Целый день Розали размышляла о том, почему она не отвергла его предложение, как уже не раз бывало в прошлом. В конце концов она пришла к выводу, что разумного ответа у нее нет. Никакая клятва не препятствовала ей стать его женой, на ее пути не было преград. А если бы она не согласилась, что ей оставалось делать? Лишь одно осуществить свой замысел и уехать в Париж. Но она не желала снова разлучаться с ним или коротать свою жизнь в одиночестве.

Появление Пег со множеством коробок заставило ее взглянуть на происходящее несколько иначе.

– Вы собираетесь стать герцогиней, – то и дело повторяла служанка, словно была не в силах осознать эту новость и смириться с ней. Успокоившись, Пег спросила Розали, какие платья нужно упаковать для свадебного путешествия.

– Я это еще не решила, – неопределенно ответила она. – Bien sûr. Я хотела бы взять с собой зеленое батистовое, а на вечер – розовое шелковое, да и другие чистые и не нуждающиеся в починке. Мне нужно как можно больше сорочек и нижних юбок, лишь бы они вошли в сундук, а также все выходные и домашние туфли. Кроме тех, которые я надеваю... надевала для танцев. Герцог сказал, что я могу выбрать для свадьбы что-нибудь из гардероба его кузины. Большинство платьев, которые она здесь оставила, уже не модны, но я нашла вот это, белое, шелковое, – она потянулась к платью, брошенному на спинку стула.

Она попыталась надеть его с помощью Пег, но поскольку его сшили для женщины чуть выше и тоньше ее, оно оказалось ей тесно в лифе и длинно спереди. Служанка поняла, что должна срочно исправить эти неполадки, и принялась за работу. Пока Пег торопливо распарывала платье, сидя в углу, Розали налила чай и достала с подноса сладости, желая поблагодарить Парри, пришедшего посоветоваться о свадебном завтраке. Слуги уже обращались к ней как к хозяйке дома, и это казалось Розали трогательным, хотя изрядно смущало ее. Она посмотрела на меню, которое ей предложил дворецкий, и нашла лишь одно упущение.

– Герцог очень любит сладкий пирог с крыжовником, – напомнила она. – А что касается других сладостей, то повар знаком с его вкусами лучше, чем я.

Она отдала меню дворецкому.

После того как он удалился, она подошла к окну и поглядела в сторону Гайд-Парка, наблюдая за движением элегантных экипажей к Саноп-Гейт.

Мейфэр был для нее совершенно новым, непохожим на все известное Розали миром. Айлингтон и Седлерз-Уэллз больше не имели никакого отношения к ее жизни, теперь она появится на Хеймаркет как зрительница, но не участница труппы.

Ей уже никогда не придется до изнеможения репетировать и выслушивать суровые замечания балетмейстера, танцевать под аккомпанемент старенького клавесина, изгибаться под монотонные наставления французских постановщиков. Но ей стало спокойно на душе, когда она поняла, что ее желанная цель достигнута, а честолюбие удовлетворено: ее карьера закончилась там же, где и началась – на сцене оперного театра. И она не сожалела, что навсегда избавилась от беспощадной дисциплины и стремления превзойти успех матери.

Жестокий мистер Бекман, сам того не сознавая, помог ей изменить судьбу и вырваться из замкнутого круга. Но ей потребуется время, чтобы привыкнуть к иной обстановке.

Розали по-прежнему чувствовала усталость и рано легла спать, боясь, что ей не удастся заснуть. Но обилие нахлынувших за день эмоций утомило ее больше, чем она думала, а душистые простыни и пышная подушка из гусиного пуха оказались не просто уютными, а подействовали на нее как снотворное.

Ее разбудила горничная, пришедшая с утренним кофе. Когда она узнала, что ее ждет горячая вода в медной ванне, то окончательно проснулась и приободрилась. «Это даже лучше моего любимого напитка», – подумала Розали. Последствия падения из кареты были все еще ощутимы – даже через день у нее болели суставы.

Она сняла ночную рубашку, с ужасом увидев большой темный синяк на бедре и шрам на локте. Джервасу досталось порядком изуродованная невеста, мелькнуло у нее в голове.

Пег Райли тоже немного подпортила ей настроение у служанки дрожали пальцы, и она неловко завязала Розали шнуровки на спине белого платья. Но Розали привыкла быстро переодеваться для спектаклей и ощутила порыв вдохновения, облачившись в подвенечное платье. Она принялась изучать себя в зеркале и решила, что в таком виде лучше идти на бал, чем в церковь. Серебряные кружева и переливающийся шелк при ясном утреннем свете выглядели довольно странно.

Она уже была готова, когда Парри явился, чтобы отвести ее вниз и усадить в поджидавшую у дома карету лорда Элстона.

– Все слуги собрались в холле, чтобы посмотреть, как вы будете проходить. Таков обычай в семье его светлости.

Она спустилась по лестнице и робко улыбнулась слугам. Несколько женщин сентиментально всплакнули, на лицах мужчин застыло сдержанное любопытство. Розали с изумлением заметила двух лакеев, втащивших в дом большой и тяжелый ящик. Когда она приблизилась к парадному входу, то была вынуждена остановиться и пропустить еще двух слуг с такой же ношей.

– Маркиз прислал вам в подарок портвейн, – извиняющимся тоном пояснил Парри. – Если бы он сам не привез его, ящики внесли бы по черному ходу.

Розали вышла из особняка через ту же дверь, в которую постучалась две ночи назад, и направилась к великолепному экипажу герцога. Парри помог ей сесть, а потом захлопнул дверцу за ней и лордом Элстоном.

– Восхитительный день для обручения, мадемуазель де Барант, – проговорил ее красивый спутник, когда карета отъехала от особняка Солуэй. – Само солнце радуется вашему счастью.

Она не нашлась, что ответить, и кивнула головой.

– Какое очаровательное платье. Вам очень идет белый цвет.

– Боюсь, что я воспользовалась чужим нарядом, – призналась она. – Надеюсь, леди Кавендер не станет возражать, если я обвенчаюсь в ненужном ей платье.

– Я прекрасно знаю Миранду и могу уверить вас, что она будет в восторге, – успокоил он Розали и ослепительно улыбнулся. – Да вы и сами скажете ей, когда увидитесь. – Какое-то время они ехали молча, затем он произнес: – Не надо тревожиться о будущем. Для этого у вас нет никаких оснований. Джервас давно и преданно вас любит. Он полюбил вас гораздо раньше, чем признался мне, а я его самый близкий друг.

– Думаю, что он так же близок со своей матерью. А она вряд ли обрадуется его выбору, милорд.

– Вас это не должно тревожить. Она давно мечтала, чтобы Джервас женился, и будет благодарна судьбе, узнав, что он нашел себе невесту, в равной мере красивую и добродетельную.

Попытка маркиза смягчить ее настороженность показалась Розали не слишком удачной и откровенно грубоватой.

– Дай Бог, чтобы ваши предсказания оправдались, – пробормотала она.

Он похлопал ее по руке.

– Когда вы со мной подружитесь, то узнаете, что они всегда оправдываются. Ну что ж, дорогая, вот мы и приехали. Видите, у входа в церковь стоит Руперт Харбертон.

Она уже где-то слышала это имя и, когда он представил ее невысокому хорошо одетому человеку, сразу вспомнила его.

– Мы снова встретились, мадемуазель, – приветствовал он ее. – Но чем меньше будет сказано о ваших переживаниях в ту ночь, тем лучше, не правда ли? Идемте, вас ждет жених.

Она вместе с двумя джентльменами направилась в церковь. Джервас отвернулся от священника в черной сутане, стоявшего перед алтарем, и вышел в боковой придел навстречу Розали. Он был одет в темно-синий сюртук с большими золотыми пуговицами, белый атласный жилет и светло-серые бриджи.

– Ты совершенно очаровательна, – сказал он, крепко сжав ее руки.

На мгновение все, что вот-вот должно произойти, – обряд венчания, поздравления друзей герцога – показалось ей нереальным.

– Ты уверен, что хочешь на мне жениться, Джервас?

– Хочу, – ответил он. – Я всегда желал этого и всегда буду желать.

Тишина раннего вечера окутала городок Овертон в Хемпшире, расположенный в пятидесяти двух милях и семи фарлонгах от угла Гайд-Парка. Задолго до того, как дорожная карета герцога Солуэй подъехала к гостинице «Павлин», слуга его светлости заказал в ней большую приемную комнату, две лучших спальни и обед.

– Молодец, Уэбстер, – похвалил его Джервас, подойдя вместе со своей новобрачной к порогу гостиницы.

Приемная на верхнем этаже была уютно обставлена и безукоризненно чиста. Там Розали ждала горничная, готовясь распаковать ее дорожные вещи. Розали очень устала от шумного утра и долгого дневного путешествия. Она испытала облегчение, когда владелец гостиницы, мистер Ричарде, сообщил ей, что этой ночью здесь больше никто не остановится.

– Я покину тебя на некоторое время, – сказал ей Джервас. – Постарайся отдохнуть после обеда, если сможешь.

– Попытаюсь, – пообещала она.

Служанка помогла ей снять дорожное платье и унесла гладить его и розовое шелковое. Розали растянулась на кровати и закрыла глаза, наслаждаясь тишиной и безмолвием после езды в карете, тряски по ухабистым дорогам и топота конских копыт.

Свадебный завтрак был великолепен и превзошел ее ожидания. Экспансивность развеселившегося лорда Элстона словно уравновешивалась доброжелательностью и мягкостью манер мистера Харбертона. Оба они с симпатией отнеслись к Розали в новой роли жены Джерваса и развеяли все ее опасения. В том, как они держались с ней, не было и тени пренебрежения. Слугам в доме герцога по случаю торжества и свадебного путешествия господ разрешили отдохнуть. Они тоже вволю попировали у себя внизу. Джервас подарил им всем, начиная с мальчишки-посыльного и кончая экономкой, по золотой полугинеи.

День доставил Розали удовольствие, однако будущее, как и прежде, казалось ей неопределенным. Она не могла отделаться от гнетущих мыслей. Лежа в постели, она размышляла, как примет ее свекровь, вдовствующая герцогиня, письмо от Джерваса, которое должна будет получить завтра или через день. Ее реакцию легко предугадать.

Бенджамен Бекман узнает о свадьбе от стряпчего герцога. Заодно тот пришлет ему письменное предупреждение держаться от молодой четы подальше.

Потом сообщение об их браке появится в лондонских газетах и, несомненно, вызовет массу злобных сплетен и пересудов. Возможно, известие рассердит принца-регента, как бы ни уверял ее Джервас, что его королевское высочество отнюдь не волнуют разговоры о замужестве принцессы Шарлотты.

Для Розали свадьба стала счастливейшим событием в жизни, но многие, услышав о ней, ощутят досаду, боль и презрение. Она желала бы другого, но следует смотреть суровой правде в глаза.

С той минуты, когда священник спросил, хочет ли она быть женой Джерваса, и началось ее путешествие в неведомую ранее действительность. Правила и ритуалы, которыми руководствовалась ее мать, да и она сама, танцуя на сцене, больше ей не пригодятся. Теперь ей не придется общаться с актерами Седлерз-Уэллз и оперного театра, хотя она надеется сохранить дружбу с Мери Гримальди и миссис Хьюз. Но у нее не будет надежной советчицы. Впрочем, думала она, вряд ли таковая ей в дальнейшем понадобится. Разве что, уже засыпая, предположила Розали, найдется какая-нибудь другая женщина, которой она сможет поверять свои чувства, будь они простыми или сложными. Ее тетя Тильда могла бы подойти для этого, но она никогда не была замужем и не вращалась в аристократических кругах. Сомнительно, чтоб подругой бывшей танцовщицы стала дама из высшего общества. Розали первая заподозрила бы ее в неискренности.

Поборов дремоту, она встала, умылась и начала готовиться к обеду. Когда она села за туалетный столик и принялась причесываться, то бросила взгляд в зеркало, и заметила, что побледнела за день, а под глазами от усталости обозначились тени. Джервас, стала она убеждать себя, заслуживает лучшего, ему не нужна такая замученная и расстроенная жена. В спальню вернулась служанка с выглаженным розовым платьем. Она помогла Розали одеться. Яркий цвет несколько скрасил бледность новобрачной. Она почувствовала себя больше похожей на герцогиню, чем на испуганную исполнительницу вторых ролей в балете через несколько секунд после дебюта.

Розали направилась в гостиную. Канделябр с зажженными свечами освещал лицо Джерваса, уже устроившегося за столом и державшего в руке бокал вина. Он бодро улыбнулся ей, когда она прошла и села рядом, а потом дал знак Уэбстеру, что пора подавать обед. Тарелки выстроились на буфете в прямую, четкую линию. От соблазнительных запахов у Розали разыгрался аппетит, и ей захотелось попробовать все поданные блюда.

– Вам налить еще вина, ваша светлость? – осведомился слуга.

Когда она поняла, что он обратился к ней, то кивнула головой, прикидывая, сколько ей потребуется времени, чтобы привыкнуть к новому званию.

– Отсюда далеко до Веймауф? – спросила она мужа.

– Чуть более ста двадцати миль. Чтобы доехать туда, не хватит и целого дня. Полагаю, что мы могли бы прогуляться по окрестностям, посмотреть собор в Солсбери и продолжить путешествие завтра вечером. Уэбстер, как и в первый раз, выедет пораньше и закажет комнаты в гостинице, которую порекомендовал мистер Ричарде. Она называется «Вудьятс» и находится по ту сторону границы Дорсетшира. Он сказал, что ее недавно привели в порядок.