Закончив свой сбивчивый монолог, Лаки подняла умоляющий взгляд на подругу, выражение лица которой ничего не выражало. Но за маской безразличия, прожив с Марджери больше двадцати лет, Кассандра безошибочно увидела ее ‒ маленькую незаметную постороннему человеку деталь. Постороннему, но не Кассандре, которая наверняка знала, что когда Марджери была чем-то действительно тронута, левый уголок ее губы был слегка опущен. Никто кроме Кассандры не знал об этом дефекте ее маски, но она знала. Вздох облегчения вырвался из легких. Она смогла. Первый этап пройден. Она убедила Марджери, а значит, с ее помощью сможет достучаться до остальных. Улыбнувшись сквозь слезы, Лаки прошептала только два слова: «Твоя губа».

‒ Но как? Как такое возможно?

‒ Ты думаешь, я себя об этом не спрашивала? ‒ косая улыбка, до боли знакомая Марджери, изогнула губы незнакомки, ‒ тысячу раз спрашивала. Я не знаю. Судьба, рок, чертово проведение. Не знаю.

Но я здесь. И дико соскучилась по тебе.

‒ Я тоже, Кэс. Ты даже не представляешь, что ты натворила умерев. Как ты могла? Ты должна была вести нас, а не подставляться. Я так зла на тебя. Все эти годы, все это время.

‒ Прости. Ты же знаешь, я пыталась спасти Ричарда.

‒ А в итоге погубила обе ваши жизни, ‒ с горечью проговорила Марджери.

Слова подруги серпом прошлись по сердцу Кассандры. Ее самый страшный кошмар, мучивший девушку все эти месяцы после комы, сбывался. Она не успела. Ричард мертв. Все напрасно.

‒ Он мертв? ‒ одними губами прошептала Кассандра, непроизвольно схватившись руками за голову и зачесав пятернями волосы назад. Жест, помогавший ей снять напряжение в минуты сильного волнения, на этот раз не помог.

‒ Нет, он жив, но думаю, предпочел бы умереть, ‒ та интонация, с которой произнесла это подруга, оживила тысячу мурашек, в мгновения сковавших тело Лаки, ‒ почти два года он искал снайпера, убившего тебя. Не знаю, что он сделал с ним, когда нашел, но вернулся он уже не тем человеком, которого мы знали. Честно говоря, никто после твоей смерти, так и не стал прежним. Директор умер спустя пару месяцев от инсульта, ‒ ухмылка, так не свойственная Марджери, исказила ее губы, ‒ директор так и не смог оправиться от твоей смерти, ты же знаешь, как он тебя любил. Наверно, только тебя он и любил по-настоящему, мы для него были скорее материалом, из которого можно было слепить идеальных солдат. После его кончины Академию просто закрыли. Наша команда распалась. Ричард ударился в поиски твоего убийцы. Рейчел и Джек отгородились от внешнего мира, полностью посвятив себя Дэвиду, а потом и малышке Люси. Я осталась одна. Впервые за всю свою жизнь я осталась совсем одна.

‒ Мардж, ‒ с болью в голосе промолвила Кассандра ‒ единственное, что позволили выговорить душившие ее слезы. Но Марджери, так долго не имевшую возможность выказать свои истинные чувства, было не остановить.

‒ Одна, Кэс. Без образования, семьи. Единственное, что дала мне Академия, так это возможность, я бы даже сказала «ни к чему не обязывающее предложение» работать в этом чертовом городе в их паршивом управлении секретаршей. Меня, со всем опытом и квалификацией, хотели заставить варить кофе ничего не смыслящим агентишкам. Но, что было делать, я согласилась. Только вот проработала там не долго, после твоей смерти я просто не могла оставаться в системе.

‒ Ты вышла замуж? ‒ боясь продолжения истории, решила перевести Лаки разговор на более радужную тему.

‒ Да, но не сразу. Сначала я проработала официанткой в десятке разных кафешках, но каждый раз давала по физиономии

распускавшим руки клиентам. Увольнялась и опять наступала на те же грабли. Пока случайно не наткнулась на цветочный магазина Карла. Ему нужна была помощница, мне работа. Так все и началось.

‒ И сколько несчастных растений ты угробила, пока не стала завзятой цветочницей?

‒ Да уж, удивительно, что Карл не уволил меня в первую же неделю. Я все делала не так. Было такое ощущение, что цветы специально рядом со мной дохнут, прямо цветы-самоубийцы, ‒ непринужденная улыбка озарила лицо Марджери, сделав ее моложе лет на десять, ‒но со временем мы поладили.

‒ Карл – твой муж?

‒ Да. Был. Он умер почти три года назад от рака. Не знаю, как я это пережила. Слава Богу, у меня была Грейс, ‒ взгляд Марджери, полный нежности и любви метнулся на фотографии дочери, ‒ она у меня умница. Доктор. Сейчас проходит ординатуру в одной из Нью-Йоркских больниц.

‒ Это чудесно, Фан.

‒ Ну, а у тебя есть семья, дети?

‒ Куда там, все мои отношения длятся не дольше ириски. Все отношения в жизни меня – Лаки. Не перестаю удивляться, я так сильно люблю Ричарда, всегда любила, а прожив двадцать восемь лет жизнью Лаки, так и не испытала этого чувства. Я уж думала, что я какая-то социопатка, неспособная на сильные чувства. А сейчас все время думаю о Ричарде. Как же сильно я люблю его, – взглянув на подругу, смотрящую на нее с сожалением, Кассандра безошибочно прочитала ее мысли, – я знаю, что он тебе никогда не нравился.

–

Мне никогда не нравилось, то, какой ты становилась рядом с ним. Кэс, не уступи ты ему тогда, мы не пошли бы на этот чертов склад «вслепую», не ввязались бы в перестрелку, а главное, ты была бы жива. А после твоей смерти… – начала было распыляться Марджери, но увидев боль в глазах Кассандры, остановила себя. – Ладно, это уже не важно. Скажу только, что когда ты призналась мне, что хочешь с ним расстаться после задания, я была искренне за тебя рада.

–

Тогда я старалась быть в первую очередь солдатом, а уже потом женщиной. Я хотела расстаться с ним, потому что наша связь мешала работе, а вовсе не потому, что разлюбила.

–

Жаль, что ты не поняла этого до задания.

–

Да, жаль, – печально улыбнувшись и вдохнув побольше воздуха, Лаки задала так долго мучавший ее вопрос, – Фан, а где я похоронена?

–

Умеешь ты перевести тему, ничего не скажешь, – пробубнила не ожидавшая такого вопроса Марджери, – сначала мы привезли твое тело в Академию, похоронили на общем кладбище, но когда нас всех перевели сюда, мы не смогли оставить тебя там одну и перезахоронили здесь на северном кладбище. Твоя могила в четвертом ряду, девятая слева.

–

Под чьим именем я похоронена? – еле слышно спросила Кассандра, будто боясь, что высшие силы, услышав ее, примутся исправлять свою ошибку, и попытаются выдворить ее из тела Лаки.

–

Кэйт Метьюз.

–

Вы дали мне фамилию директора?

–

Нет, на этом настоял он сам. Думаю, он всегда мечтал о такой дочери как ты, да и относился он к тебе, как к родной. Вот, его мечта сбылась, – с горечью проговорила Марджери, – Кэс, не езди туда сейчас или, если хочешь, поехали вместе?

–

Спасибо, родная, но я должна сделать это сама, – со знакомой Фанни твердостью произнесла Кассандра, – но мне не обязательно это делать сию же секунду, – стремясь исправить свою оплошность, плюхнулась она обратно в кресло, – как насчет чая?

Проговорив с Марджери почти до самого вечера, Лаки оставила ей свои контактные данные и, распрощавшись, покинула дом подруги. Душа девушки рвалась увидеть то, что осталось от ее прошлой жизни. Сама не зная зачем: то ли чтобы в очередной раз убедиться в реальности происходящего, то ли ради какого-то внутреннего успокоения, но Кассандра стремилась попасть на кладбище, туда, где ее тело обрело покой, который так и не достался ее душе.


Глава 6.


Всю дорогу до кладбища Лаки пыталась не думать о том, куда и зачем едет. То, концентрируясь на дороге, то пытаясь представить, как будет жить в этом городе, вдали от прошлой жизни, дорогих ее сердцу местах и близких людях, девушка добралась до места назначения.

Без труда найдя могилу, где нашло вечное упокоение ее тело, Лаки, не удержавшись, дотронулась до мраморного надгробия. В голове никак не могла уложиться мысль, что двумя метрами ниже лежат ее остатки. Жалость к себе прежней, к женщине, в жизни которой с самого детства была только работа, женщине, не успевшей не то, что испытать радость семейной жизни и материнства, а даже просто насладиться жизнью и свободой, как снежный ком нарастала в душе. Глаза заволокла пелена слез, в горле застряло в любую секунду готовое вырваться рыдание.

–

Мисс, вам нехорошо?

Этот голос, всего три слова, сказанные вежливым тоном, заставили тело Кассандры оцепенеть. Ей даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять, кто стоял за ее спиной.

–

Мисс? – уже с большим нажимом произнес мужчина.

Неимоверным усилием, заставив себя принять непринужденный вид, небрежным движением смахнув все же вырывавшуюся из плена ее ресниц слезу, Лаки повернулась к Ричарду. Одного взгляда на любимого хватило, чтобы по всему телу девушки прошел ток. Он изменился, постарел, и все же, это был он – ее Ричард. Как же Кассандра хотела дотронуться до его лица, поцеловать каждую морщинку, появление которой она пропустила за эти двадцать восемь лет. Каждая клеточка ее тела тянулась к нему, в то время как он смотрел на нее слегка вопросительным, но все же безразличным взглядом.

–

Да. Нет. То есть, все хорошо.

Бровь Ричарда слегка приподнялась, давняя привычка, которая всегда бесила Кассандру. Именно так он смотрел на людей, которые, как он считал, вели себя «не так, как подобает».

–

Вы знали Кэйт? – спросил он, заранее зная ответ.

–

Нет. Просто она умерла в день моего рождения, – ничего умнее не придумав, промямлила Лаки.

–

Что же, с Днем рождения, – уже менее учтивым тоном, явно намекая, что разговор окончен, поздравил незнакомку Ричард.

–

Спасибо. Меня зовут Лаки, – сделав вид, что не поняла его желания закончить разговор, не унималась Кэс, – она была Вашей женой?

–

Нет, невестой, – ответил Ричард, повернувшись к могиле Кэйт, тем самым, ясно давая понять, что на этом их знакомство окончено.

–

Искренне вам соболезную. Она умерла совсем молодой, – поражаясь собственной наглости, продолжала Кассандра.

–

Мисс, мне не хотелось бы грубить, но я был бы Вам крайне признателен, если бы Вы уже пошли по своим делам, – тон, которым были сказаны эти слова, не вызывал сомнения, что не уйди она сейчас, словесной грубостью дело может не закончиться.

Ругая себя, что не учла вероятность встречи с ним здесь, Лаки, попрощавшись, быстрым шагом пошла прочь. Но, дойдя до машины, решила, что нельзя сдаваться так быстро.

«Ну что я теряю, не задушит же он меня на собственной могиле? Если не удастся его убедить сейчас – другого шанса может и вовсе не представиться».

Уверенно развернувшись, Лаки присмотрелась к фигуре любимого, сидящего на коленях рядом с могилой спасшей его женщины. Горло Лаки опять защекотало рождавшееся в груди рыдание. Разозлившись на себя за очередное проявление слабости, которое, до своего перерождения, Кассандра никогда себе не позволяла, она решительно направилась к тому от кого зависела вся ее будущая жизнь.

Увидев женщину, столь решительно направляющуюся в его сторону, Ричард выругался про себя.

«Неужели эта безмозглая кукла не может понять, что в такие минуты человеку не нужно общество?».

Встав с колен, мистер Прескот суровым взором оглядел приближающуюся к нему незнакомку. Несмотря на раздражение, он не мог не отметить необычной, какой-то лисьей красоты и грации нахалки, а ее глаза, даже полные слез, они были прекрасны, какими же они становятся, когда их хозяйка улыбается.

«Надеюсь, у нее сломалась машина или она заблудилась, в противном случае…», – додумать свою мысль ему не позволил напор, с которым, едва дойдя до Ричарда, обрушилась на него Лаки.

–

Я знала женщину похороненную здесь, – начала свою тираду Кассандра, – нет, Ричард, хоть раз в жизни, просто заткнись и выслушай, – сделала отступление от за секунды заготовленной речи Лаки, увидев готовый вырваться из уст Ричарда комментарий, – даже не так, я не просто знала ее, она и есть я. Я родилась в Балхе, тогда же, когда и умерла Катя Морозова. В той же самой больнице, в которую ты принес ее, заставляя доктора под дулом пистолета оживить уже мертвое тело. Тогда, тем младенцем на руках испуганного врача, была я. Не знаю, что там произошло, и как получилось, но… Я прожила двадцать семь лет, будучи Лаки, никаких всплесков памяти о жизни Кассандры, ничего. Но чуть меньше года назад меня сбила машина, тогда, придя в себя после комы, я помнила только жизнь Кати. Чуть позже пришли и воспоминания Лаки, но проснулась я Кассандрой. Проснулась с мыслью о тебе. Я так боялась за тебя, так рада, что ты жив.

По мере того, как Лаки излагала историю своей жизни, глаза Ричарда все сужались и сужались, в то время как недобрый блеск в глазах разгорался и ширился, заполняя все пространство его серых глаз. В конце монолога они и вовсе превратились в щелочки, горящие ненавистью и злобой. В противовес тому, голос, которым он заговорил с Лаки, был наполнен ледяным спокойствием.