Оливия Голдсмит - Опоздавшая

Что я могла делать с тобой на руках? Я должна была отдать тебя на попечение государства. Можешь себе представить? А я вернулась на работу в универмаг, окончила школу и получила хорошую работу. И тогда я оказалась среди одних женщин. У меня не было шансов встретить подходящего мужчину. Никого, с кем можно было бы устроить свою жизнь. Я вспомнила об Арнольде и устроила так, что мы как бы случайно встретились друг с другом. И мы начали встречаться опять. Но на этот раз я не могла ждать, пока он сделает мне предложение.

— Так он не знал? Он не знал обо мне?

— Он не знал обо мне. Он думал, что я хорошая девушка, и я разрешила ему так думать. Он хотел дать мне все, что я пожелаю, а я хотела уехать из Чикаго и оставить работу, я хотела дом, я хотела красивую одежду и хотела вернуть тебя. Когда я сказала ему, что не могу зачать, он не стал задавать вопросов. Тогда я натолкнула его на мысль, что мы должны взять приемного ребенка, и он согласился. Когда я сказала ему, что я видела девочку, не очень маленькую, которую я хочу удочерить, он тоже не возражал. Я не знаю, что он знает или что подозревает. Он никогда не задавал мне вопросов, и поэтому я никогда не лгала. И тебе я тоже никогда не лгала.

Белл посмотрела на Карен, ее губы утончились, рот сжался.

— И не смотри на меня свысока, потому что ты не знаешь, что значить быть в моем положении. Ты не знаешь, что бы ты сделала на моем месте. Я сделала все, что смогла.

Карен стояла молча. Белл опустошенно опустилась на край кровати. Карен встряхнула головой. Как всегда, Белл оправдывала себя, но это не значит, что она права. Может быть, она и сделала все что могла, но этого было не достаточно.

— Ты не должна была лгать, — сказала Карен. — Все-таки это была ложь, и от этого вся наша жизнь стала ложью. Разве ты не видела, что ложь возводила стену между тобой и отцом? Разве ты не видишь, что твоя ложь сделала со мной? И посмотри, что ты сделала с собой. Ты всегда держала меня на расстоянии. Я не помню, чтобы ты хоть раз обняла меня и прижала меня к себе. Ни разу.

— Виновата в этом ты. Ты не была любящей девочкой. Я всегда подозревала, что ты все знаешь. Когда я взяла тебя обратно, ты смотрела на меня своими глазищами, как будто ты все знала. Ты винила меня. Ты не хотела моих объятий.

— Ты говоришь ужасные глупости! — вскричала Карен. — Мне было четыре года; я была взята из единственного дома, который я знала. Я не обвиняла тебя, я сама была травмирована.

Она схватилась за голову. Ей казалось, что сейчас голова разорвется. На какой-то сумасшедший момент она представила, что это Белл пальцами перебирает ей мозги.

— Тебе легко говорить. У тебя нет детей. Если бы у тебя были дети, я бы посмотрела, что ты смогла бы для них сделать. Лиза не смогла ничего. Одну всегда тошнит, а по другой тюрьма плачет. Ты втянула Стеф в наркотики, а Тифф так завидовала, что начала воровать. Арнольд говорит, что одежда, которую она стянула, стоит порядка тысячи долларов. Это крупное воровство.

— Что? О чем ты говоришь? Что Тифф сделала?

— Не знаешь? Да знаешь ли ты, что происходит в твоей семье? Нет. Ты слишком занята работой. И ты еще думаешь, что была бы хорошей матерью! Ха! Ты была бы такая же плохая, как Лиза.

— Может быть, Лиза не такая хорошая мать потому, что она никогда не видела хорошей матери.

Белл свирепо посмотрела на нее.

— Правильно. Вини во всем меня. Я самая плохая. Я виновата в том, что случилось с Тифф, с Лизой, с отцом, со Стефани. Все из-за меня.

Карен знала прием Белл драматизировать ситуацию до абсурда. Но сейчас он не сработал.

— Да, это ты виновата, — сказала она. — Потому что ты лгала всем нам и ты никогда не показывала, что любишь нас.

— Что? Разве вы обе не делали все по своей доброй воле? Может быть, и в том, что твоя сестра спит с твоим мужем, тоже я виновата?

Карен почувствовала, как будто ее ударили. И вдруг она все поняла, все подтасовки матери, все ее ножевые удары, каждую отвлекающую внимание складку красной накидки, которой она трясла перед ними, как перед тупыми животными. Белл должна была принести в жертву чьи-нибудь чувства за свои собственные. Она знала только такой способ выжить.

— Да, — прошептала Карен. — Ты виновата в том, что случилось. Если бы ты постоянно не стравливала нас, если бы ты не хвалила меня перед ней, а ее передо мной, никогда не хвалила бы нас в лицо, тогда, может быть, она так не изводилась бы завистью. Она спала с Джефри, чтобы побольнее ранить меня, потому что она никогда не чувствовала себя достойной соперницей.

— Ну а какое ты найдешь оправдание для Джефри, доктор Фрейд?

Карен тихо стояла, переполненная болью. Она могла сказать: «Спроси отца, почему мужчины обманывают своих жен», но у нее хватило милосердия не делать этого. Она только покачала головой.

— Ты не должна была это говорить, — сказала она матери. — Мой брак — не твое дело. Я только хочу знать, не считаешь ли ты нужным хотя бы извиниться. — Она остановилась. — Я хочу, чтобы ты поняла, что ты разрушила что-то во мне, что нельзя восстановить. Я буду продолжать жить, но без тебя.

Она повернулась и пошла вон из комнаты.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Белл.

Карен не ответила и не остановилась.

— Ты отвернулась от семьи, и ты потеряла мужа. Ты можешь потерять еще больше. Посмотри, как ты проживешь одна. Очень хорошо, что у тебя нет детей, — плюнула ей вслед Белл. — Какая бы плохая мать я ни была, ты была бы хуже.

Карен прошла коридор, свою старую спальню и подобие норы, в которой всегда спал Арнольд, а телевизор трубил хит «Ночная жара». Она не останавливаясь прошла гостиную, вышла через парадную дверь и дошла до угла. В темноте она вдруг осознала, что ей некуда идти и некуда возвращаться. Она продолжала по инерции передвигаться от одного уличного фонаря до другого, пока не дошла до Лонг-Бич Роуд и заправочной станции на углу. Она вошла в телефонную будку, но не смогла найти монетку. Тогда она подняла трубку и заказала разговор. Через какое-то время Карл ответил и согласился оплатить ее звонок. Телефонная трубка дрожала у нее в руках, а зубы стучали, несмотря на теплую ночь. Он едва мог понять, что она ему говорила.

— Ты только скажи где ты, Карен, — сказал он, — и я приеду за тобой.

— Я в аду, Карл, — сказала она ему.

Карл подоткнул одеяло под Карен, лежащую в его постели. Она заснула только с помощью валиума и половины бокала красного вина, которое он заставил ее выпить.

Карен проспала одиннадцать часов. Когда она проснулась, то уставилась на незнакомый ей потолок и с минуту не могла понять, где она находится. Какая-то часть ее прошлого, казалось, тоже безвозвратно выветрилась из памяти. Карен должна была вспомнить все, начиная с Парижа, возвращения в Нью-Йорк, поездки на Марианы; вспомнить Чикаго, Рокуил Центр и наконец оказаться здесь в Бруклин-хечтс. Она застонала и перевернувшись на другой бок, натянула на себя одеяло, стараясь укрыться от солнечного света, который освещал потолок через верхнее окно комнаты. Она лежала неподвижно, как жертва несчастного случая, и старалась понять, где в точности у нее болит и насколько тяжело ранение.

Она не могла и подумать о том, чтобы встать с кровати. Даже с помощью Карла она не была в состоянии начать день, ни этот, ни следующие за ним. Она лежала под одеялом и плакала от жалости к себе. А почему бы и не поплакать? — спрашивала она себя. Кто еще пожалеет ее? Она вытерла глаза о кончик пуховой подушки и накрыла ею свою голову. Через некоторое время она снова погрузилась в сон.

Карен лежала на белой подушке, но потолок над ее головой стал вдруг черным. Подушка покачивалась, и она поняла, что была в море. Море было белым. Она находилась в чем-то вроде корзины или лодочки, качающейся на волнах. Небо было покрыто мраком, а вокруг простиралось молочно-белое бескрайнее море. Она плакала от одиночества, и слезы лились в корзинку. Она поняла, что если будет продолжать реветь, то потонет, но не могла остановиться. В этот момент она услышала, что плачет кто-то еще. Плач доносился из маленькой лужицы на дне лодочки. Она наклонилась, опустила руки в теплую воду лужицы и вытащила оттуда младенца. Ребенок посмотрел на нее своими раскосыми черными глазами. Он узнал ее, а она узнала его. Карен крепко прижала малышку к груди, и обе перестали плакать.

Она проснулась, прижимая к своей груди подушку.

Карен упаковывала вещи, когда услышала какой-то шум в гостиной. Эрнеста уже ушла; Карен похолодела от страха. Раздался голос Джефри. Как это ни смешно, но страх пропал: это было лучше, чем грабитель или насильник, подумала она и прошла из спальни в гостиную.

Джефри сидел на одном из стульев за трапезным столом с кипой аккуратно разложенных бумаг. Бумаги, обивка стула и его лицо было одного и того же бледного цвета.

— Что это? — сказала она, потому что ей нечего было больше сказать. — Что тебе надо?

— Общения, — сказал он.

Он не двигался с места, и несмотря на его бледный вид, голос его звучит твердо.

— Не получится, — сказала она и несколько опасаясь его, повернулась и пошла обратно в спальню.

— У тебя нет выбора, — сказал Джефри. — Это просто необходимая информация.

Карен резко обернулась.

— О чем ты? — спросила она.

— Поскольку ты глуха к доводам, — сказал он, — то мне не оставалось ничего другого. Я встретился кое с кем из наших служащих и членами твоей семьи. И мы пришли к соглашению. Их и моя доля акций вместе перекрывают твою. Мы продаем компанию, не спрашивая твоего согласия.

На минуту она лишилась дара речи, но нелепость ситуации и наглость их претензий были настолько очевидны, что это вызвало у нее прилив энергии.

— Это смешно и нелепо. Уолпер не согласится покупать наше предприятие без меня. Ему нужны я и мое имя.

— Он получит его, — сказал Джефри. — Оно принадлежит всем нам, и пусть без тебя он заплатит не так много, как обещал, но все равно нам этого будет достаточно.

Карен уставилась на него в недоумении. Она не могла поверить услышанному.

— О чем ты толкуешь?

— Мы собственники Карен Каан, — объяснил Джефри. — У меня есть тридцать процентов акций предприятия, что вместе с акциями моей семьи и акциями сотрудников, которые ты сама и отдала им, вместе с долею Мерседес и…

— А кто же будет дизайнером?

— Кому какое дело? Найдем кого-нибудь. Билл говорил что-то о Норис Кливленд.

— Норис? Ты шутишь?

— Нет, почему? Она очень заинтересована. И она может работать под тебя. Покупатели вряд ли заметят разницу, Карен. Они покупают марку, а не товар. Этого им достаточно. А это как раз то, что Уолпер и хотел получить от тебя. Уолпер здорово сбросил цену, но мы все же получим достаточно много. Это лучше, чем полностью потерять наш бизнес.

Карен мигала от удивления и наглости Джефри. Значит, все, что Билл говорил ей о том, что он покупает ее талант, что испытывает глубокое уважение к ней и своим покупателям, было дерьмом и наглой ложью? На это можно было рассчитывать только тогда, когда с ним было по пути. Но… Джефри? Это невероятно.

— Вы не сможете сделать этого, — сказала она мужу. — Я подам в суд. Роберт уже предлагал…

— Роберт и Соуки уже подписали наш договор. Моя мать, кое-кто из твоих работниц, Лиза и твоя мать — все согласны. Ты абсолютно ничего не можешь сделать.

— Лиза? — спросила Карен. — Моя мать?

Ну это было уже слишком! Карен тяжело опустилась на стул. Белл! Но почему она этому удивлена? За Белл было последнее слово, она пустила в нее последнюю стрелу. Карен задыхалась и дрожала от негодования.

— Вы можете отнять мою компанию, но не можете отнять мой талант. Я пойду работать в другое место.

— Делай, что хочешь, Карен. Но не думай, что ты можешь делать что-либо под именем Карен Каан. Твое имя принадлежит нам. Ты сама подписала это в корпоративных обязательствах задолго до предложения от Norm Со. Теперь контроль за предприятием в моих руках, и я могу делать с твоим именем все, что захочу.

Белл. Белл и Джефри. Действуя сообща, они обокрали всю ее жизнь. Сейчас Карен сожалела, что когда-то давно запретила Джефри держать револьвер в квартире. Она с таким удовольствием пристрелила бы его, что пожизненное заключение не казалось бы слишком высокой ценой за это.

— Все документы здесь, — сказал Джефри, собираясь уходить. — Не пытайся проникнуть в офис. Я сменил охрану, тебя не пустят. Жанет ушла, а также Кейси и Дефина. Теперь все в моей власти. Ты, конечно, получишь причитающуюся тебя долю. Роберт проследит за этим.