет, мой зять, лорд Терстон, был убит при ужасающих обстоятельствах, — начала Мена.

Никто не сказал ни слова и не обменялся ни единым взглядом.

Оставалось неясным, что Мена Сент-Винсент знала об обстоятельствах смерти лорда Терстона.

— Я часто провожу время в обществе его жены, леди Кэтрин, поскольку она моя золовка. Она, как вы знаете, женщина не слишком добрая, но у нас есть общее горе. — Поднеся дрожащую руку ко рту, Мена сглотнула, прежде чем продолжить.

Сжав руки в кулаки, Кристофер наклонился вперед, чтобы не пропустить ни слова из рассказа убитой горем женщины.

— Мы обе замужем уже несколько лет и до сих пор не смогли подарить мужьям наследников. Понимаете, я никогда не могла… зачать. А Кэтрин, она потеряла всех детей, которых зачала, либо в утробе, либо сразу после рождения. — Мена посмотрела на Фару. — Думаю, это и привело ее в бешенство.

— Зачем вы об этом говорите? — раздраженно спросил Кристофер.

— После гибели лорда Терстона она отправилась в одно из своих поместьев в Эссексе. Я не получала от нее известий целый месяц, и меня это беспокоило, потому что я полагала, что смерть мужа вряд ли стала для нее страшным ударом. Не секрет, что их брак не был счастливым. Итак, я поехала к ней в Эссекс, чтобы проведать ее, и там, в Фенвик-холл, раскрыла ее тайну.