– Кто может любить такого человека? Но ты оставалась из-за мальчика? Из-за Пипа?

– Да. Я оставалась из-за него. И потому, что не знала, как бывает иначе. Я никогда не искала других вариантов.

– Я пригласил вас еще из-за Марчи, это тоже правда. Я чувствовал, что теряю ее, и мне хотелось, чтобы она была счастлива. Но после того, как Бойд так отозвался о тебе, мне тоже нужно было с тобой познакомиться. Мне нужно было… понять.

– Я вам признательна. Я обязана вам жизнью.

– Нет. Я поставил твою жизнь под угрозу, – говорит Леандро.

– Но теперь я свободна от него, и это благодаря вам.

В течение некоторого времени они стоят вдвоем, смотрят на мир вокруг и ждут. Спешить некуда. Клэр глубоко дышит, рядом с Леандро она чувствует себя спокойнее, зная, что он тоже ждет. Ждет мыслей, которые приходят и уходят; ждет следующего момента, ждет того, что он принесет.

– Вы будете мне писать и… держать меня в курсе того, как пойдут дела у Бойда? И как решится его судьба? – наконец произносит она.

– Да. Если ты этого хочешь.

– Меня это мало волнует, но ради Пипа. Простите меня, Леандро. Я очень виновата, что предала вас и не предупредила о налете, – говорит она.

Леандро слабо улыбается:

– Этторе не оставил тебе выбора. Это ясно. Кроме того, я так сердит на свою племянницу и на Марчи, что просто не могу сердиться еще и на тебя. Так я доведу себя до удара.

– Вы сердитесь на Паолу?

– Конечно. Она всегда была подстрекательницей, зачинщицей. Если бы не она, Этторе боролся бы по-другому: он бы читал крестьянам газеты, произносил речи, вел агитацию, организовывал забастовки. Он бы подключал мозги. Но Паола – это же огонь и порох. Она уже похвасталась мне, что налет был ее идеей. Напасть на своих родственников…

– Что… что вы с ней сделаете?

– Сделаю? Да ничего не сделаю. – Он тяжело вздыхает. – Я просто хочу, чтобы она прекратила эту войну. Все кончено. Она должна перестать быть солдатом и стать матерью этому малышу.

– Вы о ней позаботитесь? Ведь у нее больше никого нет теперь. Валерио слишком слаб, чтобы работать.

– Да, да. Я о ней позабочусь. Она отправится в мой дом в Джое и будет работать там, хочет она того или нет. Или пусть катится к остальным разбойникам и узнает, что такое тюрьма. Вряд ли ей это придется по вкусу, – говорит он, горько усмехаясь. – Так что я должен наказывать ее и в то же время опекать.

– А как же Марчи? Что… что вы и Марчи будете делать дальше?

– Что мы будем делать? – Он пожимает плечами. – Ничего. Ничего не будем делать. Если она хочет, может уходить. Но она уйдет с пустыми руками. Я останусь здесь, в этом месте. Она уже не первый раз пытается причинить мне боль, с тех пор как мы приехали сюда. Я знаю, она ненавидит это место – и часть ее ненавидит меня за то, что я ее сюда привез. Но я люблю ее – что я могу поделать? Как мне наказать ее за то, что она натворила?

– Не знаю, – говорит Клэр. – Пипу всего пятнадцать. Она использовала его… она разбила ему сердце. – Клэр не может сдержать гнева.

– Все проходят через это, Кьярина. Пип оправится и будет знать кое-что важное об этом мире и людях, которые в нем живут. Скоро он и вовсе перестанет об этом вспоминать – такова юность. Тебе и мне, скорее всего, потребуется гораздо больше времени, чтобы залечить раны.

– Я чувствую… Я чувствую… что мне незачем больше жить, – говорит Клэр. Слезы снова наворачиваются ей на глаза, стоят в горле, но у нее уже нет сил плакать, и она глотает их, не позволяя себе разрыдаться. – Это лето было… было лучшим и худшим временем во всей моей жизни. Лучшим и самым худшим.

– Но ты будешь жить дальше, и тебе нужно думать о моем внучатом племяннике. Или внучатой племяннице. Марчи сказала мне, – говорит Леандро. Он кладет руку ей на плечи и на мгновение сжимает их. – Может быть, когда все эти раны немного затянутся, ты приедешь навестить меня со своим ребенком.

– Я никогда не вернусь сюда.

– Никогда? А если Пип захочет навестить отца в тюрьме – потому что Бойд сядет в тюрьму, об этом я позабочусь, – ты отпустишь его одного?

– Нет. – Клэр опускает голову. – Не отпущу.

– Жизнь – это чреда обязательств перед теми, кого мы любим, нравится нам это или нет. Единственный способ уклониться – никого не любить, но для чего тогда жить?

Они вновь умолкают, прислушиваясь к течению времени. Ветер обдувает их, жаркое солнце слепит глаза, и кажется, что если они простоят здесь достаточно долго, то постепенно обратятся в прах и станут частью Апулии. Клэр начинает понимать суровую красоту этой земли, ее горькую славу. Ее мысли обращаются к Паоле, теперь Клэр знает: чтобы жить здесь, нужно иметь в своем сердце твердость камня.

– Война почти закончилась, – говорит Леандро. – Ты спрашивала, как это может быть, и вот тебе ответ: богатые сокрушат бедных железным кулаком. Брачианти проиграли; еще несколько недель, и они вынуждены будут в этом признаться, даже себе. Землевладельцы победили. Мы, землевладельцы, следовало мне сказать. Всякий раз, когда бедняки будут восставать, они будут повержены. – Пока Леандро говорит это, в ворота въезжает Людо Мандзо на своей новой гнедой лошади, вздымающей копытами пыль. Он едет не спеша, откинувшись в седле и свободно держа вожжи. – Сейчас они могут именовать себя фашистами, но люди, бившие крестьян, всегда были и всегда будут, – говорит Леандро, кивая в сторону своего управляющего. – Такие, как Мандзо. По крайней мере один из них у нас под присмотром.

– Этторе говорил, что он очень живучий.

– К несчастью, это правда. Оказывается, это его сын убил возлюбленную Этторе. Ты знала это?

– Федерико? Нет… не знала. – Несмотря на разброд в мыслях и чувствах, Клэр потрясена.

– Жалкое отродье. Уверен, что Этторе причастен к его гибели в том пожаре. Он и братья той девушки, и я нисколько не виню их: так ему и надо. Человек, погибший той ночью, был лучшим другом Этторе. Тот самый, с внешностью кинозвезды, кажется, его звали Пино. Так что я уверен, дело не обошлось без Этторе.

– О нет. И Пино тоже. – Клэр вспоминает доброе лицо Пино, его юную жену, выглядывающую из-за его спины, их прощальный поцелуй. Она думает о том, как он спас ее от Федерико, как подыскивал слово, чтобы сказать ей на прощание. Coraggio. Почему-то его смерть кажется самой большой несправедливостью из всего случившегося. – Это место ужасно! Оно бесчеловечно! – восклицает она с горечью. – Как вы можете любить его?

– Любить? Нет, я не люблю его. Но оно мое. – Леандро поворачивается к ней с печальной улыбкой. – Когда вы будете готовы, я отвезу вас с мальчиком на станцию.


Клэр складывает вещи. Одежду Бойда она оставляет в гардеробе, его бритвенные принадлежности и мыло стоят в шкафчике над умывальником, презерватив в плоской коробке спрятан в ящике тумбочки у кровати. Ей все равно, что будет с его вещами. Она поднимается в комнату Марчи и Леандро и видит, что дверь заперта, в коридоре темно. Она долго стоит перед дверью, чувствуя, как волоски на ее руках поднялись и в душе шевелится целый клубок эмоций, переплетенных так тесно, что она не в силах отделить одну от другой. «Ты чуть не погубила Пипа, – хочется ей сказать. – Доброго, милого Пипа. Ты из ревности разбила ему сердце. А может, просто от скуки? – И затем она хочет добавить: – Я знаю, что ты несчастна. Я знаю, тебе ненавистно это место, но ты не можешь уехать. Я знаю, ты не желала Этторе смерти».

– Марчи? – зовет она. Слово как мячик отскакивает от деревянной двери. Может быть, ей только кажется, но тишина внутри вдруг становится осмысленной. Клэр уверена, что Марчи слышит ее. Она стучит в дверь костяшками пальцев. – Марчи? Можно войти?

Изнутри доносится едва слышный звук, кто-то делает резкое испуганное движение, словно прикрываясь материей. Затем все стихает. Клэр ждет долго, но дверь не отворяется, и она больше не стучит.

– Мы скоро уезжаем. Очень далеко, и вам не придется больше видеть никого из нас, – говорит Клэр. Она собиралась сказать так много, но теперь не находит слов, она не может попросить прощения и не может возложить на Марчи всю вину, не может потребовать объяснений, ее гнев выгорел сам собой. Клэр поворачивается и уходит, оставив Марчи прятаться в тишине. И тут Клэр понимает, что не могло быть более убедительного доказательства раскаяния, более ясного выражения горя, чем молчание Марчи.

Клэр идет в комнату Пипа и с сильно бьющимся сердцем обнаруживает, что его постель пуста, дверь распахнута, окно открыто и сквозняк развеял сонную атмосферу. Она делает глубокий вдох, хватаясь за столбик кровати, пока вновь не обретает устойчивость. Затем собирает вещи, укладывает их в чемодан и тащит его к двери. Это занимает всего пять минут. «Мы уедем, а здесь все будет идти по-прежнему без нас. И мы будем продолжать жить. Будто нас и не было здесь». И словно в ответ, словно отрицая это, приступ тошноты заставляет ее опуститься на крышку чемодана, лоб Клэр покрывается холодной испариной, а рот наполняется слюной. Она вытирает лицо и кладет обе руки на живот.

– Я про тебя не забыла, – тихо говорит она ребенку и почти улыбается. Она знает, что со временем ребенок заново научит ее радоваться жизни, и, даже если он будет считаться ребенком Бойда, она расскажет ему о настоящем отце, о его невероятных синих глазах, о его силе и благородном сердце, о своем чувстве, будто она знала его всю жизнь и безотчетно любила с самого начала.

Время идет, а она все сидит на крышке собранного чемодана, пытаясь представить, как вернется в Хэмпстед, в дом, принадлежавший Бойду задолго до того, как он стал ее домом. Она представляет себе медленный бег стрелок часов в пустой прихожей и тишину, которая воцарится, когда Пип снова уедет в школу, и тут она понимает, что не останется там. Ни секундой дольше, чем это будет абсолютно необходимо. Ей придется найти работу и съемную квартиру, и она не знает, что будет делать и куда двинется, но перед ее мысленным взором возникает образ моря в летний день – его темная-темная синева с отражающимся в ней небом. Она страстно желает этого оттенка синего в своей жизни, этой насыщенности цвета.

Мысль о том, чтобы начать все заново в каком-нибудь городке, кишащем приезжими, совсем ее не страшит. Наоборот, она удивляется, как раньше могла бояться таких обычных вещей. До Апулии, до массерии Дель-Арко, до Этторе. Она сознает, что приезд сюда навсегда изменил ее; она ожила, будто часть силы Этторе вселилась в нее вместе с их нерожденным ребенком. И когда пройдет достаточно времени, она сможет развестись с Бойдом и освободиться от него. Ее не заботит, что о ней станут сплетничать, и ей все равно, кто что будет говорить. Побережье Кента или Суссекс; маленький город у моря, где она родит ребенка Этторе, куда Пип будет приезжать на каникулы и где привольно будет бегать щенку. А дом Бойда в Хэмпстеде пусть стоит и дожидается возвращения хозяина, если тот когда-нибудь вернется. Клэр дожидаться не станет, она пойдет своей дорогой.

Она находит Пипа в мышиной комнате, где он сидит ссутулившись на старом диване с Пегги на коленях. Волосы у него в беспорядке и лоснятся, он до сих пор в пижаме. Завидев Клэр, щенок садится, настороженно смотрит, поднимает уши. Пип хмурится, словно Пегги чем-то провинилась, и Клэр идет к ним через комнату, ловя себя на том, что сдерживает дыхание. Эхо шагов отдается от балок, свет льется в окна и слепит ей глаза. С высокой точки на стене смотрит глаз сохранившейся фрески, и Клэр старается не думать о том, свидетелем чего он стал этим летом. Она подходит и становится прямо перед диваном, и Пип не поднимает на нее глаз, от страха ладони у нее становятся влажными. Сейчас она узнает, потеряла его или нет. Узнает, цела ли связывающая их нить или порвалась, не выдержав напряжения.

– Ну как ты, Пип? – спрашивает Клэр. Выражение его лица немного меняется, щеки заливает румянец. Она ждет, не скажет ли он чего-нибудь, но он хранит молчание, и она чуть поворачивается к двери. – Думаю, нам пора ехать? – Клэр старается говорить спокойно, ей не хочется, чтобы ее голос служил напоминанием о случившемся.

– Домой? – произносит он сипло, почти шепотом.

– Домой, – говорит она. Затем протягивает ему руку, и оба видят, что она дрожит.

Пип отводит взгляд и открывает рот, словно не решаясь заговорить.

– Я не… – Он снова хмурится. – Я не собирался его убивать.

– Знаю, – сразу же говорит Клэр. Она ждет еще некоторое время, но Пип продолжает молчать. – Ну что, идем? – спрашивает она и вновь задерживает дыхание до тех пор, пока сердце не начинает недовольно стучать. Тогда Пип берет одной рукой Пегги, а другую протягивает Клэр.

– Хорошо, Клэр, – говорит он.

Послесловие автора

«Опускается ночь» – произведение художественное. Хотя Джоя-дель-Колле городок вполне реальный и я старалась максимально точно воспроизводить исторические подробности, некоторые события были изменены или выдуманы в соответствии с авторским замыслом. Надеюсь, в целом мне удалось достоверно передать атмосферу эпохи, а также обрисовать социальный и политический фон. Да простят меня специалисты за некоторые художественные вольности. Хотя исторические персонажи, упомянутые в романе, такие как Ди Витторио, Ди Ваньо, Капоцци и Де Беллис, – реальные люди, все герои, играющие сколько-нибудь значительную роль в повествовании, целиком и полностью являются плодом моего воображения, включая Франческо Молино, избитого фашистами на Пьяцца Плебишито на глазах у Клэр.