На мгновение улыбка озарила правильные черты лица Чарльза.

— Когда я встретил Джуэл и тебя, в моей жизни был мрачный период. Вы скрасили мое существование. Прошло семь лет, и мне показалось, что все идет не так уж плохо. Я вовсе не хотел обманывать вас, но и рассказать обо всем тоже не мог, потому что боялся вовлечь тебя в грязную историю да и стыдно мне было очень. В тот день когда в мой кабинет вошел Уэс Хауэлл, я понял, что все идет к концу, хотя еще надеялся… — Чарльз перевел дух. — Я не знал, что Хауэллу стало известно о существовании у Бартона помощника в ограблении и что через несколько лет он случайно обнаружил вдову грабителя, имеющую какие-то таинственные средства к существованию. — Чарльз печально посмотрел на девушку: — Я не такой, как ты думала, Онести. — Голос его прервался, и он хрипло добавил: — Но мне очень хотелось быть именно таким.

Из глаз Онести текли слезы, и Чарльз вытирал их ладонью. Он поцеловал влажную щеку девушки и встал, не в силах больше вынести терзавшие его мучения, затем вышел в коридор в сопровождении Джуэл. Сэм с горестным выражением лица тоже последовал за ними. Уже на лестнице Чарльз понял, что Уэс остался в комнате. Однако эта мысль вылетела у него из головы, как только Джуэл повернулась к нему. Печаль в ее глазах была сравнима с его собственной.

— Почему ты раньше ничего не рассказал мне? — спросила она.

— Как же мог я посвящать тебя в такое грязное дело? Ограбление банка, два трупа, затем еще одно преднамеренное убийство! Мне было стыдно, что я замешан во всем этом. — Чарльз вздохнул. — Я знал: если тебе станет известно о моем поступке, ты…

Прикрыв ладонью его губы, Джуэл тихо спросила:

— Ты любишь меня, Чарльз?

Ответ Чарльза, казалось, прозвучал из самой глубины души:

— Я полюбил тебя сразу, как увидел.

Прильнув к нему, Джуэл прошептала:

— Это главное.

Она обняла его за шею, и Чарльз привлек ее к себе еще ближе.


Онести оперлась на руки доктора Картера и выпила лекарство. На языке остался осадок. Она закрыла глаза и откинулась на подушку.

Джереми больше нет. Она никогда не увидит его улыбку… не услышит его… не почувствует его любовь. А теперь еще и Чарльз.

Уэс…

Она поверила ему, когда он говорил, что любит ее, а он отнял у нее тех, кого она любила. Надо уснуть и избавиться от мучений.

Вот оно… забвение.

Дыхание Онести стало медленным и ритмичным. Доктор Картер сжал руку Уэса, остановив его, когда тот хотел выйти из угла комнаты, где скрывался от взора девушки:

— Вам не следует находиться здесь.

Уэс молчал.

— Она не хочет вас видеть.

Уэс пристально посмотрел на Картера. Как ему объяснить, что он должен находиться рядом с Онести, чтобы попытаться разобраться в чувствах, охвативших его… понять, почему успешное завершение поиска, которому он посвятил семь долгих лет жизни, привело к такому печальному результату?

Уэс тихо ответил:

— Я останусь совсем ненадолго.

— Хорошо, но не будите ее.

Дверь за бородатым доктором закрылась, и Уэс присел у кровати Онести, взяв ее за руку.


Онести внезапно проснулась в полутьме своей комнаты. Она посмотрела в окно и увидела, что уже наступили сумерки.

Действительность вернулась к ней с болезненной внезапностью.

В комнате вдруг стало душно. Онести откинула покрывало и встала на ноги. Не обращая внимания на головокружение, она с отвращением откинула траурное платье. Джереми оно не понравилось бы. Он любил яркие цвета, так же как любил жизнь.

Эта мысль болью пронзила ее, и Онести, поддавшись импульсу, подошла к гардеробу, чтобы достать одежду для верховой езды.

Старые вещи Джереми…

Горькие воспоминания вызвали ярость. Она не хотела больше плакать и печалиться, не желала видеть скорбные лица и слышать сочувствующие голоса! Она должна бороться! Надо пойти куда-то и что-то делать, чтобы заглушить чувство беспомощности, которое примешивалось к ее горю.

Быстро спустившись по лестнице, Онести вышла на улицу и направилась к конюшне. Через несколько минут она оседлала лошадь и выехала за город. В лицо ей пахнул влажный ветер.

Колдуэлл остался далеко позади. Впереди были только серые облака, влажный ветер и бесконечная дикая местность, лишенная человеческого жилья.

Безумная ярость овладела девушкой, и Онести что есть силы пришпорила лошадь. Она крепко вцепилась в поводья и низко склонилась над седлом, когда та рванулась вперед внезапным броском. Онести пустила кобылу стремительным галопом, предоставив себя ветру, бьющему в лицо. Она скакала все быстрее и быстрее, как вдруг Джинджер неожиданно споткнулась. Онести едва удержалась, чтобы не вылететь из седла.

Увлеченная бешеной скачкой, девушка не обращала внимания на стук копыт за спиной. Она знала лишь одно: ей необходимо ускакать куда-нибудь подальше и побыть наедине с собой, чтобы избавиться от мучительных мыслей. Онести недовольно посмотрела на всадника, постепенно приблизившегося к ней сбоку и ухватившегося за поводья ее лошади. Глаза его пылали гневом, когда он попытался вырвать их из ее рук.

— Пусти! — сердито крикнула Онести. — Оставь меня в покое!

Завладев поводьями, Уэс натянул их и заставил лошадь остановиться, затем резко повернулся к Онести:

— Что ты делаешь?

— Какое право ты имеешь задавать вопросы? — крикнула рассвирепевшая Онести. — Ты мне никто!

— Это неправда.

— Неужели? Ты прибыл в Колдуэлл под ложным предлогом и вторгся в мою жизнь, используя меня. Убил Джереми и арестовал Чарльза лишь за то, что он пытался помочь любимому человеку!

— Забываешь, что он стал виновником гибели других людей!

— Чарльз не предполагал…

— Ему было все равно.

— Тебе легко судить, не так ли? — Онести пристально посмотрела ему в глаза. — Чарльз терял свою жену, женщину, которую любил. Он был бессилен помочь ей, и только деньги могли спасти ее, деньги, которых у него не было. Чарльз не мог допустить, чтобы она умерла! Что бы ты сделал на его месте?

Уэс не ответил, и Онести снова ухватилась за поводья. Взбешенная, когда Уэс отказался выпустить их, она крикнула:

— Ладно, пусть лошадь будет твоей!

Она спешилась, повернула в обратную сторону и пошла быстрым широким шагом. Сзади послышались тяжелые шаги Уэса. Лицо его было злым, когда он грубо развернул ее:

— Ты спросила, что бы я сделал на месте Чарльза, но не дождалась моего ответа.

— Я знаю, что ты ответишь!

— Нет, не знаешь, черт побери! — Уэс сверлил ее взглядом. — Не знаешь, потому что я сам не знаю, что бы сделал. — Он немного помолчал. — Если бы ты задала этот вопрос два месяца назад, мне легко было бы ответить на него. Я сказал бы, что никакая сила не могла заставить меня поступить так, как поступил Чарльз… Но сейчас я не уверен в этом, потому что знаю, каково ему было, когда он терял любимую женщину. Чарльз постоянно испытывал муки, страдая больше, чем она, ведь он не мог что-либо изменить. Знаю, потому что испытываю сейчас то же самое при мысли, что теряю тебя.

Онести собрала всю свою волю, чтобы не дать разжалобить себя под взглядом его темных глаз.

— Это только слова, за которыми ничего нет! — с горечью крикнула она. — Ты любишь только закон!

— Онести…

— Ты воспользовался мною! Я рассказала тебе о своем страхе за Джереми, о Биттерсе, и ты использовал это против Джереми!

— За Биттерсом числилось много убийств в Техасе. Он убивал прежде и снова хотел совершить убийство! Ты сама видела это!

— Джереми был в отчаянии. Если бы я… — Онести вздохнула, почувствовав боль внутри.

— Тебе нечего винить себя. Любовь к человеку не означает, что ты должна контролировать его жизнь,

— Мне следовало…

— Нет, ты ничего не могла сделать… так же как никто из нас.

Онести покачала головой, не желая слушать Уэса:

— Джереми мертв! Это ты убил его… а я помогла тебе.

Испытывая муки, Онести попыталась вырваться из рук Уэса.

— Перестань, Онести! — резко сказал он. — Ты знаешь, что не сможешь дойти пешком до города.

— Не смогу?

— Нет. Я не позволю!

— Тебе не остановить меня!

— Остановлю.

Уэс посмотрел на нее жгучим взглядом, и злость его пропала. Он тихо прошептал:

— Онести… Я не хочу, чтобы у нас были такие отношения.

Она попыталась сдержать внезапно хлынувшие слезы, вызванные неожиданной мягкостью Уэса.

— Не плачь, Онести. Я не хотел огорчать тебя.

Онести побледнела.

— Не смей так говорить! Это слова Джереми… последние, которые он произнес перед смертью! Я не позволю тебе повторять их.

— Слова Джереми? — Уэс покачал головой. — Может быть, но это и мои слова тоже, потому что они идут от сердца человека, который любит тебя.

— Не смей говорить о любви!

— Почему? — Выражение лица Уэса сделалось жестким. — Посмотри на меня, Онести. Ты действительно думаешь, что я хотел убить Джереми? Вспомни, что произошло. Биттерс наставил на меня пистолет, и я понял, что он вот-вот выстрелит. Упав на пол, я избежал его пули и выстрелил сам. Ты знаешь, что произошло в следующий момент. Дверь внезапно распахнулась, и Джереми навел пистолет на ворвавшихся людей. Он хотел выстрелить.

— Нет! Он не сделал бы этого!

— Послушай, Онести. Ты думаешь, мне приятно, когда ты смотришь на меня так, как сейчас? Я не один раз анализировал события этих нескольких секунд и знаю, что ни за что не выстрелил бы, но Джереми не оставил мне выбора.

— Нет!

— Онести… — Уэс привлек ее к себе. Голос его прерывался от волнения. — Мне очень жаль, дорогая! Очень жаль! Если бы было возможно что-либо изменить, я бы сделал это.

Онести прерывисто вздохнула:

— Ты приехал в Колдуэлл под ложным предлогом!

— Мне необходимо было доказать, что Чарльз Вебстер участвовал в ограблении, которое стоило жизни моему отцу.

— Я доверяла тебе, ничего не скрывала от тебя — ни свое прошлое, ни надежды на будущее. А ты все это время знал, что есть обстоятельства, которые могут навсегда круто изменить мою жизнь.

— У меня не было выбора.

— Это все та же отговорка! Ты знал, кем были для меня Джереми и Чарльз, но для тебя это не имело никакого значения!

— Разве можно было предположить, что все так обернется? Я старался держаться от тебя подальше. — Уэс крепко сжал челюсти. — Помнишь, что ты сказала мне в первый вечер? Ты сказала, что если я увижу тебя поближе, то не захочу прогнать. Ты была права, Онести. Я видел, какие возникли сложности, и говорил себе, что не надо связываться с тобой, но напрасно. Не смог устоять тогда, не могу и сейчас.

— Нет.

— Я люблю тебя, Онести.

— Нет, не любишь! Ты не знаешь, что значит любить!

Уэс впился пальцами в ее плечи:

— Я знаю, что значит любить… потому что ты научила меня. Позволь мне доказать это, дорогая!

Онести покачала головой. У нее не было слов… и ничего, что могло бы залечить душевные раны.

— Я сидел у твоей кровати сегодня утром, когда ты спала, — продолжил Уэс хриплым голосом, — и размышлял обо всем, что произошло… Наше знакомство не должно закончиться так нелепо. Ты предназначена мне, дорогая. Это было начертано судьбой задолго до нашей встречи, и никакие обстоятельства не могли изменить что-либо.

Сердце Онести болезненно сжалось. «Не важно, насколько искренни его слова, — теперь слишком поздно. Джереми мертв», — подумала она.

Как бы угадав ее мысли, Уэс прошептал:

— Джереми любил тебя. Он хотел, чтобы ты была счастлива. Я тоже хочу любить тебя, дорогая, заботиться о тебе, помочь пережить эти печальные события. — Уэс коснулся медальона на ее шее. Она почувствовала тепло его мозолистых пальцев. — Хочу, чтобы наступили светлые дни… для нас обоих. Позволь мне сделать это, дорогая!

Онести внимательно посмотрела на Уэса. Лицо его пылало страстью, а в глазах отражалась любовь. Однако боль девушки не затихала.

Джереми попросил у нее прощения. Она всегда была готова простить, потому что любила его. Разве он не знал?

Уэс сказал, что они предназначены друг для друга, но произошло много такого, что отдалило их. Слишком ли велико расстояние между ними?

Порыв ветра разметал пряди волос Онести, сбросив их на лицо, и первые крупные капли дождя упали на землю. Уэс пригладил волосы девушки, задержав ладонь на пучке. Дождь забарабанил сильнее, когда он тихо прошептал:

— Волосы темные, как сердце дьявола…

Онести закрыла глаза, испытав горькую радость от этих знакомых слов. Она услышала в них отзвуки другого голоса, голоса из детства. Голос был полон любви… той самой любви, которая сейчас так отчетливо звучала в словах Уэса.

О да, это была любовь!

Девушка открыла глаза. Дождь разыгрался не на шутку. Онести увидела в его тяжелых каплях слезы прощения, которые смывали боль прошлого, очищали ее душу от горечи и освобождали от непомерной тяжести.