Каролина подумала, что Шарлотта давно на верном пути и уже любит мужа, но предпочла промолчать. Подругу, как упрямую лошадь из басни, можно было привести к воде, но заставить пить до тех пор, пока она сама не решит, что ее мучит жажда, невозможно.

— Чем я могу тебе помочь, Шарли?

— Ну, если бы я знала, то у меня уже имелся бы план, — сварливо ответила Шарлотта и плюхнулась в ближайшее кресло. — О, прости меня, Каро. Я не хотела тебе грубить, просто в последнее время все против меня. Я еще никогда не была в таком упадке, как сейчас.

— В упадке? — Каролина подумала, что сейчас самое время высказать несколько истин, чтобы не дать Шарлотте погрузиться в жалость к самой себе. — Ты в упадке? Никогда не слышала ничего более нелепого. Ты самая очаровательная женщина на свете. Мужчины писали поэмы о твоей красоте!

— И у меня есть муж, который ничего этого не видит, — мрачно ответила Шарлотта, перебирая косичку, пришитую на платье. — Он то и дело твердит, что красота не важна. В этом смысле он очень похож на Джиллиан — они оба даже не представляют себе, как трудно иметь лицо, которое пробуждает в мужчинах страсть.

Каролина решила, что лучше не развивать эту мысль.

— И у тебя есть муж, красивый муж, тот самый мужчина, которого ты сама выбрала.

— Который не желает спать со мной, пока я его не полюблю.

— Постель — это еще не все, Шарли.

— Ну, разумеется! Уж кто-кто, а я-то знаю, что в браке можно жить и без постели. Просто в этот раз… Я надеялась, что Аласдэр… у него такая красивая золотистая кожа… и у меня, все трепещет, буквально трепещет, когда я о нем думаю… о, не обращай внимания!

— Мм. Ну, кроме того, не забывай, что ты графиня.

— Нищая. В карманах Аласдэра пусто. Я экономлю! — Последнее слово Шарлотта произнесла так, что в нем одновременно прозвучали стыд и негодование.

— И все же ты графиня, — подчеркнула Каролина.

— Да, это верно, и правду сказать, пока это мое единственное утешение.

— Ты… — Каролина попыталась придумать еще что-нибудь положительное. — О! Я знаю! Тебя снова приняли в обществе, а ведь это была твоя главная цель.

— Меня приняли… — Шарлотта беспокойно вскочила с кресла и начала яростно тыкать кочергой в камин. — Да, мне позволили вернуться в священные бальные залы общества, но ради чего? Что хорошего из этого вышло? Меня опозорили перед всеми, да еще оклеветали мужское достоинство Аласдэра! Эта драная кошка леди Бриндли постаралась, чтобы сплетня дошла до каждого! — Шарлота смотрела в огонь. Щеки ее раскраснелись не столько от жара, сколько от стыда. — И если раньше у меня возникали сомнения, подхожу ли я для высшего общества, то теперь они исчезли. Я изгой, отверженная, меня унесло в море всего низменного.

Каролина посмотрела на подругу со вновь вспыхнувшей тревогой:

— Ты больше не считаешь себя членом общества?

Шарлотта почувствовала, как слезы обожгли ей глаза. Она выпрямилась и сжала губы. Нет уж, она не собирается опускать руки. Не для того она прожила четыре долгих года с матерью Антонио, чтобы пасть духом только потому, что мозги отказываются с ней сотрудничать.

— Я знаю, что это так, и хватит об этом, Каролина, так мы никуда не придем. Сейчас мне нужен план. Патриция завтра выходит замуж. Сегодня утром Аласдэр сообщил мне, что, несмотря на мой позор и на то, что я стала посмешищем в глазах всех имеющих значение людей, он не позволит мне уехать в его имение, где я могла бы царствовать над местными аристократами. Нам придется остаться в городе, потому что что-то случилось с поршнями и их нужно переделать, или преобразовать, или что там делают с поршнями. Аласдэр сильно рассердился на то, что я их почистила. То есть я останусь пленницей в Лондоне, привязанная к дому, не имея возможности выйти куда-нибудь в хорошей компании до тех пор, пока этот скандал не утихнет.

— Не так уж страшно это звучит, — отозвалась Каролина. — На самом деле это выглядит даже романтично, что-то вроде медового месяца, и большую часть времени вы с лордом Карлайлом будете проводить вдвоем.

— Это было бы идеально, будь у нас с мужем другие отношения, — сказала Шарлотта, вытаскивая блокнот и открывая его на чистой странице. — Но поскольку мозги мне внезапно изменили, сердце не может полюбить, а тело хочет прикасаться к Аласдэру в самых неприличных, хотя и очень интересных местах, мой муж будет с большим удовольствием работать над своей машиной, чем развлекаться со мной, и наше время вдвоем представляется мне скорее проклятием, чем благословением. Нет, право же, Каро, от этих разговоров вокруг да около нет никакого толку. Нужно разработать план, и ты должна мне помочь.

Каролина посмотрела на Шарлотту. Та посмотрела на пустую страницу в блокноте и едва заметно наморщила лоб.

— Мне нужен блестящий план. Что-то необычное, но обязательно надежное. Поскольку попытки просто полюбить не удались, следующим логическим шагом должно быть обращение за помощью. Кто предлагает помощь в любви?

— Мама всегда подсказывала мне, кто достоин любви, а кто нет. Может быть, она и тебе посоветует?

Шарлотта погрызла кончик карандаша.

— Нет, кого любить, я знаю, мне просто нужно… о, не знаю я, что-нибудь! Небольшой толчок. Какая-нибудь помощь. Что-нибудь гарантирующее, что я полюблю Аласдэра.

— Что-то вроде зелья? — пошутила Каролина, вспомнив «Сон в летнюю ночь», который как раз сейчас читала дорогому Алджернону.

Шарлотта подняла на нее глаза, и ее лицо озарилось блаженной улыбкой. Глаза засияли тем самым особым светом, который, как знала Каролина, предвосхищал очередной «блестящий» план Шарлотты. Заметив этот взгляд, Каролина всегда начинала волноваться.

— Превосходно! До чего ошеломительно, ошеломительно превосходная мысль, Каро! Я твоя вечная должница. Так. Как ты думаешь, что будет сильнее — привораживающее любовное заклинание или любовное зелье? Наверное, нужно воспользоваться и тем, и другим исключительно для надежности. Да, именно и тем и другим. Так. Теперь где мне найти колдунью…

Каролина смотрела на Шарлотту, открыв рот. Никогда, никогда, проживи хоть сотню лет, Каролина не поймет, какими путями бродят мысли Шарлотты и как работает ее мозг.

* * *

— Шарлотта?

Дэр склонился над ней, его дыхание обдало ей волосы так, что по спине пробежала дрожь восторга. Шарлотта не отводила глаз от танцевавших Патриции и Дэвида.

— Да, Аласдэр?

— Не скажете ли вы мне, что это такое у вас на шее?

Шарлотта опустила взгляд на синее платье, так подходившее к ее глазам; платье, в котором она венчалась сама и которое надела на свадьбу Патриции. Над лифом едва виднелась тонкая золотая цепочка, а на цепочке висел амулет от колдуньи.

— Это амулет.

— А-а.

Патриция и Дэвид, глядя друг на друга обожающими глазами, танцевали в вихре розовых кружев. Шарлотта почти завидовала Патриции, ее незамутненному счастью и кисло размышляла о том, что золовке не пришлось переживать адских мук последних часов. Долгие, мучительные часы, когда гости Патриции либо игнорировали Шарлотту, либо насмехались. Связанная требованиями этикета и нежеланием портить свадьбу Патриции, Шарлотта держала язык за зубами, несмотря на все провокации. И это было действительно тяжелое испытание.

— Что за амулет?

— Задняя лапка попугая-неразлучника.

И все же она выдержала все едкие замечания и жестокие реплики в сторону, высказанные громким шепотом, предназначенным специально для ее ушей. Она заметила, что все шепотки прекращались, едва рядом появлялся Аласдэр; очевидно, его, как мужчину, не включили в этот скандал. Временами жизнь так несправедлива!

— Вы носите у себя на шее лапку мертвой птицы?

— Заднюю лапку неразлучника, — рассеянно поправила его Шарлотта, глядя на часы на столике у двери. Еще час, и свадебный завтрак официально завершится. Патриция и Дэвид отбудут на корабль. Один час. Один короткий час, а потом они с Аласдэром сопроводят новобрачных в порт и наконец-то вернутся домой, где она спрячется от высшего общества до тех пор, пока в нем не найдется новой сплетни и нового повода разорвать кого-нибудь на кусочки. И, разумеется, остается пустячок — полюбить собственного мужа.

— У птиц всего две лапки, Шарлотта.

— Правда? До чего интересно.

— Две лапки — а это значит, нет ни передних, ни задних.

— Может быть, у неразлучников их четыре?

— Нет, у них тоже две, как у любой другой птицы.

— Может быть, этот неразлучник относился к редкому четырехлапому виду, малоизвестному человеку, а значит, задняя лапка у него считается счастливой.

Дэр кинул на нее взгляд, который она мысленно называла страдальческим. Выкинув его вопрос из головы, Шарлотта накрутила на палец тонкую золотую цепочку. Может, стоило удвоить порцию зелья? Может быть, принимать его раз в день недостаточно? Иногда, выпив этого приятного на вкус отвара, она не видела Аласдэра несколько часов подряд. Возможно, действие зелья успевает выветриться. Как только они вернутся домой, она выпьет дополнительную порцию. Повредить ей это точно не повредит — в конце концов, это же любовный напиток! Какой вред может принести избыток любви?

— Шарлотта.

Она повернула голову к мужу. Он выгнул одну из своих очаровательных бровей. Шарлотта с удовольствием отметила, что усталые морщины вокруг глаз и рта почти исчезли, наверняка потому, что она по-прежнему притворяется спящей, когда он ложится в ее постель. Последние несколько дней он выглядел таким измученным! Шарлотта ничем не могла ему помочь, только дожидалась, когда он забудется усталым сном, укрывала Дэра одеялом и устраивалась рядом, борясь со сжигающим ее желанием воспользоваться его беспомощным состоянием.

— Да?

— Вы хотите сказать, что носите у себя под платьем лапку мертвой птицы?

Шарлотта удивленно моргнула.

— Я думала, мы уже выяснили это.

Дэр покрутил головой и провел рукой по волосам — ей очень нравился этот жест. Она и сама с удовольствием запустила бы пальцы в его волосы.

— Прошу прощения. Мне показалось, что я ослышался, и я решил, что лучше уточнить, чем продолжать думать, будто вы затолкали себе в лиф кусок дохлого животного. Не знаю, почему меня это не удивляет. Я уверен, все дело в том, что сейчас среди светских леди модно прятать между грудями лапки дохлых птиц, но на случай, если это не так, может быть, вы объясните мне, зачем вам это?

— О! — Он хочет знать зачем? Проклятие! — Это… на удачу.

Вторая бровь тоже взлетела вверх.

— На удачу?

— Да, на удачу. Это… ээ… для вас. — Шарлотта скрестила за спиной пальцы. В конце концов, это не вранье. Во всяком случае, не наглое. Если амулет, зелье и любовный приворот подействуют и она полюбит мужа, его удача резко возрастет. Просто обязана возрасти. Как же может быть иначе, если Шарлотта всегда будет рядом? — Это амулет, чтобы… обеспечить успех вашему двигателю. — Еще одна полуправда. То есть не совсем ложь.

Дэр потянул за цепочку, вытащил наружу небольшой голубой стеклянный флакончики прищурился. Сквозь темное стекло едва виднелась засушенная лапка маленькой птички.

— На удачу, — повторила Шарлотта, глядя ему в синие глаза, и внезапно ей стало очень тепло, несмотря на холодный и промозглый не по сезону день. Глаза Дэра обжигали ее, и кожа пылала от жара этого взгляда.

— На… удачу, — негромко повторил он и опустил амулет обратно под платье, задев пальцами ложбинку между грудями. У Шарлотты перехватило дыхание, потом она задышала очень часто, а груди уткнулись в платье, натянув ткань. Дэр медленно вынул пальцы, еще раз проведя ими по нежной коже, и ноги у Шарлотты подогнулись.

— Шарлотта, — пробормотал он. Глаза его пылали, а губы все приближались.

— Дэр, — ответила она, запрокинув голову. Губы ее приоткрылись.

— Идемте к нам! — крикнула Патриция, когда они с Дэвидом провальсировали мимо, и Шарлотта внезапно вспомнила, что они находятся на виду у гостей, собравшихся на свадебный прием. — Вы тоже должны станцевать свой свадебный вальс!

Шарлотта отвела взгляд от мужа, смущенная тем, что настолько забылась и повела себя распутно на людях, и тут ей в голову пришла новая мысль. Она едва не поцеловала Дэра публично! Наверняка это знак — она не напрасно ходила к той старухе за зельем и амулетом. Наверняка она постепенно влюбляется, потому что кто, кроме влюбленной, захочет поцеловать мужа публично?

— Идемте? — Аласдэр предложил ей руку.

Шарлотта посмотрела на него из-под ресниц, сверкнула ямочками, заметив его покрасневшие щеки, положила ладонь ему на локоть и вышла вместе с мужем в круг танцующих. Дэр кружил ее в танце, она покачивалась в такт музыке, прижавшись к его крепкому телу, и в душе вскипала радость, а сердце бешено колотилось, потому что Шарлотта находилась в его объятиях. Забыто унижение последних часов, забыты мучительные мысли о том, что она никогда больше не будет полноправным членом общества, забыты, тревожные сомнения по поводу успеха Аласдэра, которого он так отчаянно добивается.