Джорджетт Хейер - Опасный маскарад

Прюденс приняла этот комплимент.

– Но Робин говорит, что это просто от отсутствия воображения. Старый джентльмен говорит, что я пошла в мать. Я не умею волноваться.

Сэр Энтони перегнулся и взялся за уздечку гнедой. Лошади остановились и стояли очень тихо, чуть не прижавшись друг к другу. Его рука обнимала плечи Прюденс. Девушка чуть обернулась к сэру Энтони и почувствовала неодолимое желание положить голову на широкое плечо. Он склонил голову над ней, у нее заколотилось сердце; она протянула руку, из груди вырвался взволнованный вздох. Руку крепко сжали. Сэр Энтони поцеловал ее в первый раз, и если этот первый поцелуй был неловок, каким и полагается быть первому поцелую, то второй был безжалостно запечатлен на ее дрожащих губах. Она оказалась в его объятиях; она обвила руку вокруг его шеи и судорожно вздохнула, наполовину протестуя, наполовину радостно.

Лошади двинулись медленным шагом, всадники не разомкнули объятий.

– Никогда? – тихонько переспросил сэр Энтони.

Прю вспомнила свои слова, что только что сказала ему. Видно, она ошиблась.

– Я думала, что не могу. – Ее пальцы дрогнули в его руке. – Я никогда раньше не испытывала этого, понимаете?

Он улыбнулся и поднес ее руку к губам.

– Разве я не знал этого? – промолвил он. Честные серые глаза серьезно смотрели на него.

– Вы не могли этого знать. Его улыбка стала шире.

– Ну конечно, я знал, дорогая. О, моя глупышка Прю!

Все это было совершенно непонятно; видно, джентльмен был всезнающим. Но что же могло так позабавить его?

Она глубоко вздохнула.

– Вы обещаете мне такой счастливый конец приключений, о котором я не смела и мечтать, – сказала она.

– Вы думали, что, когда я узнаю о вас все, я стану обличать вас в праведном гневе?

– Что-то вроде этого, сэр, – призналась она.

– Вы изумительная женщина, – вот и все, что он сказал.

Они ехали в молчании, потом пришпорили лошадей.

– Я хочу, чтобы вы отдохнули, – сказал сэр Энтони. – Смотрите по сторонам, не встретится ли где подходящий амбар.

– Лошади будут рады. – Прюденс наклонилась и похлопала по шее свою кобылу.

Они ехали пастбищами. Вскоре показался и амбар. Он стоял, окруженный легкими навесами в конце загона, где журчащий ручеек разделял два поля. Самой фермы отсюда не было видно, она скрывалась за холмом. Всадники проехали немного вперед мимо старого стога сена и спешились.

Амбар был не заперт; дверь висела на ржавых петлях; внутри стоял запах душистого сена.

Сэр Энтони подпер двери, чтобы внутри было светлее.

– Пусто, – сказал он. – Не испугаетесь, если мелькнет крыса?

Прюденс расстегивала подпругу седла.

– Мне и раньше приходилось так ночевать, но признаюсь, что я их не люблю. – Она начала снимать седло, но он тут остановил ее.

– Дитя мое, привыкайте, что я здесь, чтобы служить вам.

Она покачала головой и стала разнуздывать гнедую.

– Займитесь-ка своей лошадью, милорд. Неужели я превращаюсь в одно из тех хрупких беспомощных созданий?

– Наоборот, вы ошеломляюще независимы. Сэр Энтони снял седло с чалой и повел ее в амбар. Он стал растирать большую лошадь пучком соломы.

Прюденс сноровисто растерла свою кобылу, потом распрямилась.

– Здесь достаточно тепло, – заметила она. – С ними ничего не приключится. Когда они остынут, мы их поведем напиться к ручейку. Боже, как я хочу пить!

Сэр Энтони бросил пук соломы.

– Пойдемте. Правда, пить не из чего.

Но она прекрасно напилась из его ладоней. Они вернулись к амбару и увидели, что лошади жевали сено в углу. Для Прюденс была приготовлена постель.

– Теперь спите, дорогая, – сказал сэр Энтони. – Видит Бог, вам это необходимо.

Она опустилась на душистое сено.

– А вы, сэр?

– Я свожу лошадей к ручейку, пусть напьются. Не беспокойтесь обо мне.

Она положила голову на сложенный плащ и улыбнулась ему:

– Пара бродяг!.. В самом деле, что я сделала с элегантным сэром Энтони? Это ужасно, сэр, я поссорила вас с представителями закона.

Сэр Энтони повел лошадей к дверям.

– Разумеется, вам непременно надо считать, что все это – плод ваших стараний, – поддразнил он ее и вышел.

Когда он вернулся обратно, Прю спала, положив ладонь под щеку. Сэр Энтони снял плащ и, опустившись на колено, осторожно укрыл ее. Она не шевельнулась. Несколько мгновений он смотрел на нее, потом поднялся и принялся тихо расхаживать взад и вперед в лунном свете. Лошади в амбаре спокойно жевали сено. Над полями царила тишина, весь мир спал, один только сэр Энтони бодрствовал, охраняя покой своей любимой.

Разговоры относительно результата грядущей встречи лорда Бэрхема на Гросвенор-сквер временно прекратились. Бегство Мерриотов было темой последних светских сплетней. Оно приобрело масштабы семи чудес света, и общество весьма печалилось, что принимало эту парочку с распростертыми объятиями. В душе все полагали, что главной виновницей была леди Лоуестофт, и многие ощущали немалое превосходство, заслышав причитания миледи. Они были преисполнены приятного убеждения в том, что они-то никогда бы не совершили такой оплошности – пригласить к себе в дом случайных знакомых. У одного-двух джентльменов родилась странная идея – им казалось, что они слышали от миледи, будто бы она знакома с отцом Мерриотов, но когда ей напомнили об этом, миледи была, положительно, возмущена. Позвольте, как она могла сказать подобное, коли она и в глаза никогда не видела старого мистера? Ее обманули самым безжалостным образом; никто даже и вообразить не мог, сколько доброты она проявила к брату и сестре; у нее и в мыслях не было подозревать за ними темные делишки. Когда она услышала, что мистер Мерриот был арестован служителями закона за убийство Грегори Мэркхема, она была столь потрясена, столь изумлена, что едва могла говорить. А потом, на следующее утро, – узнать, что бежала Кэйт и что из конюшни увели лошадь! О, она совсем слегла. Все это было ужасно – ей кажется, она никогда не придет в себя. И в самом деле, было похоже на то. Все уже устали слушать ее, но она больше ни о чем другом и говорить не могла. И куда исчезли Мерриоты? И кто были те люди, что похитили Питера прямо из кареты? Одним, несомненно, был их слуга Джон, но кто же был второй? Неудачливые тюремщики клялись, что это был человек гигантского роста, но никто не обращал на это внимания. От этих глупцов нельзя было и ожидать ничего, кроме преувеличений.

Сэр Энтони Фэншо услышал обо всем этом, находясь в Дартри, и не преминул написать своему другу Молиньюксу. Он писал, что не может поверить в то, что молодой Мерриот был таким злодеем, каким его тщатся изобразить. Он был невыразимо поражен этой новостью, но уверен, что рано или поздно все объяснится. Он закончил сообщением, что, по-видимому, ему придется продлить свое пребывание у леди Эндерби, ибо у ее светлости гостит одна очаровательная девушка.

Молиньюкс посмеялся надо всем этим и сказал мистеру Траубриджу, что Беатрис Эндерби пытается навязать бедному Тони очередную невесту.

Тем временем не удалось найти даже и следа беглецов. Они исчезли – никто не знал как. Ни один человек не видел, как вернулся Джон, ибо он приехал тайно и выглядел теперь совсем иначе. Вместо черной шевелюры Джон приобрел седеющие каштановые волосы; брови были обыкновенные, рыжеватые, а нос лишился безобразной крупной бородавки. Никто не мог и предположить, что смуглый слуга Мерриотов носил парик и чернил брови и ресницы. Никому и в голову не могло прийти, что старый слуга милорда, опекавший юных Тримейнов, может иметь какую-то связь с лакеем Мерриотов. Тем более что, как оказалось, милорд не раз говорил миледи Лоуестофт, чтобы она не особенно доверяла своим юным гостям.

Нельзя было не восхищаться прозорливостью милорда. А он только качал головой и произносил: «Ах, Тереза!..»

В ответ миледи прикладывала к глазам платочек и признавалась, что ошиблась в Мерриотах, а милорд оказался прав. Стало известно, что милорд предупреждал ее множество раз, он с самого начала подозревал эту парочку.

Целых три дня в обществе возникали разные версии, слышались восклицания; на четвертый день дело Мерриотов затмили дела милорда Бэрхема.

Последнему предстояло встретиться в присутствии адвокатов со своим кузеном на Гросвенор-сквер, где он должен был представить окончательные доказательства, удостоверяющие его личность.

Мистер Ренсли, его рука все еще оставалась в повязке, ожидал исхода дела с понятным нетерпением. Первыми в его дом прибыли семейные адвокаты Клэпперли и Брент. Молодой Клэпперли привел старого мистера Клэпперли, а мистер Брент привез с собой клерка и кучу документов.

Мистер Брент потирал руки и что-то бормотал, читая бумагу. Он желал убедиться, прибыли ли некая миссис Стейнс и некий Сэмюэл Бартон.

Мистер Ренсли выглядел озадаченным.

– Бартон? – переспросил он. – Это вы имеете в виду моего привратника?

Мистер Брент кашлянул:

– Скажем, сэр, привратника в Бэрхеме. Вы знаете, мы сказали, что будем... э-э-э... не будем вступать в споры.

Мистер Ренсли что-то пробормотал себе под нос, что заставило мистера Клэпперли нахмуриться.

– Что тут делать привратнику? – отрывисто спросил он.

– Истец пожелал этого, сэр. Будет также и эта женщина, миссис Стейнс, – кажется, сестра упомянутого Бартона.

– Не знаю такой, – ответил Ренсли. – Этот обманщик их подкупил, чтобы они признали его.

Молодой мистер Клэпперли, человек лет сорока с лишком, призвал мистера Ренсли смягчить свои выражения. Мистер Брент уверил мистера Ренсли, что милорд со дня своего прибытия в глаза не видел ни Бартона, ни его сестру: оба свидетеля были в недоумении.

Вскоре после этого появились брат с сестрой, которых и ввели в большую библиотеку.

Бартон был мужчина средних лет, крепкого сложения, рыжеволосый и голубоглазый; сестра его была постарше, почтенная женщина, которая, войдя в зал, сделала робкий реверанс Ренсли и второй – адвокатам. Ей подали кресло, и она села на самый его краешек, рядом с братом.

– Три часа, – сказал молодой Клэпперли, сверившись с большими часами. – Мне кажется, мы назначили на это время, сэр?

В ответ послышался стук колес. Через минуту дверь отворилась, и вошли милорд Бэрхем, милорд Клеведейл и мистер Фонтеной.

Милорд отвесил изящнейший поклон собравшимся.

– Я опоздал! – воскликнул он. – Тысяча извинений!

– Нет, сэр, нет; почти минута в минуту, – ответил мистер Брент.

Мистер Ренсли неприязненно глядел на спутников милорда.

Милорд немедленно адресовался к нему:

– Вы хмуритесь при виде моих друзей, кузен. Но вы должны помнить, что я имею право привести на эту встречу, кого пожелаю. – Он повернулся к мистеру Клэпперли: – Не так ли?

– О, вполне, сэр. Не может быть никаких возражений. Прошу вас, джентльмены, садитесь.

Все собрались вокруг стола, стоявшего посреди комнаты. Милорд уселся в самом конце, напротив старого мистера Клэпперли, вынул табакерку и раскрыл ее.

– Итак, мой кузен Ренсли хочет задать мне несколько вопросов, – мягко сказал он. – У меня нет причин не отвечать на какой-либо из них. Я официально являюсь Тримейном-оф-Бэрхем. Вы пытались доказать, что я присвоил чужие документы, это вам не удалось, джентльмены. Я сочувствую вам. Позвольте мне выслушать ваши вопросы; я постараюсь дать удовлетворительный ответ.

В комнате царила напряженная атмосфера, милорд явно чувствовал себя хозяином положения. Ренсли сидел справа от мистера Клэпперли и мрачно глядел в стол. Мистер Клэпперли до этого попросил его полностью довериться своим адвокатам, и он согласился не вмешиваться в споры. Он старался даже не глядеть на милорда; один вид этого улыбающегося лица приводил его в бессильную ярость.

Мистер Фонтеной сохранял суровую чопорность; милорд Клеведейл развалился рядом со старым джентльменом, не скрывая своего любопытства. Бартон с сестрой сидели по другую сторону стола и казались совершенно ошеломленными.

Мистер Брент сделал знак клерку, и тот подал ему кожаную папку. Мистер Брент открыл ее и извлек оттуда узкую полоску бумаги. По-видимому, она была вырезана из письма и исписана сверху донизу.

– Может быть, сэр, вы будете так любезны, чтобы сказать нам, узнаете ли вы этот почерк, – учтиво сказал он, подавая бумагу клерку, который понес ее к милорду.

Милорд протянул белую руку и взял ее. Он взглянул, улыбнулся и отдал ее обратно.

– Конечно, – сказал он. – Это рука моего отца.

Ренсли метнул на него быстрый взгляд и закусил губу.

– Благодарю вас, сэр, – поклонился мистер Брент. – Теперь эти.

Милорд взял три другие бумаги. Одну он сразу же отдал назад, сказав:

– Мой брат. Возьмите пожалуйста. – Он нахмурился над вторым листком и покачал головой. – Не имею ни малейшего понятия, – спокойно сказал он. – Не думаю, что когда-нибудь видел этот почерк. – Он занялся третьей бумагой и потратил на нее некоторое время. – Я склоняюсь к мысли, что это может быть моя тетя Сусанна, – сказал он.