Белл казалась напряженной. В плиссированном платье и простроченном пиджаке она напоминала Карен еврейскую Нэнси Рейган — вся в золотых пуговицах и со сверхсложной прической. Встреча «Адольфо» с Рокуил Центром. Мать перестаралась. Карен было жаль ее. Однажды в интервью русскому журналисту она сообщила, что недолюбливает слишком шикарно одетых людей, поскольку подозревает, что все их мысли заняты только одеждой. Это относилось и к Белл. Несмотря на все старания и сложную прическу с лаком, опасения Белл о том, что она не будет принята в кругу, к которому ей так хотелось принадлежать — обществу сильвий, — были небезосновательны. Белл не вписывалась в мир образованных и богатых евреек.

Сильвия, с другой стороны, казалось, ни на что не обращала внимания, кроме Джефри. Как она его любит! Она находила кучу предлогов, чтобы дотронуться до него, погладить по щеке, потрепать по волосам. Джефри принимал ее обожание как должное. Для своей матери он не был еврейским принцем — он был ее еврейским богом. Карен понимала ее чувства. Она испытывала почти те же чувства к Джефри сама. Это напоминало ей анекдот об Иисусе Христе: «Почему вы думаете, что Христос был евреем? — Потому, что он жил дома до тридцати лет, унаследовал бизнес отца и потому, что его мать думала, что он Бог». Карен улыбнулась. Джефри всегда был близок со своей матерью.

Свекор хотел, чтобы сын продолжил его бизнес с недвижимостью. Но с помощью Сильвии Джефри сумел противостоять его настояниям, поступил в художественную школу и стал художником. Карен понимала, сколь многим он пожертвовал, отказавшись от карьеры художника и полностью посвятив себя ее делу, она испытывала смесь вины и благодарности по отношению к Джефри. Очень хорошо, что сейчас, после более чем десятилетнего перерыва, он снова вернулся к живописи. Конечно, ему хочется освободиться от административной нагрузки по делам К. К. Inc., и он пытается достичь этого с помощью компании Norm Со. Он заслужил свободу, напомнила она себе. Придется взвалить на себя еще больше дел.

— Пойдемте, посмотрим, если хотите, — приглашал Джефри, открывая дверь в свою студию.

Поскольку они сами строили вестпортский дом, то Джефри предусмотрел в плане и студию для занятий живописью. Обычно он не любил никого пускать в нее, особенно во время работы, но сейчас, казалось, все было наоборот: ему хотелось показать свою живопись матери, да и всем остальным.

К этому времени приехал Арнольд. И пока Сильвия, Соуки, Роберт-юрист, Буфф, Белл, Лиза, Тангела и Стефани были заняты в студии Джефри, Карен приветствовала отца, напоила его кофе и усадила на диван. Неуклюжая Тифф, стоя у кухонного стола, доедала бутерброды. О Боже! Она выглядела ужасно. Карен очень сочувствовала девочке. Она сама была толстым и неуклюжим подростком, но у нее не было старшей сестры-красавицы, с которой постоянно сравнивали Тифф. Карен попыталась быть естественной и не выказывать своей озабоченности, когда обратилась к девочке:

— Ты не хочешь посмотреть картины дяди Джефри?

— Нет! — грубо ответила та и принялась за следующий бутерброд. Это был уже третий или четвертый?

— Я тоже не хочу видеть картины дяди Джефри, — вставил Перри. — Ведь он захочет узнать, что я о них думаю.

Если быть честной, то Карен сама не была в восторге от работ Джефри. Но что она понимает в живописи? Его обнаженные казались ей слишком зализанными, очевидными, довольно плохо прорисованными. Скорее Пентхауз, чем Арт Ньюз. Хотел ли Перри сказать, что картины Джефри ему не нравятся? Она уважала мнение Перри, с тех пор как полюбила его тонкую живопись. Она взглянула на него внимательней. Не перепил ли он? Не достаточно ли ему? Ведь еще день. Нет, Карен не осуждала его. Если она сама так страдала из-за невозможности зачать ребенка, то что должен чувствовать он, потерявший дочь? Лотти была очаровательной малышкой. Карен попыталась представить себя на его месте: «Я потеряла мою дочурку…» — Нет, уж лучше оставаться бесплодной!

Перри был привлекательным мужчиной с длинным узким носом, миндалевидными глазами и широким ртом. «Будь он чуть повыше и не начни лысеть, то в нем еще было бы все, что надо», — подумала Карен, удивляясь себе. Раньше она не обращала внимания на то, как выглядит Перри. А чем вызвана ее наблюдательность сейчас? Не объясняется ли она тем, что она впервые видит Перри в гостях без Джуны?

— Джефри рассказал мне об интервью с Эл Халл. Не особо круто? Когда его покажут?

— Обещают на следующей неделе, но не точно.

— Она была солнышком, или как?

— Солнышком? — Карен засмеялась, припомнив холодные глаза Эл. — Ты спрашиваешь, была ли Эл Халл солнышком? Я думаю, что другое слово на «с» будет точнее. Если она хоть отдаленно напоминает тебе солнышко, то ты здорово отстал от жизни. Эта женщина ест вице-президентов телерадиосетей за завтраком. Если ты надумаешь пригласить ее на свидание, то лучше истрать свое время на овдовевшую паучиху, что будет к тому же безопасней.

— Я пытался поухаживать за несколькими, но они ответили, что заняты стиркой своей паутины. А жаль! Это была бы легкая смерть.

И он криво ухмыльнулся. Но ухмылка не могла скрыть серьезность намерений.

— Неужели все так плохо? — спросила Карен.

— Я бы подыскал другое слово в качестве первого приближения — агония…

— Ты в обиде на Джуну? Я имею в виду ваш разрыв.

— Нет, конечно. Обычные трудности совместной жизни с творческой личностью: смена настроений, сверхчувствительность и самоуглубленность.

— Да-а… И с Джефри не просто.

Какое-то время его лицо выражало полное недоумение, он поднял брови в немом вопросе: «Ты спятила?»

— Ты грандиозна, Алис! — выдавил он со смешком неплохую пародию на Ральфа Кармдена.

Карен хотела было спросить его о смысле шутки, но тут открылись вращающиеся двери.

— Мне кажется, что-то случилось на кухне, — вмешалась в разговор Дефина.

Карен принюхалась. Пахло горелым.

— Вот черт! — выругалась она и бросилась из гостиной на кухню. Дымились сожженные лепешки на сковородке. Проклятье, куда делась миссис Фрамптон?

— Хлебный завтрак в стиле Давида? — спросила Дефина.

— Боже! Посмотри, не осталось ли у меня в морозилке что-нибудь взамен? И включи вентилятор — проветрить кухню. Может быть, успеет проветриться до их возвращения.

— Не получится.

И в подтверждение пророчества Дефины к ним вошла Белл.

— Как, ты не поставила таймер плиты? Ведь это так просто — включить таймер.

— Я не знаю, как эта проклятая штука работает, — ответила Карен матери.

— В ее собственной кухне она все знает о работе своих приборов, — сказала Белл, сбивая с толку Дефину, но Карен знала, что в третьем лице она говорила о себе, и тяжко вздохнула.

Снова открылась кухонная дверь, в которой показалась голова Сильвии.

— Что-то случилось? — спросила она с деланно-невинной озабоченностью.

Почему Карен показалось, что свекровь рада ее неудаче?

Дефина ответила Сильвии:

— Сейчас поджарится зубатка. Что вы больше любите — сильно прожаренную капусту или чуть-чуть сырую?

— О, не беспокойтесь, — пробормотала Сильвия и попятилась из комнаты.

Белл тоже ушла.

— Сильно прожаренная капуста? — переспросила Карен со смехом. — Ведь даже ты не любишь ее.

— Дерьмо! Она-то этого не знает. Они не поняли юмора, потому и убрались отсюда.

Дефина открыла дверцу холодильника.

— Плохо дело: здесь почти ничего нет. Впрочем, есть три коробки замороженных полуфабрикатов кекса. Выброси эту сковородку и налей немножко масла на противень.

Подруги занялись готовкой, и скоро кексы жарились в духовке.

Промелькнувшая в голове мысль не доставила Карен удовольствия. Она до сих пор не сообщила Дефине о врачебном заключении доктора Голдмана. Но спешить некуда — впереди еще целая жизнь. Вместо этого она спросила:

— Как тебе нравится Перри?

— Кажется, он очень мил.

Дефина собрала пустые коробки и выбросила их в помойное ведро.

— Настолько мил, что ты могла бы пойти с ним на свидание? Он был женат на поклоннице Джефри, но теперь они развелись, и он свободен.

Дефина прервала занятие готовкой и уперлась руками в бока.

— Во-первых, парень в шоке; во-вторых, он белый, а я с этим покончила. Я больше не связываюсь с белыми. Мне и так слишком одиноко. К тому же это повредит дочке, которая до сих пор не решила, считать ли себя белой или черной. И наконец, он ростом мне по пояс, что может быть в сексуальном плане и достоинством, но я предпочла бы научить высокого становиться на колени. А если бы я и увлеклась им, чего, заметь, не произошло, то помешала бы твоей золовке клеиться к этому белому коротышке.

Во время тирады Дефины незаметно вошел Арнольд. Карен подняла глаза от плиты и увидела отца, стоявшего, прислонившись к стене.

— Хочешь еще кофе? — спросила Карен.

— Можно немножко, если есть. У тебя такой кофе — «Пепто»?

— С тобой все в порядке? — спросила Карен.

Он выглядел не очень хорошо. Неужели она все испортила этой рыбой?

— Да ладно, как обычно, — успокоил он ее.

Она предложила ему пару розовых таблеток, и он ушел.

Миссис Фрамптон появилась на кухне, когда Карен с Дефиной удалось уже все привести в порядок. Где она была?

— Дожарьте кексы, это займет минут десять, и принесите, выложив их на поднос, — сухо распорядилась Карен.

Она ничего не сказала про сожженную сковородку. Миссис Фрамптон смерила ее безразличным взглядом. Дефина открыла дверь, взяла Карен за руку и отвела к гостям, которые до сих пор обсуждали работы Джефри.

— Картины замечательны, они просто прекрасны, Леонард, — сказала Лиза, и муж угрюмо кивнул в знак согласия. — Ты так не считаешь?

— Считаю, — сказал он.

Лиза вздохнула. Как обычно, Сильвия была около Джефри. Она держала его за руку.

— Ты ведь видела его работы? — спросила она Карен. — Не правда ли, они удивительно хороши? Они такие… ну, как старая магия.

Старая магия не имела никакого отношения к обнаженным, которых писал Джефри. Он называл свои работы штудиями и объяснял Карен, что пишет их только для того, чтобы восстановить технику. Но они не носили характер пробных грубоватых работ — типичных для штудий. Они были вылизаны до конца и очень откровенны. Старая магия! Карен улыбнулась свекрови. Самый доброжелательный критик художника — его мать. Джефри сиял. Но Карен не могла не заметить, как поморщился Перри. Ну что ж, поскольку Джефри долго не писал, то сейчас он вряд ли готов был выслушать что-нибудь, кроме льстивого восхищения.

— Они потрясающи! — сказала Буфф. — Ты тоже так считаешь, Перри?

Дефина оказалась права, с удивлением отметила Карен. Буфф клеилась к Перри.

— Потрясающи? — переспросил Перри. — В смысле здорово трясут?

Буфф повернулась к нему, чтобы ответить, но в разговор вмешалась Тангела.

— А кто для вас работает моделью? — спросила она кокетливо.

Карен чуть не прыснула со смеху. Кажется, все женщины только и заняты тем, чтобы ухаживать за ним. Но Дефина нахмурилась.

— Кого, ты думаешь, муж твоей начальницы должен использовать как модель? — сердито прошептала Дефина дочери, взяла ее за руку и отвела в сторону.

Карен улыбнулась им, и тут к ним подошли Белл и Роберт-юрист.

— Расскажи нам об Элизе Эллиот, — попросила Белл. — Она очень мила?

Сильвии наконец удалось улыбнуться Карен.

— Да, это женщина, которая умеет благородно стареть, — сказала она одобрительно. — Какая женщина!

Карен представила себе, какой ад Элиза устраивала в рабочих комнатах, обменялась взглядами с Джефри и согласилась с Сильвией.

— Да, она очень мила.

— Делала ли она пластическую операцию? — спросила Буфф. — То есть, заметила ли ты шрамы?

Карен покачала головой. Даже если бы она заметила, она бы не сказала об этом.

— Когда намечается событие? — спросил Роберт-юрист.

— А вы приглашены? — поинтересовалась Белл.

— Конечно, мы приглашены, — сказал Джефри обиженным тоном. Он не был только поставщиком для богатых и знаменитых, он был одним из них.

— Так что, Белл, — сказал Роберт-юрист, — ваша дочь войдет в избранное общество.

— Она уже вошла в него, — холодно поправила Белл.

— Ерунда. Самое избранное общество сейчас здесь. А предложение Norm Со выглядит действительно стоящим, — сказал Роберт-юрист.

Уже давно фирмы принюхивались к их компании, но потребовалось время, чтобы ими заинтересовалась такая богатая фирма, как Norm Со. Карен просила Роберта не распространяться по этому поводу. Белл и Лиза были акционерами ее компании, и она не хотела обнадеживать их до поры до времени. А этот Роберт — просто задница.