Кэбот сел напротив них, облокотился о колени и не спускал глаз с Сэлли.

– Что заставило приехать вас в город, мисс Мэхоун, в такое время года? Ваш отец приехал с вами?

Сэлли посмотрела на Аманду.

– Нет, он остался на ранчо. Я приехала, чтобы морально поддержать моего кузена Коула Картерета.

Все присутствующие застыли при упоминании имени Коула, но Сэлли не обратила на это внимания:

– Я знаю, что он преступник, но он мой родственник, я за него очень переживаю. Несмотря на то, что он сделал, я могу сказать, что у него доброе сердце. Я хорошо его знаю.

– Думаю, вы правы, – быстро сказал Кэбот. – От своего имени я очень благодарен ему за строительство церкви. Мне кажется, Бог специально послал его для этой цели. В его лагере и среди апачей со мной хорошо обращались, только благодаря ему.

– Вы незлопамятный, преподобный Стори, – сказала Сэлли и посмотрела на него широко открытыми от удивления глазами.

– Мы все должны уметь прощать.

– Ну-у, – сказал протяжно Линдер. – Я не прощу ему шутку, которую он сыграл с нами. Если говорить об остальном, то он сделал много хорошего, пока был здесь. И как говорит пастор, Бог учит нас прощению и милосердию.

Вскоре Либби позвала их обедать, и имя Коула больше не упоминалось во время праздника.

Они сидели за столом часа два, наслаждаясь закусками, и вели разговоры о церкви, об аптеке, о пожаре; о том, что приход растет, о последних событиях – обо всем, кроме Коула. Хотя Аманда чувствовала, что они не забывают о нем. Преподобный Стори, в конце концов, упомянул его имя.

– Что вы думаете о шансах быть оправданным для вашего кузена? – спросил он Сэлли.

– Думаю, Аманда могла бы лучше рассказать об этом.

Все посмотрели на Аманду.

– Не думаю, что его шансы велики, – сказала она, водя пальцем по белой скатерти. – Мистер Питере тоже так считает.

– Я так рада, что Питере решил защищать его, – сказала Либби. – Он сначала отказался, как вы знаете. Что его заставило передумать? Знаю только одно, что браться самому за свою защиту крайне неразумно. Если преподобный, то есть, мистер Картерет хочет выиграть дело, он должен иметь хорошего адвоката.

– Ему хорошо удавалась роль священника, – сухо проговорил Линдер, – может быть, и адвокатом он будет неплохим.

Кэбот засмеялся:

– А я считаю это чудесной, безобидной шуткой. Даже в этих трех обручениях нет ничего особенно плохого. В конце концов, не священник их женит, а они сами дают себе слово перед Богом.

Он повернулся и увидел, что Сэлли с восхищением смотрит на него.

– Если бы не ваш кузен, я бы никогда не побывал в логове настоящих разбойников и апачей. Мне там понравилось. Легко читать молитвы верующим, таким, как прихожане Святого Ансельма. И совсем другое дело, когда перед тобой – разбойники и язычники.

Аманда слушала рассказ Кэбота Стори о его пребывании в лагере Коула и апачей, размышляя о ситуации, в которую попал Коул. Она решила, когда вернется в гостиницу, непременно изучит содержимое коробки. Может быть, Коулу это не понравится, но ей станет легче, она поделится с кем-нибудь. Она все больше доверяла Сэлли.

Когда они уже ложились спать, она открыла коробку, и Сэлли бросила беглый взгляд на бумаги. Затем Аманда опять убрала их.

– Не хочу о них знать ничего, – сказала она и закрыла крышку.

– Тебе и не надо. Есть более надежное место для них?

– Может быть, сейф Марты Пул? Она иногда держит в нем ценные вещи постояльцев.

– Хорошо. Туда мы их завтра утром и положим.

– Коул считает их важными. Сэлли посмотрела на Аманду:

– Мой кузен замешан во многих делах, о которых я и слышать не хочу. В городе есть люди, которые позаботятся об этих бумагах, что бы они попали туда, куда надо. Чем мы меньше знаем, тем лучше.

– Пожалуй, ты права. Коул тоже так говорил.

– Ну, конечно. Он, думаю, хочет, чтобы ты только сохранила их, пока его освободят. Расскажи мне теперь о преподобном Кэботе Стори…

Спустя три дня, когда Аманда уже ложилась спать, ей принесли записочку от доктора Гудфеллоу: срочно нужно было идти в «Космополитен». За несколько минут до этого Вирджилл Ирп выходил из пивного бара «Ориенталь» и был ранен. Кто-то стрелял с крыши близлежащего домика. Ранение было тяжелым и его отнесли в гостиницу, в которой доктор пытался спасти ему жизнь. Аманда поспешно оделась и побежала по Аллен-стрит, чтобы помочь доктору. Жена Вирджилла была уже там и суетилась около кровати. Ее маленькая фигурка была напряжена, глаза сухие, а лицо непроницаемое. Ее муж истекал кровью. В нем сидело несколько пуль; одна рука полностью бездействовала.

Аманда вспомнила, как в городе относились к этой женщине, и удивилась ее самообладанию и любви, с которой она ухаживала за мужем, чтобы облегчить его страдания. Аманда опустилась на колени рядом с доктором и услышала, как раненый еле слышно шептал жене:

– Не важно, я и одной рукой смогу тебя обнимать.

Когда доктор Гудфеллоу перевернул Вирджилла, тот потерял сознание от потери крови. В этот момент высокий человек вошел в комнату. Аманда узнала Уэтта Ирпа, хотя прежде не видела его близко.

Вирджилл пришел в себя и увидел брата, стоявшего с доктором.

– Уэтт, не разрешай им отрезать руку. Я хочу, чтобы меня похоронили с двумя руками.

Аманда видела, что руку придется отнять, да и раненый вряд ли выживет. Но она ошибалась: никто лучше Гудфеллоу не мог обращаться с пулевыми ранениями. Когда на следующее утро Вирджилл Ирп был жив, и два дня спустя – тоже, стало похоже, что он выкарабкается.

В городе говорили, что за всем этим стояли Клэнтоны и Мак-Лоуэрсы. Они мстили за родственника. Но Аманду уже не интересовали Ирпы с их проблемами. Настал день суда, и она не могла думать ни о чем другом.

В переполненном зале было душно. Половину присутствующих составляли прихожане церкви Святого Ансельма, другую половину, как всегда, – любопытствующие бездельники из пивнушек. Аманда старалась не обращать внимания на жуткий запах, исходивший от них. Они с нетерпением ожидали повешения.

Аманда отыскала взглядом Коула. Он сидел лицом к судье и разговаривал с Уорреном Питерсом. На нем была одежда, в которой его арестовали, но вычищенная и отутюженная. Он был выбрит, аккуратно причесан и выглядел таким красивым, что у Аманды защемило сердце. Когда они встретились взглядом, Коул улыбнулся и попробовал встать, но Питере положил ему руку на плечо, заставив сесть.

Аманда пробралась вперед и встала у стены. Ей казалось важным быть поближе к Коулу. Она услышала, как Либби Уолтон зовет ее.

Либби сидела в первом ряду и подвинулась, освобождая Аманде место. Вскоре вошел председатель и ударом молоточка возвестил о начале заседания. Аманда вся сжалась.

– Я думала, ты не придешь, – прошептала Либби, – где твоя подруга?

– Сэлли скоро придет, может, занять место для нее?

– Конечно. Будет тесно, но как-нибудь устроимся.

«Лишь бы все хорошо закончилось», – подумала Аманда.

Однако надежды стали быстро улетучиваться. Шестеро человек, приведенных к присяге, не внушали доверия. Председатель суда вычеркнул фамилии всех прихожан церкви, сообщив, что они могут быть пристрастны, так или иначе, но прихожан не было среди присяжных. Это означало, что в их числе остались либо друзья шерифа, либо те, которых не вывели из состава присяжных по каким-то другим соображениям. Хотя Питере делал все, что мог, решение вынесли в пользу присяжных, которые, по мнению Аманды, находились под давлением шерифа. Двое работали в управлении шахт, третий был служащим магазина, четвертый – банка, еще двое временно работали в конюшне. На такой состав суда надеяться было нельзя, к тому же, слушание дела велось в таком быстром темпе, что становилось ясным: результат предрешен.

К тому времени, как появилась Сэлли, самые худшие предчувствия Аманды начинали сбываться. Она посмотрела на хмурое лицо Сэлли, и надежда исчезла вовсе.

– Безрезультатно? – спросила Аманда шепотом.

– Да. Даже те, кто всегда дружески относился к отцу, не захотели вмешиваться в это дело. Они считают Коула убийцей и грабителем.

– Но ведь Ирпы такие же, – снова зашептала Аманда, – а их оправдали.

– За ними стоят те, которые могут поддержать их, а у Коула нет покровителей. И судья не на его стороне. Такое ощущение, что он виноват перед шерифом за освобождение Ирпов.

В зале поднялся шум, и девушки стали внимательно слушать Питерса Уоррена, который пытался опровергнуть свидетельские показания очевидцев ограбления экипажа шайкой Коула.

Голос адвоката гудел:

– Вы говорите, что все грабители были в масках?

– Да.

– Их волосы были закрыты платками, а лица – масками?

– Да.

– Ночь была лунной и достаточно ясной, чтобы хорошо видеть все это.

– Небо было затянуто облаками.

– Как тогда вы можете утверждать, что среди грабителей был и арестованный? Посмотрите на него.

Свидетель быстро взглянул на Коула.

– Глаза. Я никогда не забуду этого взгляда. Кроме того…

– Что «кроме того»?..

– Когда они уезжали, двое в экипаже говорили о Детке Могильщике и его шайке. Они знали, о чем говорят.

– Так почему их здесь нет?

– Что вы спрашиваете у меня? Может быть, их нет в Тумстоуне. Я знаю только то, что видел. И твердо заявляю, что человек, сидящий перед вами, ограбил меня той ночью.

Аманда удивилась, когда увидела, что следующим свидетелем был Линдер Уолтон. Городской судья и прокурор с пристрастием выясняли, на какие деньги была построена церковь, пытаясь связать это обстоятельство с Коулом и грабежами. Линдер стоял на своем, однако каждый раз, как он пытался сказать что-нибудь хорошее в адрес Коула, его обрывали. Только тогда, когда к нему обратился адвокат, Линдер смог сказать несколько слов в пользу Коула.

Все показания в пользу обвиняемого пресекались прокурором.

– Мистер Уолтон, – сказал судья подчеркнуто четко, голосом человека, уверенного в себе, – невзирая на ваши заявления, о том, что подсудимый помогал вам в строительстве церкви, ответьте: разве он не скрыл свое настоящее имя, не сыграл на доверии прихожан, не проводил службу, не имея на это никаких прав? Отвечайте, это – правда?

– Да, но…

– Вопросов больше нет.

Когда председатель суда объявил перерыв, Аманда поспешно подошла к Коулу. Она взяла его за руку, постаралась улыбнуться.

– Идет не так, как надо? – спросила она, зная о бесполезности утешительных слов.

– Идет так, как я и думал. Как ты?

Лицо Коула осунулось. Аманда понимала его состояние, хотя он предвидел подобное.

– Прекрасно. Я беспокоюсь за тебя.

– У них нет доказательств. Я делаю ставку на это. – Он наклонился и прижался к ней щекой. – Я рад, что ты здесь, – прошептал он ей на ухо.

– Коул, пожалуйста, разреши мне использовать письма. Если эти люди будут знать, что…

– Нет. Я хочу отдать их тому, кто использует их лучше, чем мы.

– Значит, письма нужно передать тому человеку.

– Я назову его имя, прежде чем меня вздернут. – Он обнял ее за плечи и посмотрел в глаза. – Это важно для меня, Аманда. Обещай, что сделаешь так, как я прошу.

Аманда прижалась к нему и ответила тоже шепотом:

– Ты знаешь, что я так и сделаю, только… как я… если… Если…

– Не думай сейчас об этом, – ответил он и улыбнулся беспечно.

Он увидел, как Сэлли подошла сзади и встала, чтобы обнять ее.

– Пошли, Коул, – сказал Питере и потянул его за руку.

Женщины смотрели ему вслед. Хотя перерыв затянулся до ленча, ни Аманда, ни Сэлли и думать не могли о еде. Они ждали на улице, прохаживаясь и разговаривая, пока не заметили, что перерыв закончился.

Судебное заседание продолжалось. Вызвали свидетельницу Тилли Лэсей. Она злобно посмотрела на Коула и, давая показания, объявила, что сразу же узнала Коула в экипаже, когда они вместе ехали в Тумстоун.

– Это – неправда, – прошептала Аманда Сэлли. – Я тоже там ехала и могу поклясться, она понятия не имела, кто он.

Когда у Тилли спросили, почему же она до сих пор молчала, она заявила, что не была до конца уверена в своих предположениях. Но, дескать, поделилась ими с шерифом и нашла у него поддержку.

– Еще бы, – прошептала Аманда.

Хотя Питерс делал все, от него зависящее, чтобы представить ее слова, как нападки отвергнутой женщины, чья репутация оставляет желать лучшего, она упрямо повторяла, что знала, кто такой Коул. Тилли ушла, победно взглянув из-под шляпки. У Аманды сжалось сердце.

Наконец появился последний свидетель.

Аманда поняла, что дела совсем плохи, увидев, как изменилось лицо Коула. Она никогда раньше не видела этого человека, но его холодный взгляд и лицо, покрытое шрамами, заставили Аманду содрогнуться. Его звали Джим Рейли, но он был известен как «Скорпион», да и вел он себя под стать своей кличке.