– Да ты мертвого разбудишь.

– Ничего подобного! – запальчиво вскричала Ева, а сама, похолодев, подумала: «Неужели я храплю?»

Рорк лишь улыбнулся и отошел к доске. Он стал изучать ту сторону, которая посвящена Тэнди Уиллоуби.

– Ты собрала так много за столь короткий срок?!

– Ничего такого, что могло бы указать на ее местонахождение и состояние. В итальянском случае полиция так и не нашла ни мать, ни ребенка.

– У них не было тебя. – И у его матери тоже, с горечью подумал Рорк. У нее никого не было, и ничто на свете не могло этого изменить. Он повернулся к Еве: – Посмотри на себя. Ты работаешь без горючего, на пустом баке и притом на два фронта.

– Возможно, для нее уже тоже слишком поздно. – Ева кивнула на фотографию Тэнди. – Все, что я могу, это продолжать работать.

Тут засигналил ее телефон, и она повернулась, чтобы ответить:

– Даллас.

– Триветти. Меня просили вам перезвонить.

У него был сильный необычный акцент и худощавое красивое лицо.

– Спасибо, что так быстро перезвонили, инспектор.

– Я рад. Scusi[1], мой английский весьма скромен.

– Мой итальянский еще скромнее. – Ева оглянулась на Рорка. – У меня тут есть человек, который может нам помочь, если мы запутаемся. Вы вели дело о розыске несколько лет назад. Беременная женщина.

– София Белего. У вас похожий случай?

– Тэнди Уиллоуби, – сказала Ева и кратко описала суть дела, а Рорк уточнил некоторые детали по-итальянски, когда инспектор выражал недоумение.

– Как и в вашем случае, моя София не имела близких родственников, не имела связей в том городе, где она пропала. Она оставила свой банковский счет. После ее исчезновения он остался нетронутым, как и ее кредитные карточки. Ее одежда, ее вещи – все осталось у нее в квартире. В этом доме ее соседка говорит с ней тем утром, когда она уходит. В ее показаниях говорится, что София была… как это… lieta?

– Счастлива, – подсказал Рорк.

– Да, счастлива и довольна. И она идет к своему dottore.

– Доктор, – перевел Рорк.

– Я догадалась, – кивнула Ева.

– И она идет покупать вещи для ребенка. Она идет к dottore, и она здорова. И счастлива. Она имеет хорошее настроение, и она назначает… appuntamento?

– Встречу.

– Встречу, – повторил Триветти, – новую встречу с dottore через неделю. У нее уже очень скоро ребенок, понимаете?

– Si, – сказала Ева.

– Но она не делает покупки для ребенка. В Риме она ничего не покупает. Я говорю со всеми в этих местах. Многие ее знают с – как это? – с других раз, но не в этот день. Никто ее не видит, когда она уходит от dottore. Ее нет нигде: на автобус, на поезд, на самолет. Никакой транспорт. Не берет паспорт, я нахожу паспорт в ее квартире. Нет сообщений, нет звонков. Я не знаю, куда она пошла. Нет следов.

– Нет ничего в больницах, роддомах, моргах?

– Ничего. Я ищу отца ребенка, но никто не знает. Ни в Риме, ни во Флоренции. Несмотря на все наши усилия, ее нет. Она не найдена.

С помощью Рорка Ева еще раз обговорила с Триветти все этапы следствия, уточнила некоторые детали. Она попросила передать ей копию дела и обещала держать его в курсе.

Потом она, хмурясь, пробежала глазами свои заметки.

– Мне надо все это внести в дело.

– Сперва поспи.

– Я обещала лейтенанту из Отдела по розыску передавать ей все свои отчеты и заметки. Мне надо…

– Думаешь, она сидит у компьютера и караулит твою почту в… – Рорк взглянул на свои наручные часы, – четыре сорок восемь воскресного утра?

– Нет, но…

– Не заставляй меня прибегать к крайностям. Я могу силой отволочь тебя в постель. Но учти, я устал и могу по дороге задеть твоей головой о стены. Жаль будет, если облупится штукатурка.

– Ха-ха! Ладно, дай мне только попробовать последний раз набрать Эпплби. Нет, ты послушай! Если она поехала с ним повидаться, я пойду спать с чистой совестью.

– Ты прекрасно знаешь, что она к нему не поехала. Ладно, один звонок, и все.

– У тебя характер портится, когда ты устаешь.

– Вот мы поглядим, как он испортится, когда ты рухнешь!

Ева еще раз набрала номер Аарона и опять услышала голосовую почту.

– Черт бы его побрал!

– В кровать и спать. А не то, смотри, у меня так испортится характер, что я тебя скручу и укол снотворного вгоню.

– Не забудь позвать на помощь армию и флот.

Ева вскочила, и от резкого движения у нее закружилась голова. Она поняла, что Рорк прав. Придется на несколько часов поставить батарейки на подзарядку.

«Два часа, – сказала она себе, – максимум три». Потом она оглянулась на фотографию Тэнди у себя за спиной и перевела взгляд на Рорка.

– Это хуже, чем убийства.

– Хуже?

– Тяжелее. Они уже мертвы. Ты приходишь, чтобы узнать, кто взял их жизнь, а если сможешь – и почему. Выстраиваешь против них дело, чтобы мертвые были отомщены. А тут ты просто не знаешь: жива она, мертва, ранена, взята в заложницы, или, может, она просто плюнула на все и сбежала? Если она жива и в беде, ты не знаешь, сколько у тебя времени, чтобы найти ее и спасти. А если не успеешь вовремя, может случиться так, что она опять станет твоей, но только в виде дела об убийстве.

– Мы найдем ее.

Ева бросила взгляд на часы в спальне. Тэнди исчезла семьдесят один час назад.

15

Ева вмиг переместилась из непроглядной черноты сна в ослепительно-белый свет. Она увидела заливающихся плачем младенцев, вопящих от боли женщин, но, хотя они окружали ее со всех сторон, она была отделена от них белыми стенами. Она билась об эти стены, но они были прочны, как сталь, и она достигла лишь одного: оставила кровавые следы на белой краске.

Опустив глаза, она увидела, что ее руки покрыты свежей кровью.

«Чьей кровью?» – удивилась Ева и потянулась за оружием. Но в ее кобуре лежал лишь маленький ножик, тоже весь в крови. Она узнала его, конечно, узнала. Когда-то вот этим самым ножиком она зарезала своего отца. До смерти.

Что ж, если в свое время этот нож сгодился для ее папаши, значит, сгодится и сейчас.

Взяв его боевым захватом, Ева двинулась вперед вдоль белой стены.

Неужели они все время плачут? Неужели никогда не замолкают? Что ж, ей не за что их винить. Младенцев выдавливают, выталкивают из уютной теплой темноты на жестокий холодный свет реальности. «С болью, – подумала она, – и с кровью». А их матери тем временем надрываются от крика.

Это старт, мучительный и трудный.

Стена оборвалась, Ева свернула в сторону и очутилась в коридоре. Она двинулась дальше. Коридор начал сужаться и превратился в тоннель. «Смахивает на морг», – подумала Ева. Рождение и смерть, начало и конец пути.

Еще раз свернув за угол, Ева увидела распростертую на полу Мэвис.

– Эй! Эй! – Но когда она бросилась вперед, Мэвис улыбнулась и помахала ей.

– Со мной порядок. Можно сказать, полный кайф. Просто пеку булочку до полной готовности. Ты лучше пойди помоги другим.

– Кому – другим? Где они?

– Вот в том-то и вопрос, верно? Ты должна все исправить, да так, чтоб вернуться вовремя, до того, как придет мое время рожать. Помнишь все, что мы проходили на занятиях?

– Я получила высший балл.

– Я же знала, что на тебя можно рассчитывать. Этот день наступает, Даллас. Смотри, не опоздай, Тэнди тоже рассчитывает на тебя.

Над головой пролетел белый аист с раскачивающимся белым свертком в клюве. Ева нагнулась, уклоняясь от столкновения, и выругалась.

– А вот и еще один! – засмеялась Мэвис. – Может, это Тэнди. Давай беги скорей за ним. Может, это и есть причина смерти!

Ева бросилась было вперед, но оглянулась. Мэвис стояла на голове, опираясь ногами на белую стену.

– Подержу его в духовке, пока ты не закончишь.

– Нет, это как-то неправильно, – на ходу пробормотала Ева, следуя за аистом.

В кабинке, встроенной в белую стену, она увидела Натали Копперфильд. Натали была привязана к письменному столу. Ее лицо было в синяках и в крови, из глаз текли слезы. Синий пояс халата был затянут у нее на горле.

– Цифры не складываются, – рыдала она. – Итог неправильный. Я должна все исправить, это моя работа. Из-за нее меня убили, – сказала она Еве, – но все равно ничего не складывается.

– Дай мне что-нибудь существенное.

– Но там уже все есть, все там, в цифрах, они не складываются. Неужели ты ее до сих пор не нашла? Ты не нашла ее?

Ева увидела дверь, рванула ее, потом пнула ногой, когда дверь не поддалась. За дверью была белая комната, а в комнате – Тэнди, привязанная к гинекологическому креслу вроде того, что использовалось для демонстрации в акушерском классе.

Кровь заливала простыни, лицо Тэнди лоснилось от пота. Огромный вздувшийся живот ходил ходуном.

– Ребенок идет, – проговорила она задыхаясь. – Я не могу его остановить.

– Где доктор? Где акушерка?

– Я не могу его остановить, – повторила Тэнди. – Скорее, скорее.

Ева подбежала, но в тот же миг Тэнди исчезла.

Под ногами у нее раскрылся пол. Она рухнула вниз, а вокруг нее кричали женщины и плакали дети.

Она упала очень жестко и услышала, как с сухим щелчком ломается рука. Комната. Холодная, выстуженная комната, залитая мутным красноватым светом.

– Нет. – Дрожа всем телом, она поднялась на четвереньки. – Нет.

Он лежал в луже собственной крови, той самой крови, что капала с ее пальцев, с лезвия ножа, который она все еще сжимала в руке.

И вдруг прямо у нее на глазах отец повернул голову. Его мертвые глаза мигнули, и он улыбнулся ей.

– Мы всегда возвращаемся к исходной точке, малышка.

Она вырвалась со сдавленным криком и очутилась в объятиях Рорка.

– Это всего лишь сон. Все хорошо. Ты в порядке. Я здесь.

– Все нормально. – Она вдохнула его запах, чтобы успокоиться. – Я в порядке. Все было не так уж страшно.

– Ты вся дрожишь.

Он отдал команду включить неяркий свет. Комната приобрела очертания и ожила.

– Это был странный сон. Жутковатый, но, в общем, всего лишь странный.

– Танцующие цифры? – Рорк говорил шутливо, но крепко-крепко прижимал ее к себе. – Летающие младенцы?

– Не в этот раз. – Ева приказала себе успокоиться, просто успокоиться, прижимаясь к нему. – Дела в голове перемешались, – пояснила она, рассказав ему сон. – И, как всегда, грандиозный финал. Этот ублюдок непременно ухитряется появиться под конец.

– А теперь забудь. Ложись и постарайся уснуть. Тебе надо еще поспать.

Ева позволила ему увлечь себя обратно на постель, свернулась клубочком у него под боком. Но она знала, что не уснет, что не сможет забыть.

– Было странное ощущение, что я теряю время, что надо торопиться. Я должна была найти Тэнди, и я нашла ее, но не смогла до нее добраться. И там была Натали Копперфильд. И я подумала только об одном: она заслуживает кого-нибудь получше меня. Она попала в западню с этими проклятыми цифрами, и ей не выбраться, пока я все не исправлю, чтобы они сходились. Чтобы все было правильно.

– Нет смысла напоминать тебе, что тебя рвут напополам.

– Ты прав, смысла нет. Извини.

– Тогда позволь тебе напомнить, что ты не одна в этом белом коридоре, в этом белом тоннеле и даже в той комнате мотеля в Далласе. Ты больше не одна.

Ева запрокинула голову, чтобы видеть его лицо, протянула руку и дотронулась до него.

– Вот и слава богу.

Он поцеловал ее в лоб.

– Ну что ж, ты сумела проспать три часа и вернулась к жизни. Мы опять на службе?

Рорк предложил сперва позавтракать, и Ева не стала спорить. Она даже сама запрограммировала на «автоповаре» два плотных завтрака, пока он одевался.

– Как это мило! Воскресное утро, и моя очаровательная жена кормит меня завтраком.

– Ты его заслужил. – Ева бросила грозный взгляд на кота, когда он покинул солнечное пятно на полу, в котором нежился, и начал подкрадываться к столу. – А ты нет!

Но Галахад ответил ей таким скорбным взглядом, что она закатила глаза, вернулась к «автоповару» и заказала для него кошачий завтрак с добавкой из тунца.

– Он тебя обыграл, – заметил Рорк.

– Ну и пусть. Зато не будет клянчить и воровать еду со стола, пока мы едим. Я думаю… – начала Ева.