Рексанна Бекнел - Опасности любви

Но сейчас Айвэну не было до этого дела. Он хлопнул Алекса по плечу.

– Рад был тебя видеть. И вас тоже, Смит.

И он недвусмысленно подтолкнул Алекса к двери.

Алекс усмехнулся и с насмешливым видом осмотрелся.

– Ба! Неужели мы последние? А где же твоя очаровательная жена, Торнтон?

Смит, выпивший больше, чем ему полагалось, рассмеялся и неожиданно выпалил:

– Да она уже разделась и ждет! Знаете ли, милорд, у вашей женушки такие роскошные… Ой!

– Ради бога, извините, сэр Смит, – пробормотал Алекс, таща его за собой к двери. – Если не ошибаюсь, дочка вас уже заждалась.

Айвэн с такой силой захлопнул за ними дверь, что лампы зазвенели. Если бы он этого не сделал, то ему пришлось бы раскроить обидчику морду. Старый козел! Да кто дал ему право разглядывать грудь Люси?! Да, она прекрасна. Айвэн и сам с трудом отрывал от нее взгляд. Интересно, ему просто показалось или грудь и впрямь стала больше, чем раньше?

Да нет, просто у него слишком давно не было женщины. Вот уже несколько недель. А беседа перед танцами только еще больше распалила его.

Он закрыл дверь и, кивнув Симмсу, направился к лестнице. Но внезапно путь ему преградили Валери и сэр Джеймс. Они стояли рука об руку и воинственно смотрели на него.

– Надеюсь, вы не хотите помешать мне подняться к собственной жене? – нахмурился Айвэн.

– Мы хотим поговорить с вами, – решительно заявил сэр Джеймс. – Мы не можем спокойно смотреть на то, как вы обращаетесь с Люси.

Айвэн подошел к нему вплотную.

– Отойдите, – приказал он, сверкая глазами.

Сэр Джеймс сглотнул, но с места не двинулся. Айвэн едва не выругался. Не хватало только драться с ним! Но, очевидно, придется.

Валери незамедлительно втиснулась между ними.

– Айвэн, пожалуйста! Мы не хотим вмешиваться, но…

– Так и не вмешивайтесь!

– Вы даже не представляете, как ей было тяжело!

Айвэн заскрежетал зубами.

– А мне кажется, я представляю. И сегодня я намерен все исправить.

Она взяла его за руку.

– Вас не было почти два месяца. Разве такое можно исправить за один день?

Почти два месяца… Ему они показались двумя годами. А что же пережила Люси? Айвэн глубоко вздохнул и посмотрел на Валери. Лицо ее было серьезным.

– И когда вы стали такой мудрой, дорогая кузина?

Она улыбнулась – радостно, как ребенок, и мудро, как женщина.

– Любовь раскрывает человеку глаза.

– Любовь… – повторил Айвэн.

– И я советую вам не путать любовь с похотью, – вставил сэр Джеймс. – Эти два явления могут успешно сосуществовать, но они – не одно и то же.

У Айвэна на скулах заиграли желваки.

– Могу заверить вас, сэр, что я эти две вещи никогда не путал. Так что прошу прощения.

Валери, судя по всему, была довольна, а Моби не очень. Но они расступились, пропуская его, и Айвэн в несколько прыжков поднялся по лестнице, не успев растерять желания. Однако этим голубкам все-таки удалось смутить его. И какого черта они вмешиваются не в свое дело?! Они с Люси муж и жена, и, если ему пришлось на какое-то время уехать по делам, это касается только их двоих. Не мешает же он Люси развлекаться, как она это сделала сегодня, и тратить то довольно приличное пособие, которое он ей выделил. При чем здесь любовь? Ее или его?

Она повеселилась – теперь настало его время.

Люси ждала его в спальне. Но не в кровати. Она сидела, съежившись, в высоком кресле в углу комнаты. Платье она еще не сняла, но уже успела вытащить из волос заколки, и роскошные локоны закрывали ей плечи. Туфли ее валялись на ковре подле кресла.

Она смотрела на него без улыбки.

Айвэн одним движением плеч скинул с себя фрак.

– Тебе помочь с платьем?

Она покачала головой, и Айвэн начал расстегивать рубашку.

– Насколько я вижу, ты уже обустроилась в этой спальне. А где мои вещи? – спросил он, когда вдруг сообразил, что его туалетных принадлежностей нет.

– В Дорсете. На чердаке.

Айвэн замер, не успев снять пояс.

– На чердаке? Месть, я полагаю?

– Значит, ты согласен с тем, что у меня есть для этого основания?

Он продолжал методически раздеваться.

– Разумеется, согласен. Но давай сейчас обо всем забудем, Люси.

– Вот как?

Айвэн посмотрел на нее. Перед приемом он застал ее врасплох, и она повела себя так, как подсказывали чувства. Она была сердита на него, но ему удалось заставить ее забыть о злости. Однако во время бала у нее было время подумать и вновь подогреть свою злость. Но ничего, он как-нибудь справится с этим.

Айвэн медленно подошел к креслу и, склонившись над Люси, уперся руками в подлокотники. Теперь она не могла никуда убежать от него.

– Если тебе хочется покричать на меня – ради бога. От этого ты меньше меня хотеть не будешь. Как и я тебя.

В глазах ее промелькнуло что-то похожее на боль, но Айвэн тут же убедил себя, что это ему показалось.

– Ты не имеешь понятия о том, чего я хочу, – без всякого выражения произнесла она.

– Ты так думаешь?

Не сводя с нее глаз, он скользнул пальцами по ее груди и почувствовал, что каждая клеточка его тела реагирует на это прикосновение, на ее запах, на тепло ее тела. На самую близость ее. Но он заставил себя думать только о том, как возбудить ее. Она должна знать, кто здесь господин и кто кому должен подчиняться!

– Ты хочешь вот этого, – пробормотал он, заметив, как ее взор потемнел от желания. – Ты хочешь, чтобы губы мои касались тебя вот здесь, – прошептал он, и палец его коснулся набухшего под тканью соска.

Внутренне усмехаясь, Айвэн наблюдал за тем, как она изо всех сил пытается оставаться холодной. Но как только он к ней прикоснулся, она резко вдохнула, а когда он оторвал руку, она медленно выдохнула. Ему стало ясно, что все в порядке. Она вот-вот сдастся.

– Если я ошибаюсь относительно твоих желаний, Люси, то, может, ты мне скажешь, чего хочешь?

Она тяжело дышала, глаза ее блестели, словно от слез. Но она не плакала, и Айвэн совсем успокоился. Она просто возбуждена. А это все, что ему нужно. И ей. Это единственное, что ей на самом деле от него нужно. Это единственное, что может привязать ее к нему навеки.

Вернее, настолько, насколько это будет нужно ему.

Но, к его удивлению, Люси вдруг обхватила его лицо руками и повернула к себе. Они смотрели друг на друга с расстояния в несколько дюймов, и ее взгляд показался Айвэну каким-то странным. Глаза ее не были затуманены желанием, и сердце его забилось – но не от похоти.

Он попытался отвести взгляд, но она не позволила.

– Я хочу, чтобы ты меня любил, Айвэн. Я хочу, чтобы ты меня любил!

И всего-то? Но это же так просто!

Однако внезапно Айвэн понял, что говорит она не о любовных утехах. Ласкать ее, наполнить ее собой – это он может. Это он умеет.

Но она говорит о другой любви! А подарить ей эту любовь – значит опустошить себя.

Ее взгляд начал приносить ему боль. Выход был только один. То ли выругавшись, то ли застонав, Айвэн поцеловал ее.

И его тут же закружило в водовороте с бешеной головокружительной скоростью. Темная страшная пропасть все засасывала и засасывала его. Но он не боялся опасности – по крайней мере, он всегда так считал, – и он позволил себе погрузиться в теплую благодать объятий Люси. В конце концов, она ведь только женщина – хоть и желанная, но просто женщина. И поскольку она просто женщина, то и доверять ей нужно не больше, чем другим женщинам. Она нужна ему потому, что вызывает в его теле непреодолимое влечение. Но если она считает, что сможет затронуть его чувства и заставить его поверить в любовь, то она сильно ошибается. Ошибается, как никогда. А это значит, что она просто дура!

Но такая сладкая. Такая восхитительная. Такая жадная, изголодавшаяся, чувственная дурочка…

До кровати они так и не добрались. Люси так и осталась сидеть в кресле в спущенном с плеч платье, с поднятой юбкой, а Айвэн восполнил то, что они не успели сделать раньше. Он терзал ее грудь, а она впивалась ногтями в его плечи. Он целовал ее бедра, не давая ей возможности пошевелиться. Влажная, горячая, она открылась навстречу ему, и ему не составило труда довести ее до вершин блаженства.

Когда она со стоном откинулась на спинку кресла, Айвэн понял, что больше не может сдерживать себя. Он жаждал обладать ею, он жаждал наполнить ее собой, взорваться в ней. Она принадлежала только ему!

Но странно, им вдруг овладел какой-то непонятный демон. Ему внезапно захотелось чего-то больше, чем простое физическое наслаждение. Она содрогалась всем телом, а ему этого было мало: он хотел, чтобы она принадлежала ему целиком, со всеми своими чувствами. Ему нужна ее полная и безоговорочная капитуляция. Ему нужно, чтобы она отдала ему все, что у нее есть, и ничего от него не утаила.

И Айвэн продолжал. Только теперь он любил ее пальцами, и при этом смотрел ей в глаза. Он хотел видеть ее лицо в тот момент, когда она забудет саму себя. Одной рукой он ласкал ей грудь с набухшим розовым соском, а другой вошел в нее. И она сжалась вокруг его пальца. А стоило ему коснуться набухшего бутона под темными колечками волос, как она вся изогнулась.

– Смотри на меня, Люси!

Она открыла глаза, излучавшие наслаждение. «Она моя!» – думал Айвэн, и ему было больно от гордости за самого себя. И все же он заставлял себя думать о ней, о ее удовольствии.

Люси тяжело дышала, на щеках ее играл румянец, даже обнаженная грудь ее покраснела. Наконец, она коротко застонала от удовольствия, и глаза ее начали закрываться, но он выкрикнул:

– Смотри на меня! Смотри на меня, Люси. Ты моя, ты понимаешь? Ты моя!

Она кивнула, и он едва не издал победный возглас. И когда она вскрикнула и затем обмякла под его рукой, не сводя с него глаз, он почувствовал, что настало время. Она открыта навстречу ему. Она принадлежит ему и телом, и душой. Она принадлежит ему вся. И он возьмет ее всю, всю без остатка!

Айвэн быстро расстегнул брюки и со стоном вошел в нее. И она тут же растаяла под ним, она обволокла его. Она растворилась в нем, она стала частью его.

А может, все наоборот?

Но когда они стали единым целым, ему уже было все равно. Он взорвался в ней, он в изнеможении упал на нее, и в этот миг единственное, что имело значение, было то, что они вместе. Что он нашел ее, что она вышла за него замуж.

И что он никогда ее от себя не отпустит.

Люси проснулась от прикосновения его руки. Была еще ночь, в комнате стояла кромешная тьма. Она не помнила, как они добрались до кровати. И как разделись.

– Сейчас я буду тебя совращать.

От звука его хриплого голоса по телу ее побежали мурашки. Он прижимался к ней сзади всем телом, его руки ласкали ее – и чувствительную кожу под коленкой, и впадинку пупка, и щель между ягодицами и бедрами. Он целовал ее в основание шеи, он скользил губами по ее позвоночнику.

Когда она задрожала и начала поворачиваться к нему, он сказал:

– Не двигайся. Я сам.

Люси вздохнула. Он сам? Как просто. И как божественно…

Однако оказалось, что это даже более чем божественно. Ласки его становились все настойчивее, а ей становилось все труднее сдерживать себя и лежать, не двигаясь. Ей тоже хотелось целовать его! Ей было нужно прикасаться к нему. Но Айвэн был неумолим.

Только когда он опрокинул ее на спину и вошел в нее, смогла она удовлетворить свое желание. Она обхватила его руками, она сдавила его бедрами, а он наваливался на нее всей своей тяжестью. Вначале он двигался медленно, и это было так прекрасно, что Люси чуть не сошла с ума. Грудью и жесткими волосами он терся о ее грудь, тонкая льняная простыня сбилась под ней в комок. Люси не могла пошевелиться, она была бессильна, и в то же время она была сильна, как никогда.

Он жарко дышал ей в шею, он зарывался лицом в ее волосы, доводя ее до исступления.

– Айвэн! – застонала она, вцепившись руками в его плечи, чувствуя приближение последних содроганий. – Айвэн!

– Я здесь, – прошептал он. – Я с тобой, любимая.

«Любимая»?! Закипая во всепоглощающем огне, Люси слышала только это слово, и сердце ее таяло. Любимая…

– Я люблю тебя, – прошептала она. – Я люблю тебя, Айвэн.

Они взорвались одновременно. Они вылились один в другого, они вросли один в другого. Огонь пожирал их, огонь выжигал их изнутри.

Это было прекрасно! Но когда они, задыхаясь, распластались на скомканных, мокрых от пота простынях, между ними установилось что-то новое, и это было еще прекраснее. Это было намного больше, чем каждый из них по отдельности. Они вместе. Они вдвоем. И они любят друг друга.

Люси снова заснула, а Айвэн лежал, неподвижный, как смерть, с открытыми глазами и наблюдал за приходом рассвета. Его терзали противоречивые чувства.