Карен Рэнни - Осень в Шотландии

– Ты думала, что я Джордж. Вначале мне не удалось, а потом я и не стал развеивать заблуждение.

– Тебе надо было сказать только пару слов. Просто объяснить.

– В этом деле с самого начала все слишком запуталось, Шарлотта.

– Почему ты мне не сказал?

– Мне стало любопытно, – объяснил он. – К тому же я хотел выяснить, что произошло с Джорджем. Ты была для меня чужой. Я ничего о тебе не знал.

– И не доверял мне.

Диксон кивнул.

– И для этого ты явился в Балфурин. Разыскать Джорджа?

Диксон не отвечал. Шарлотта тоже молчала. Наконец он решился:

– Нет. – Настал момент истины. Правда должна быть выяснена до конца. Больше никаких тайн, никаких недомолвок. – Я не знал, что Джордж исчез, пока не приехал в Балфурин. И я говорил тебе, зачем приехал. Я соскучился по замку, хотел почувствовать свою причастность к древнему роду Маккиннонов.

Диксон не стал сейчас объяснять, что, увидев ее, он хотел защитить ее, спасти от одиночества. Хотел быть рядом, когда она просыпается среди ночи и не может уснуть. Хотел заключить в объятия и любить, пока рассвет не разгорится над горизонтом. Хотел вместе с ней смеяться, поражаться сложности ее ума. Хотел вернуть ей уверенность, говорить ей комплименты, да просто находиться в той же комнате, чтобы она могла поднять взгляд и увидеть, что он рядом. Вместо всего этого он причинил ей боль и причинит еще.

– Думаю, в конечном счете я вернулся в Балфурин, чтобы найти себя. Мэтью считает, что это – часть моей скорби. Во всяком случае, Шарлотта немного успокоилась. – Я был женат. Женат на красивой женщине, которую я, без сомнения, использовал так же, как Джордж использовал тебя. Я имел уже достаточно денег, но ее отец был высокопоставленным членом правления Восточной англо-индийской компании. Его влияние мне было нужнее, чем она сама.

Шарлотта отшатнулась, словно его близость ее отравляла. Что делать, она должна узнать все до последней капли.

– Аннабелла была слишком уж скучная и надоедливая, – продолжал он и вдруг осознал, как звучат его слова – жестоко и бескомпромиссно. Но пусть Шарлотта увидит его таким, каким он был. А может быть, он и сейчас такой. – Мы были с ней слишком разными людьми. Ее раздражало все на свете. Она не хотела ничему учиться, ничего принимать, хотела только одного – вернуться в Англию.

Шарлотта молчала.

– И она всегда жаловалась на здоровье. Жаловалась бесконечно. Из сломанного ногтя делала целую трагедию. Из-за царапинки жизнь для нее останавливалась. И я научился не обращать внимания на ее истеричность. В этом мой позор и моя вина. Когда у нее разболелся желудок, у меня был выбор: вызвать врача или отправиться на деловую встречу. Я не счел ее жалобы серьезными и выбрал встречу.

– А она умерла, – закончила Шарлотта.

Диксон кивнул:

– Умерла.

Он посмотрел на скелет Джорджа.

– Мэтью считает, что я горюю. Но это не так. Я не любил ее. Меня мучает стыд. Мне стыдно, что я женился на ней по расчету. И моя нелюбовь, мое невнимание к ней заставили меня пренебречь ее лечением. Так кто же из нас двоих больше виновен – я или Джордж?

Шарлотта молчала.

Найдя клад, Джордж оказался в этой темной ловушке, из которой не сумел найти выход. Разум Диксона отказывался принять такую страшную смерть. Он снова повернулся к Шарлотте.

Ее поза не изменилась, и она не отвела взгляда от его лица. Никогда в жизни Диксон не чувствовал себя таким беспомощным и беззащитным. К тому же он по-прежнему оставался голым.

– Я не раз порывался сказать тебе, кто я такой. Но мне слишком нравилось притворяться Джорджем. Мне хотелось видеть себя в роли мужа такой женщины, как ты.

Шарлотта покачала головой, но Диксон поднял руку, не давая ей вымолвить ни слова.

– Я не хотел испытывать к тебе то, что испытывал. Не хотел завидовать Джорджу. Но чем больше я узнавал тебя, тем отчетливее понимал, что не смогу просто так уйти от тебя. Но один зарок я все-таки смог выполнить – я приказал себе не приближаться к твоей спальне.

Шарлотта отвела глаза, остановив взгляд на дальней стене. Что ж, пусть она не желает на него смотреть, но зато до конца услышит правду.

– Шарлотта, я хотел тебя с первой минуты нашей встречи. Если это грех, значит, я грешник.

Шарлотта резко вдохнула и заговорила:

– Я хочу выбраться отсюда. Я больше не выдержу! Не выдержу! – Она в упор посмотрела на Диксона.

– Ты можешь стать мне на плечи. Сумеешь подтянуться и выбраться наверх?

Она послушно кивнула.

Диксон нагнулся и подумал, что эта поза имеет аллегорический смысл. Он был просителем, а она – подателем просимых благ. Но сейчас Шарлотта была к этому не расположена. Она взобралась на спину Диксона и коленями стала ему на плечи. Диксон стал медленно подниматься, стараясь сохранить равновесие этой самой драгоценной своей ноши. Шарлотта чуть покачнулась и крепко вцепилась в его руки. Диксон чувствовал, как она дрожит – то ли от неустойчивого положения, то ли от сделанного недавно открытия.

Наконец Шарлотта обрела равновесие и выпрямилась у него на плечах. Боль пронзила Диксона насквозь, но он нашел в себе силы и поднял руки, чтобы поддержать ее. Потом сделал маленький шаг к краю провала. Шарлотта привстала на цыпочки, Диксон терпел адскую боль, но не издал ни звука.

Его ладони лежали на ее голенях. Он чувствовал, как она дрожит. Ему хотелось сказать что-нибудь ободряющее, успокоить и поддержать Шарлотту, но пропасть между ними была так широка, что слова казались бессильными.

– Тут торчит скала, – сообщила Шарлотта. – Я думаю, что смогу зацепиться.

Диксон стоял не двигаясь. Она потянулась вверх и вдруг исчезла. Давление на его плечи прекратилось. Диксон сделал шаг назад и посмотрел вверх, прикрыв глаза от яркого света.

Шарлотта встала на колени и сбросила вниз его одежду.

– Ты пришлешь помощь? – спросил он.

Шарлотта не смотрела на Диксона, ее взгляд был устремлен на Джорджа.

– Пришлю, – наконец ответила она. – Мой муж должен быть похоронен должным образом, хотя я предпочла бы оставить вас обоих здесь.

И ушла, не сказав больше ни слова. Диксон оделся и вернулся к Джорджу.

Как встретил Джордж свою смерть? Охваченный пустыми сожалениями? В гневе? На этот вопрос, как и на множество других, Диксон никогда не получит ответа.

– С тех пор, как твой отец вбил мне в голову, что я никогда не получу титула, я из кожи лез вон, чтобы доказать: я не хуже тебя. Лучше стреляю. Лучше езжу верхом. Я сумел нажить состояние, Джордж. Не выиграл его, не нашел, а заработал. И я понял то, что следовало понять и тебе, Джордж, только ты не успел. Выгода – это еще не все. Далеко не все.

Он нагнулся, подобрал золотую монету из бочонка и стал смотреть, как она блестит в солнечном свете.

– Все, к чему я стремился, Джордж, ради чего работал, сейчас потеряло для меня всякое значение.

Диксон бросил монету обратно в бочонок.

– У меня такое впечатление, что я провалился в ад. Кузен, ты слышал, как я признавался в своих грехах. Как думаешь, это была репетиция исповеди перед сатаной?

Как ни странно, но Диксону показалось, что Джордж ответил ему улыбкой.

Меньше чем через час явилась помощь в виде лестницы и веревки. Два дюжих лакея, не слишком любопытных, но очень мускулистых, помогли Диксону выбраться из пещеры, а затем поднять наверх останки Джорджа.

Когда процессия прибыла в Балфурин, Шарлотта вышла вперед и дала знак лакеям занести свою скорбную ношу в гостиную. Для Джорджа был приготовлен гроб. Его аккуратно положили внутрь.

Лишь после этого Шарлотта, глядя в пол, обратилась к Диксону:

– Теперь ты граф Марн.

Диксон кивнул.

– Но я надеюсь, что, несмотря на это, ты уважишь мою просьбу.

– Шарлотта… – начал он, но она подняла руку, приказывая ему замолчать.

– Уезжай, пожалуйста, – тихонько попросила она. – Наши поверенные договорятся об условиях передачи замка, но пока я хочу, чтобы ты уехал.

– Прости меня.

Шарлотта ничего не ответила. Она сюяла перед ним с поникшей головой и молчала. Вид ее слез не позволил ему продолжать.

Диксон развернулся и направился к себе в комнату. Там Мэтью вправил ему плечо и соорудил перевязь для руки. Плечо болело сильно, но Диксон, торопясь закончить дела, отказался от лекарства. От двери он сообщил секретарю:

– Ты будешь рад услышать, что мы покидаем Балфурин.

Мэтью ответил таким же гробовым молчанием, как Шарлотта.

Диксон вышел из хозяйских покоев и направился в башню. Постучал, дверь открыла молодая служанка.

– Простите, ваше сиятельство, – сказала она, – боюсь, Нэн сегодня плохо себя чувствует.

– Мне все равно надо с ней поговорить. – Нэн такая старая, что может не дождаться завтрашнего рассвета. Он должен узнать правду прежде, чем она умрет. – Боюсь, дело безотлагательное, – объяснил он и мягко надавил на дверь.

Девушка отступила и неохотно позволила ему войти. Диксону и раньше казалось, что Нэн как-то сморщилась, уменьшилась в размерах, но сейчас в своей широкой кровати она выглядела как ребенок. Седые волосы разметались по подушке, лицо было таким морщинистым, что напоминало смятую ткань. Когда Диксон вошел, она повернула голову, но не улыбнулась в ответ на его приветствие. Их взгляды встретились, она едва заметно кивнула.

– Ты его нашел.

– Нашел. И тогда понял: ты знала, что найду.

– Я надеялась. Хотела, чтобы он упокоился раньше меня. – Она говорила таким слабым и хриплым голосом, что Диксон с трудом разбирал слова. Он взял стул и сел рядом с кроватью.

– Расскажи мне, что случилось.

Нэн улыбнулась:

– Молодой хозяин такой властный. Хорошо, сэр. Как ты и думал, он приехал домой искать сокровище. Думаю, ему было стыдно, что у его жены больше денег, чем у него. Так бывает, если у мужчины больше гордости, чем ума. Как мне было приказано, я сообщила ему первую строфу. Когда он узнал остальное, то стал спрашивать меня, знаю ли я, где спрятано сокровище. Я рассказала ему не больше, чем тебе, но, думаю, он рвался к нему сильнее тебя и каждый день ходил с лопатой на поиски.

– Но однажды он не вернулся, – с утвердительной интонацией произнес Диксон.

Нэн едва заметно кивнула:

– Да, однажды он не вернулся. Мы ждали. Прошел день, потом следующий, потом – целая неделя. Мы поняли, что он не придет никогда. – Нэн подняла дрожащую руку и дрожащим пальцем указала на пол: – Третья доска.

Диксон встал и сдвинул ковер. Одна из досок была прибита только одним гвоздем. Диксон легко ее приподнял. В отверстии находился кожаный саквояж, а в нем – несколько предметов одежды. На дне лежала щетка Джорджа и бритвенный прибор – все с гербом графов Марнов.

– Почему ты спрятала его вещи?

– Я их не прятала, – слабым голосом ответила Нэн. – Я их хранила. Особенно от англичан. Мы взяли отсюда немного денег, чтобы прокормиться. Остальное – здесь.

Диксон решил, что сейчас не время лечить ее от вековой ненависти к англичанам. Она умирала и в меру своих сил пыталась примириться с прошлым.

– Джеффри ведь знает, так?

Нэн кивнула и едва слышно ответила:

– Да.

Диксон не стал ничего говорить, а подошел и сел рядом с кроватью, понимая, что долго она не протянет. Ему не хотелось, чтобы она умирала в одиночестве, особенно после того, как рассказала ему о последних днях Джорджа.

– Тебя назвали в его честь, в честь моего Робби.

– Я знаю, – негромко сказал он. – Мой дед был великим человеком.

– Не таким уж великим, – возразила Нэн. – Иногда глупым, иногда мудрым. Но он умел жить, а большинство этого не умеет. Ты понимаешь, Диксон.

Перед глазами Диксона возник образ Шарлотты, обнаженной, в кроваво-красной накидке, с дрожащей улыбкой на губах.

– Я думал, что знаю, – мрачно отвечал Диксон, понимая, что в его жизни навсегда останется пустота, которую могла бы заполнить только Шарлотта.

– Не говори глупости, мальчик. – Нэн опустила веки.

Прошел час. Нэн снова открыла глаза.

– Робби, – сказала она и улыбнулась. Диксон понял, что она видит не его, а другого, друга своей юности, любовь всей жизни.

Он просидел у ее кровати еще час, может быть, больше. У этого одра скорби он обрел какой-то странный покой.

Выйдя из башни, он пошел искать старого слугу, который все эти годы был единственным другом покойной.

Услышав новость, Джеффри промолчал, только повесил голову.

– Когда я пришел в замок, – наконец заговорил он, – она была уже старой, а я ведь не юноша, ваше сиятельство. Этого следовало ожидать. – Джеффри покачал головой. – Но без нее уж будет не то.

Диксон внимательно посмотрел на старого слугу:

– В ту ночь ты ведь не ошибся, так?

Джеффри бросил на хозяина взгляд из-под кустистых седых бровей.

– В какую ночь, ваше сиятельство?

– Когда я в первый раз вернулся в Балфурин. Ты назвал меня графом Марком.