– Сара… – начал было он, но не смог закончить. Он опустил голову, в его рыжих волосах пробивалась седина. Он молча уткнулся лицом в ладони, чтобы скрыть слезы. Единственный раз, когда я еще видела его плачущим, это в больнице, в ожидании вестей о состоянии матери.

– Спасибо, – наконец выговорил он. И только.

Когда мы подъезжали к маленькому, ухоженному дому моих родителей, я изрядно волновалась. Я понимала, что на них произведет впечатление бизнес Умберто и его привязанность ко мне, но не знала, насколько ловко они будут себя чувствовать в его присутствии. Я и сама-то давно их не видела.

Мама вымыла пол в кухне, отполировала дубовый обеденный стол и купила для нас новые простыни и полотенца. Отец был сам на себя не похож в начищенных кожаных ботинках. Его буйные кудри были зачесаны назад, а рукопожатие казалось чересчур крепким.

Во время приготовлений к чаепитию мама сетовала, как я похудела, а я думала, как она поправилась.

Прежде чем сесть за ужин, мы с Умберто отправились в мою комнатку, чтобы распаковать вещи. Среди них не оказалось его шелков, габардинов и лайковых ботинок. Он привез с собой джинсы, дорожные ботинки, хлопчатобумажные рубашки и вельветовые брюки.

– Ты самый тонкий человек в мире, – сказала я и обняла его.

Мама стала показывать ему мои старые фотографии и награды, которые все еще висели у нее на стенах.

– Сара была примерной студенткой, – приговаривала она. – Она всегда слыла первой в своей группе.

А на что еще могла я рассчитывать, подумала я со злостью. Ты превратила себя в затворницу. Отец пропадал у какой-то женщины. Мне пришлось самой себя делать.

На Умберто произвели впечатления мои награды: – Она никогда мне об этом не рассказывала! А какие красивые платья!

– Я сама их шила, – сказала мама с гордостью. – Теперь, конечно, она одевается в магазинах на Беверли-хиллз. Моя Сара достойна всего самого лучшего.

Я старалась не обращать внимания на ее тон.

– Мама очень талантливый модельер и швея. Если у меня есть вкус, то этим я обязана только ей.

Мама подала пышный шоколадный торт, и Умберто слопал два куска, хотя и поклялся, что после Нового года не съест ни куска шоколада. А уж поинтересовавшись рецептом, он совершенно покорил мамино сердце.

Она прямо-таки зарделась от удовольствия:

– Это обыкновенный домашний торт. Я уверена, что для ваших поваров это не проблема.

– Совсем наоборот, – возразил Умберто, – в ресторане никогда не поешь так вкусно, как дома.

Мама написала ему рецепт на бумажке и объяснила, как следует замешивать тесто. Умберто внимательно слушал, уточняя, какие лучше использовать орехи и шоколад, хотя мне было совершенно очевидно, что он разбирался в этом гораздо лучше, чем моя мать. Глядя на то, как они склонились над рецептом, я вдруг нашла в них очень много общего. Как глупо было с моей стороны не заметить этого сразу!

С папой Умберто тоже нашел общий язык. Он словно из ниоткуда извлекал имена бейсболистов, результаты футбольных матчей и даже делал прогнозы на предстоящий розыгрыш суперкубка. Он заставил отца смеяться, пить пиво и чувствовать себя счастливым этой ночью. В знак наивысшего признания отец достал для него свою старую, потертую бейсбольную перчатку. Каждый раз, когда он радовался, он доставал перчатку и ловил ею мяч. При этом каждые пять минут он издавал звук, напоминающий удар битой по мячу. Позднее, когда мы с Умберто без сил повалились на мою старую двуспальную кровать, я спросила:

– Откуда ты все это знаешь? Ты ведь никогда даже не смотришь футбол?

Он усмехнулся: – Я должен уметь разговаривать с любым человеком. У нас в ресторане бывает множество футболистов. Вчера один из них перечислил мне всех претендентов на выход в финал. Мне показалось, что твоему отцу это будет интересно.

– А что ты скажешь о моей матери?

– Мне она понравилась, только она показалась мне немного неискренней.

– Она чувствует себя обманутой. Но она не принимает в расчет, сколько мне приходится работать, чтобы иметь то, что я имею.

– Зависть никогда не принимает этого в расчет. Я поцеловала его. Спокойно, двигаясь медленно и беззвучно, он вошел в меня, продолжая одновременно гладить рукой. Я кончила бурно и быстро, вцепившись в него, словно детеныш обезьяны.

На следующий день отец отправился с Умберто ловить крабов, а мы с матерью пошли за продуктами. Прямо в супермаркете она стала донимать меня разговорами.

– Он такой очаровательный, Сара. Такой воспитанный. А как он в постели?

– Что надо, мама. Даже слишком. – Я перебирала помидоры, чтобы выбрать те, что покрепче.

– Как это мужчина может быть слишком хорошим?

– Ну не знаю… слишком опытен.

Она схватила меня за рукав и притянула к себе.

– Я умоляю тебя, не испорти все! Ты должна ценить его! Ты всегда создаешь проблемы там, где их нет.

Я вырвала руку.

– Ты хочешь сказать, что я не прячу голову в песок, как ты?

Выражение ее лица изменилось. Она отвернулась и стала накладывать яблоки в тележку. И зачем я позволила ей втянуть себя в склоку?

– Извини, мама. Давай будем терпимее друг к другу. Я еще не знаю, как у меня все сложится с Умберто. Мне кажется, что я люблю его. Думаю, что он тоже меня любит. Но пока что это все.

Но мою мать не так-то просто было успокоить.

– Ладно, – ответила она, но настроение у нее испортилось, и она стала молчаливой.

Отец и Умберто вернулись под вечер, от них пахло рыбой, а щеки их пылали от ветра. Умберто направился на кухню, чтобы вывалить из сумки со льдом одиннадцать роскошных крабов, которые ползали и хватали друг друга клешнями. Он заявил, что приготовит суфле из свежих крабов, и пошел наверх принимать душ, а отец тем временем отправился мыть грузовик.

– Отличный малый! – сказал отец, вернувшись. – Он знает о лучших игроках почти столько же, сколько и я. – А затем добавил, понизив голос: – Но мне кажется, ему немного не хватает выносливости. Не мог пройти с сумкой одну милю до котелка. Сказал, что хочет доставить крабов домой сырыми и здесь приготовить. Но я думаю, он просто устал.

Я была озадачена. Умберто каждый день плавал в бассейне и находился в отличной форме.

Поднявшись в спальню, я застала Умберто только что вышедшим из ванной. Он хромал.

– Что случилось? – спросила я.

– Т-шш. Твой отец уронил мне на ногу сумку со льдом. Кажется, у меня сломан палец.

Я взглянула на его ногу и увидела, что его правый мизинец посинел и распух.

– О Боже, Умберто, дорогой! Кажется, ты его действительно сломал!

– Ничего не остается, кроме как подвязать его к соседнему пальцу. Со мной это уже бывало.

– Так почему ты не сказал об этом отцу?

– Мне не хотелось ставить его в неловкое положение и портить ему отдых.

– О, дорогой! – я обняла его и пошла в ванную за бинтом.

Он был прав. Отец и вправду расстроился бы. Деликатность Умберто потрясла меня.

Перевязка помогла, но весь остаток выходных Умберто проходил в теннисных тапочках. Когда я показала ему мою школу, он усмехнулся и заметил:

Даже то, что ты выпускница маленькой школы, и то впечатляет.

Я толкнула его локтем, и он сфотографировал меня у школьных ворот. Я позировала ему, демонстрируя бицепс. Позже он сфотографировал меня вместе с родителями на фоне нашего дома. Ни разу в присутствии родителей он даже не намекнул на разницу в нашем финансовом положении.

Когда выходные закончились, у меня было такое прекрасное чувство, что я заново родилась, и я рассказала об этом Вэл.

28

Поделившись со мной своими переживаниями и воспоминаниями, Ник почувствовал облегчение, даже его внешность изменилась. Он стал носить одежду более мягких расцветок, отпустил волосы и перестал застегивать рубашку под самый воротник. Короткие рукава открывали его загорелую кожу, хорошо очерченные мускулы, красивые пропорции. От него всегда веяло свежестью: мылом, зубной пастой и детской присыпкой.

Как я и надеялась, его ненависть к отцу стала менее острой. Ник признал, что отцу приходилось много работать, чтобы растить его. Он рассказал, какое тяжелое детство выпало самому отцу, и упомянул, что перед смертью его старик сделался сентиментальным и одиноким человеком.

Со временем Ник все чаще и чаще начал заговаривать о Кенди. Говорил, что часто засыпал в ее объятиях, он намекал на их сексуальные контакты. Наконец, рассказал мне все откровенно.

Нику было девять лет. Его отец работал в ночную смену. На следующий день у Ника должна была быть контрольная по математике, и от волнения он снова написал в постель. Кенди помогла ему выстирать простыни. Она вытерла ему слезы и дала попробовать несколько глотков своего «Джим Бима».

– Иди спать ко мне, – сказала она.

На ней была лишь тоненькая ночная рубашка, и когда она шла по комнате, Ник мог разглядеть под прозрачной тканью ее обнаженное тело. Ему захотелось прикоснуться к ней. Он хотел соединиться с ней, как это делали соседские собаки, остававшиеся спаренными, пока кто-нибудь не обольет их водой.

Лежа в постели, она позволила ему сосать свою грудь. В ту же ночь она взяла рукой его член, и он впервые в жизни испытал оргазм. После этого случая он стал испытывать наиболее сильные оргазмы в темноте, когда женщина мастурбировала его член, а он лежал с подушкой На лице. Чувство вины, удушья и восторга наложили некую эротическую печать на его психику.

После того, как Ник рассказал мне все это, я два раза подряд, приходя утром на работу, обнаруживала свой кабинет не запертым. Я докладывала об этом менеджеру, и мы вместе осматривали кабинет.

Ни разу ничего не исчезло. Рисунки висели на местах, портативный магнитофон лежал там, где я его оставляла накануне, маленькие стеклянные слоники были нетронуты. Менеджер пожимал плечами и говорил:

– Должно быть, сторож забыл его запереть.

Позже, зайдя в регистрационный кабинет за карточкой больного, я обнаружила, что он тоже не заперт. Машинально я отыскала историю болезни Ника. Все ее страницы были перепутаны.

– Черт бы его побрал! – произнесла я вслух.

Я назначила еще одну встречу с Захарией, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.

– Этот парень весьма хитер! – сказал он. – Он знает, что вы несете персональную ответственность за свой архив. Поэтому, если вы вздумаете обвинить его во взломе, он может возмутиться по поводу того, что вы халатно отнеслись к защите его личных интересов.

– Я рада, что вы понимаете, с чем мне приходится иметь дело. У меня достаточно опыта, но ничего подобного раньше не бывало. Как вы считаете, мне следует продемонстрировать ему свое возмущение?

– Нет. Я задокументирую все, что произошло, и отнесу его карточку домой или положу ее в ваш сейф, если он конечно у вас имеется.

– А если он придет ее искать?

– А что он может найти в ней особенного в этот раз?

– В основном информацию, касающуюся страховки, и записи о его поведении, но в них не содержится каких-то уж слишком личных сведений.

– Тогда я не думаю, что он снова начнет ее искать. В тот же день Захария сообщил мне, что в середине марта он уезжает на месяц в Азию в отпуск. Я поздравила его и выразила надежду, что к этому времени сама научусь управляться с Ником.

Постепенно раскрепощаясь и делясь со мной своими переживаниями, Ник убедил себя, что не просто он влюблен в меня, но что и я испытываю к нему те же чувства, и что физическая близость со мной позволит ему избавиться от всех своих бед. В этом не было ничего необычного. Многие пациенты, и мужчины и женщины, имели сексуальные намерения относительно меня. Но на сей раз, услышав откровения Ника по поводу его мачехи, я осознала, что его намерения были попыткой повторить и возродить то, что он пережил с ней. Он переносил на меня свой детский опыт. Физическое желание не мешало ему видеть во мне мать – я всегда выслушивала его с таким вниманием.

На день Святого Валентина Умберто подарил мне шесть пар кружевных трусиков с вышитыми спереди моими инициалами. Ник принес мне светло-зеленое сердечко из жадеита.

Я не хотела принимать его подарок, но, уходя, он просто оставил его у меня на столе и сказал:

– Примите это, пожалуйста. Оно стоит всею лишь пятнадцать долларов, и я буду чувствовать себя идиотом, если вы вернете его мне…

Я не хотела рисковать его доверительным отношением ко мне и оставила сердечко у себя на столе.

Позднее я рассказала Захарии, что Ник начал как самый сложный и закомплексованный из моих пациентов, а кончил тем, что влюбился в меня.

– Мне кажется, что это просто еще один способ самозащиты.

– Согласен, – ответил он. – Думая о тебе, он выбрасывает из головы все остальные мысли и избавляется таким образом от депрессии и одиночества. Для него главное оставить работу и овладеть тобой. Тебе нужно научиться с этим справляться.