Она кинулась к нему, но Дэр выставил перед собой руку.

— Я буду вам очень признателен, если вы вспомните, что речь идет о моей супруге, и снизите тон. Можем поговорить о случившемся позже, когда вы приведете себя в порядок.

— Да, в самом деле, вы очень испачкались, — добродетельно закивала Шарлотта и сверкнула мужу ямочками. — Благодарю за поддержку, Аласдэр. Вы же знаете, как мне, при моем скромном и сдержанном характере, претит быть участницей подобной сцены. Если пожелаете, следующий вальс у меня не занят, только будьте осторожнее — из-за прискорбной случайности с леди Бриндли тут весь пол очень скользкий.

— Прискорбной? — взвыла Филомена, глядя на Шарлотту с такой злобой, что Дэр мгновенно запылал гневом. — Прискорбное здесь только одно — то, что вашему мужу не хватило мозгов жениться на мне, когда у него была такая возможность!

— Или мы можем протанцевать контрданс, кажется, он будет за вальсом. Я с удовольствием составлю вам пару. Мне очень нравится контрданс. — Шарлотта склонила голову набок и посмотрела на мужа, распахнув синие глаза.

Дэра охватило абсурдное чувство восхищения ею. Шарлотте ничего не стоило взять и опрокинуть полную чашу пунша на голову сопернице! Но здравый смысл тут же подал голос, напоминая, что сейчас лучше всего успокоить Филомену. Он оглянулся в поисках знакомого лица.

— Леди Беверли, будьте так любезны, отведите леди Бриндли в комнату, где она сможет привести себя в порядок…

Каролина что-то с отвращением пискнула, но послушно шагнула вперед и попыталась взять Филомену за руку. Та руку вырвала и разъяренно взглянула на собравшуюся толпу. Ломтик апельсина сполз с мокрого пера и плюхнулся на пол.

— Я никуда не уйду, пока ее не возьмут под стражу! Я выдвину против нее обвинение! Никто не смеет так обращаться со мной! Никто!

— Думаю, скоро прибудет принц-регент, поэтому хорошо бы открыть окна. Мне кажется, здесь дурно пахнет, — утомленно произнесла Шарлотта и начала обмахиваться веером. Только Дэр заметил, как плотно стиснуты ее губы.

— Дурно пахнет?! — завизжала Филомена.

Все, довольно.

— Леди Бриндли, вы уйдете прямо сейчас, — решительно сказал Дэр, посмотрев на нее стальным взглядом синих глаз, и молча кивнул ее спутнику. Тот взял Филомену под руку, под другую руку ее подхватила Каролина, и они вдвоем, под аккомпанемент ругательств и проклятий леди Бриндли, сумели вывести ее из забитой людьми столовой.

— Не думайте, что вам это сойдет с рук! — Уже в дверях Филомена резко остановилась и обернулась. — Ни за что! Уж я постараюсь, чтобы все узнали правду! Все узнают, что вы обвенчались с ненормальной, с женщиной, которая вам настолько противна, что вы даже до сих пор не скрепили с ней брак в постели! Все узнают, что вы чахнете от любви ко мне! Не сомневайтесь, я еще отомщу!

Дэр услышал, как у него за спиной кто-то шумно втянул в себя воздух, и с раздражением подумал: «Зачем Шарлотта упомянула о такой интимной подробности в разговоре с Филоменой?» Она наверняка знала о его отношениях с дважды овдовевшей Филоменой, он встречался с ней, когда познакомился с Шарлоттой. Кроме того, ему казалось, что Шарлотта скорее умрет, чем снизойдет до того, чтобы просто поздороваться с соперницей, уж не говоря о беседе на такую интимную тему. «Но когда, — устало подумал он, потирая заболевшую голову, — когда моя жена вела себя разумно?»

В столовой мгновенно начались оживленные разговоры. Люди быстро расходились, собирались небольшими группками и возбужденно обсуждали последнюю сплетню, время от времени кидая в его сторону осторожные взгляды. Теперь они будут обсасывать это ближайшие несколько месяцев. Слава Богу, что после свадьбы Патриции им не придется иметь дела с высшим обществом.

— Надеюсь, вы счастливы видеть последствия своего поступка, — сердито пробурчал Дэр жене. Она удивленно распахнула глаза, Дэр увидел, как в них промелькнула боль, и сразу расхотел делать ей выговор. Он не будет ее бранить, это бессмысленно. Она просто Шарлотта и не может измениться, и чем раньше он с этим смирится, тем легче ему будет жить.

— Пожалуй, я бы с радостью уехала домой прямо сейчас, — непривычно подавленным тоном сказала Шарлотта.

Дэр посмотрел на нее повнимательнее. Глаза не просто широко распахнуты, в них блестят слезы — слезы унижения. Он взял ее за руку и повел в бальный зал, где пары готовились к вальсу. Обняв жену, Дэр сказал:

— Не позволяйте им увидеть, что вы расстроены, любовь моя. Улыбайтесь, как будто никто из них не имеет никакого значения.

— Но они имеют значение, — негромко возразила она. Слезы были готовы вот-вот пролиться. — Это же светское общество! Они воплощают все то, к чему я мечтала вернуться. Успех, и достижения, и все прекрасное. Даже вы не можете не признать это.

Дэр невольно рассмеялся:

— Если бы вас в самом деле волновало то, что они про вас думают, моя дорогая жена, ваша рука не дернулась бы «совершенно случайно», когда чаша с пуншем находилась над головой леди Бриндли. И все их успехи и достижения — это просто везение. Им повезло родиться в семействах, принадлежащих к аристократическому классу.

— Но…

Какое-то время Дэр молча вращал жену в танце.

— Шарлотта, они всего лишь люди, а не боги. Они грешат, у них есть дурные привычки, они терпят неудачи, как и все прочие люди на свете.

Она немного подумала.

— Может, и так, но, греша, терпя неудачи и предаваясь дурным привычкам, они выглядят безупречно.

Смягчившийся взгляд Дэра остановился на ее прелестном лице. Он заметил, что слезы высохли, не пролившись.

— Внешность — далеко не все, миледи.

— Правда?

Она смотрела на него яркими, блестящими глазами, немного приоткрыв рот, словно завлекая песней сирен и предлагая всего лишь разок прильнуть к губам. В отблесках свечей ее локоны сверкали, как расплавленное золото, а кожа была не безупречно бледной, что считалось крайне модным среди светских дам, а чуть смугловатой, медового оттенка, с легким румянцем, словно Шарлотта какое-то время провела на солнце без шляпы и зонтика.

— Ну, — негромко произнес Дэр, толком не сознавая, что говорит вслух, — не думаю, что вы сумеете понять, что значит заглянуть под внешность, когда ваша настолько безупречна.

Она даже краснела красиво — щеки приобрели цвет темной розы.

— Я небезупречна. Нос у меня ровно на четверть дюйма длиннее, чем следует. Левая бровь по утрам неровная, поэтому требуется приводить ее в порядок. И одна из грудей больше, чем другая, — уныло вздохнула Шарлотта. — Когда мне было шестнадцать, я целый год ходила кривобокая и боялась, что они никогда не сравняются. И хотя теперь они мало отличаются друг от друга, одинаковыми они так и не стали. Даже передать не могу, какое это испытание — неодинаковые груди. Они такой тяжестью лежат у меня на душе!

Дэр пытался удержать на лице серьезное выражение, но ничего не вышло. Он снова засмеялся, мотая головой, понимая, что ведет себя глупо, что она смотрит на вещи совсем не так, как он, что для нее внешность всегда будет самым важным. Глубоко в душе, совсем глубоко, там, где он скрывал от всех свои тайные мечты, Дэр оплакивал умирающую надежду на то, что однажды Шарлотта начнет ценить то же, что и он — честь, решимость, силу, с которой встречают невзгоды и беды. Он был достаточно честен с собой и признавал, что не хочет, чтобы Шарлотта изменилась, он хочет только помочь ей заглянуть под очевидное. Может быть, когда-нибудь в будущем она сумеет видеть то же, что видит он, но пока…

— Шарлотта, вы единственная женщина на свете, у которой тяжело на душе из-за разных грудей. — Дэр наклонился и прошептал ей на ухо: — Как беспристрастный свидетель, счастлив вас заверить, что несовершенство, которое вы, возможно, ощущаете, совершенно незаметно моим глазам. Или рукам. Или… губам.

Шарлотта ахнула, глаза ее запылали страстью, но она тут же прикрыла их ресницами и сверкнула ямочками, несмотря на попытку изобразить застенчивость. Щеки опять ярко порозовели. Какое очаровательное противоречие она собой представляла: изо всех сил пыталась придерживаться приличий, но врожденная дерзновенность и жажда жизни гарантировали, что она никогда не станет похожей на образцовых дам, столь любимых высшим обществом. Дэр прижимал ее к себе ближе, чем следовало, ее аромат волновал его, воспоминания о мягком, теплом, манящем теле взывали к чему-то спрятанному глубоко в душе, вынуждая бороться с желанием ответить на вопрос — к чему именно? Он не должен торопить Шарлотту. Он хочет, чтобы она вверила ему всю себя — не только восхитительно роскошное тело, но и сердце, и душу.

Дэр как раз размышлял о том, чем бы ему хотелось с ней заняться, когда Шарлотта поймет и полюбит его, как вдруг его мысли и вальс бесцеремонно прервали.

— Мэтью! — ахнула Шарлотта, и все краски отхлынули от ее лица, едва она взглянула на джентльмена, постучавшего Дэра по плечу.

Невысокий тучный человек с полинявшей версией глаз Шарлотты поклонился Дэру.

— Карлайл, не позволите ли вы мне удовольствие закончить с моей сестрой этот танец?

Дэр удивился тому, как свирепо Шарлотта вцепилась в его локоть, но у него не было никаких оснований отказать лорду Коллинзу в просьбе — за исключением, разумеется, общей неприязни к этому человеку. И хотя лично Дэру было глубоко наплевать на то, что подумают о нем члены общества, он знал, что для Шарлотты это важно. Надлежало проглотить готовые сорваться с языка слова отказа и любезно согласиться.

— Лорд Коллинз, — сказал Дэр, снимая руку Шарлотты со своего плеча и с поклоном передавая ее брату. — Доверяю мою даму вашему попечению.

Его слова прозвучали предостережением, и, судя по прищурившимся глазам, Коллинз это понял. Дэр улыбнулся, увидев, какой сердитый взгляд кинула на него жена, и вышел из круга танцующих. Учитывая несомненную жажду крови, которую он заметил в ее глазах, следовало убедиться, что поблизости больше нет тяжелых чаш с пуншем.

Глава 9

— Вижу, ты не впустую потратил эти четыре года, — заметила Шарлотта, когда брат взял ее за руку и, долго отсчитывая себе под нос, сумел все же попасть в такт и начал вальсировать. — Стал похож на отца еще больше, чем раньше.

Разумеется, она имела в виду его тучную фигуру, второй подбородок и огромные, расширяющиеся книзу бакенбарды (такая мода казалась Шарлотте невероятно нелепой), но Мэтью, как всегда, не уловил тонких нюансов.

— Конечно. Я никогда не трачу время впустую в отличие от некоторых, кого пока не упоминаю, — высокомерно бросил граф. Взгляд его так и метался от одной танцующей пары к другой.

Шарлотте ужасно не нравилось танцевать с братом. В отличие от Дэра он был тяжелым на ногу и неуклюжим, кроме того, у него полностью отсутствовало чувство ритма, а значит, они часто двигались не в такт музыке.

— Как поживают Элинор и дети? — из чистой вежливости спросила Шарлотта, которую ни в малейшей степени не интересовала ни заносчивая невестка, ни их трое детей.

— Сидят в деревне, где им самое место! — рявкнул в ответ брат, переведя на нее взгляд полинявших синих глаз. — Значит, ты все-таки поймала Карлайла? Глупая сучка, небось считаешь себя умницей? Ничего, скоро поймешь.

— Ах, Мэтью, ты всегда так ловко разбирался в тонком искусстве любезностей. Рада отметить, что за время моего отсутствия ты не утратил этого таланта.

— Лучше бы ты осталась в той проклятой стране, — огрызнулся он и, столкнувшись с другой парой, пробормотал извинения. — Любая другая леди от стыда бы сгорела и не показалась бы больше в обществе после того, как сбежала с иностранцем, но только не ты. Бьюсь об заклад, ты все такая же высокомерная и необузданная. Отцу следовало поркой учить тебя смирению, возможно, тогда тебе бы хватило приличия держаться подальше от мест, где тебя и видеть не желают. Но нет, тебе потребовалось вернуться. Ну, теперь живи, как умеешь. Насколько я понимаю, муж с тобой даже спать не хочет? Какая, должно быть, это для тебя пощечина — понять, что у мужчины, которого ты хитростью заставила жениться на себе, даже не встает стручок!

— А ну, потише, братец! — прошипела сквозь зубы Шарлотта, заставляя себя улыбнуться онемевшими от ярости губами. Как он смеет ее бранить? Как смеет осуждать? Кто дал ему право говорить такие мерзости про Аласдэра?

— Я не намерена обсуждать это с тобой. Я не собираюсь говорить с тобой о моем супружестве и о моем муже!

Губы Мэтью медленно расплылись в злобной ухмылке:

— О, думаю, придется. Когда наступит время.

От взгляда его ледяных глаз Шарлотта невольно передернулась, но все равно улыбнулась, зная, что это его раздражает.

— Что именно ты пытаешься мне сказать этим своим мелодраматическим заявлением?