Девушка с облегчением, приняла предложение Наташи, еще три потянулись за ними. Внезапно открывшиеся способности секретного агента помогли увидеть боковым зрением, как одна беременная – пучок волос на макушке над серьезным лицом в строгой оправе, – отправилась вслед за ушедшей ведущей курсов. «На позицию. Готовность к бою номер один», скомандовала про себя Наташа. Наверное, очень вкусная конфета из кураги и инжира, но в тревоге за подруг никак не могла понять, что ест. В комнату вновь вошла беременная-пучок, уже вместе с ведущей. Палец направлен строго на Ларису…

Наташа сидела на переднем сиденье в машине рядом с Лорой, сжав кулаки от бессильной злобы. Сзади тихо плакала Эля, беззвучно, не всхлипывая. По каменно-неподвижному лицу медленно, одна за другой текли слезинки. Резким движением вытирала каждую рукавом свитера. Лариса, несколько раз упомянув собаку женского пола, наконец-то нашла другие слова:

– Нет, ну надо же! Мы невинным поцелуем можем спровоцировать выкидыш, беременная дура, видите ли, в шоке! А если бы с кем-нибудь пришел муж и начал целоваться с женой, одинокая бабца, которая беременна хрен знает от кого, тоже могла скинуть? Эля прекрати реветь! На всех дур слез не хватит. Представляю, что они там сейчас обсуждают.

Скандала на курсах не получилось. Ведущая отвела Ларису «на минуточку» и попросила не целоваться и не обниматься на глазах у остальных участниц занятия. «Это может вызвать шок, а так же спровоцировать осложнения. Вы меня понимаете? Мне проблемы не нужны». Лариса честно призналась, не понимает связи и планирует вести себя как считает нужным. На что ведущая молча отдала деньги и попросила покинуть курсы. Пришлось гордо удалиться. Жаль, без скандала, но из-за одной идиотки портить настроение девушкам не хотелось. Тем более, что они и в самом деле беременные, а нервишки у этого племени на ближайшие несколько месяцев и впрямь ни к черту.

– Девочки, милые, у меня куча денег. – Наташа вспомнила, что в сумке лежит кредитка с авансом и оплата за репетиторство. – Мы, слава богу, пока не беременны. Нас обидели, нам можно пить?

– Нам нужно выпить! – Подхватила идею Лариса и ущипнула Элю за коленку. – Эй, ревушка, как насчет текилушки?

– Литра хватит. – Буркнула Эля.

* * *

Проснувшись поперек кровати Наташа, не удивляясь, отметила, голова больше туловища раза в два. Так энергично не пила с юности. Вчера в каком-то баре, там же на Лиговке, – название затерялось между текилой и мохито, – громко обсуждали ситуацию и кляли на чем свет стоит гомофобов. Неожиданно получили поддержку в лице небритого сурового бармена. Ничего не сказав, пожал каждой руку и налил «за счет заведения» еще по рюмочке. После этого Наташа, не поняла, как все оказались ночной клуб «Кабаре». Ее куча денег, плюс куча денег Ларисы, как итог – нет кучи, нет денег.

В огромную, страдающую с жуткого похмелья голову вонзился звонок телефона. Застонав, Наташа усилием воли, а не телом, приподнялась на кровати, ответила. Блин, Боря… Неужели рассчитывает именно сейчас получить объяснения? Прохрипела в трубку:

– Боренька, я приболела. Вот недавно проснулась, все болит, температура.

Кажется, неплохо получилось изобразить больную. Глубокой ночью большой компанией гулять по Питеру и орать песни – неплохой способ расстаться с мелодичным голосом преподавателя и приобрести низкий баритон, почти, как у травести, которые стали случайно-радостными участниками их веселой прогулки.

– Натусь, давай я приеду, сварю глинтвейн, полечу, а?

– Глинтвейн… – Наташа бросила телефон и пулей унеслась в туалет. Может глинтвейн кого и лечит, а сейчас минералочки бы.

Боря перезвонил минут через десять. Но уже в домофон. Когда человек пьет алкоголь, говорят, клетки мозга отмирают. В подтверждение этого, Наташа открыла дверь, не посмотревшись в зеркало и забыв изобразить больную. Минуту Боря молча смотрел:

– Кажется, знаю, как называется легкое недомогание. – Бутылку вина и пакетик специй для глинтвейна поставил на тумбочку в коридоре. – Точно лишнее сейчас.

– Что, все так плохо? – Стараясь не смотреть на вино, жалобно спросила Наташа.

Боря кивнул. Зеркало подтвердило жестокую правду. Сбившиеся в птичье гнездо волосы, композицию украшали перья, отвалившиеся от боа, которое кто-то одевал ей на шею. О боже! Память фрагментами начала возвращаться: «я с ним или с ней целовалась»? Грудь точно была, но, кажется, не настоящая. Или настоящая?!

Все еще нетрезвая молодая женщина в расстегнутой до пупа голубой блузке с призывно выглядывающим черным атласным лифчиком, выпученными стеклянными глазами испуганно смотрела на строгого педагога Наталью Алексеевну. Олень в лучах прожектора…

Боря очень удобный мужчина, вздохнув и сочувственно улыбнувшись, посадил Наташу на кухне, посоветовал не разговаривать, чтобы головушка не разболелась, и приготовил спасительный кофе. Сделав пару глотков, Наташа смогла говорить.

– Где ты вчера так уделала себя?

– В ночном клубе «Кабаре».

– На углу Лиговки и Разъезжей? – Боря вытянул шею.

– Ага там. – Сил нет удивляться, почему знает. – А ты тоже там бывал?

– Ты что?! Там эти, педики собираются. Я же не такой.

– А какой ты? – Вдруг вспомнилось, как обидела Элину маму.

– Я – нормальный. – Ну вот, опять, говорил не Боря, а стереотипы. Однако, тенденция…

– Нормальный-нормальный. Ты не волнуйся, проверяла. А я, как видишь, нет.

– Да ну тебя, шутишь что ли? – Бор искренне засмеялся и напел мимо нот. – «Я помню все твои трещинки», как мне радовались.

Наташа поморщилась: Земфира бы не простила такую пошлость.

– Боря, ты не просто так решил сегодня позвонить? Хотел обсудить …

Торопливо прервал:

– Давай, не будем вспоминать. Я не знаю, кто такой Саша. Рядом с тобой не видел и не надо. Ты можешь дружить с кем хочешь, мне все равно. Буду уважать твоих друзей в любом случае.

– В любом? – Внутри туго натянулась и запела струна.

– Конечно, твои друзья – мои друзья.

– Моя лучшая подруга – лесбиянка. Именно с ней и ее женщиной я вчера напилась до поросячьего визга в «Кабаре».

Полюбовалась произведенным эффектом. Боря натянуто улыбнулся и, неловко пожав плечами, развел руки: – Хорошо, буду знать.

– Ага, и подружиться с Ларисой готов?

– Ну да. – Поспешно, даже слишком, кивнул головой.

– Хорошо, поехали дальше. Саша – будущий отец их ребенка. Мы познакомились на неделю раньше, чем с тобой сходили на первое свидание. Я его люблю.

После этого выключили звук. Тишина ватой заложила уши. Боря тряхнул головой, хотел что-то сказать, но только открыл рот и так сидел некоторое время. Стук кружки об стол вывел из ступора. Опять включили звук:

– Ты не шутишь.

Прозвучало как утверждение. Без потайного смысла и без вопроса. Как видно понял правильно. Умный мальчик. С согласием покачала головой.

– Ну вот и славно. Спасибо, Натусь. – Неловко встал, чуть не опрокинув стул, пригладил волосы, зачем-то пошарил в карманах и пошел в коридор.

– За что спасибо?

В ответ хлопнула дверь.

Вышла следом, с удовлетворением подтвердила, что все сделала правильно – бутылка с глинтвейном и специи исчезли вместе с Борей…

– 14 –

Октябрьская погода наводит на мысли о шерстяном пледе, горячем чае, да об угнетающе бессмысленном ожидании неизбежной зимы. Еще нет снега. Ветер может догонять на улице теплым и ласковым бризом вперемешку с запахом осенних листьев, перемолотых ногами прохожих, но уже начинает сквозить холодом. Внезапно становится зябко от прикосновения к дверной ручке, когда выходишь из уютного кафе, и лишь горячий американо спасает в короткой перебежке к метро.

Наташа, завершая пятничный поход по коммунально-бытовым делам шла по Маяковского к Невскому, кутаясь в огромный индийский палантин невообразимой серо-бардово-бирюзовой расцветки, купленный исключительно из-за размера и способности согревать сразу половину тела.

Проходя мимо роддома, перешла на четную сторону улицы, чтобы посмотреть на окно «Кофе-Хаус», в котором еще видны их с Сашей силуэты. Всего чуть больше месяца, здесь, среди стройных рядов домов, которые видели события и пострашнее, началась история, перевернувшая жизнь.

Остановилась в арке и прислонилась спиной к стене, недалеко от места, где в тот день Саша припарковал машину. Вспомнила, как шел к кафе; разлетающиеся полы пиджака, нахмуренные брови и плотно сжатые губы. Прохожие уступали дорогу, как льдины ледоколу. Усмехнулась глупой девочке, надеющейся на продолжение флирта, начатого за бокалом виски под звуки джаза. Девочке, несмотря на тридцать с гаком пришлось резко повзрослеть и принять ответственность за слова, поступки и друзей в полной мере.

Обернулась на дом. Как раньше не замечала? На стене вывеска «Мужские руки. Студия красоты». Отличный слоган тут же возник в голове: «Причесываем женские души». Зайти и подарить идею от щедрот душевных? Не поймут.

За последние дни вместе с угасанием природы остыли и страсти, бушевавшие вокруг Наташи. Лариса и Эля. С одной удалось не разорвать хрупкую цепочку дружбы и сковать новые, более прочные звенья доверия и помощи. С другой все только начиналось. Наташу к Эле крепко привязала почти материнская жалость. Несмотря на видимое окружающим благополучие: собственный бизнес, талант, внешность, острый нестандартный ум; девчонка с трудной изломанной судьбой живет с чувством одиночества и неприкаянности. Лариса должна быть в ее судьбе, как островок счастья и надежды. Сейчас, когда трудное решение принято, и Саша не подвел, девчонки занялись дальнейшим воплощением мечты о материнстве. Наташа старалась поменьше вмешиваться. Не до нее. И не от нее выслушивать советы…

Собственное материнство повисло большим вопросом, как Дамоклов меч. Но как? Так же искусственно оплодотвориться? Бррр, может и решение проблем, но их-то как раз Наташа и не видела. Со здоровьем в порядке, женским набором составляющих не обижена, вопрос весьма остро стоит в кандидатуре. Кто? Случайный донор из великого множества сдавших сперму за деньги? Или все-таки отчаяться, решиться и повесить на какого-нибудь реально существующего в Наташином окружении мужчину? Вернуть Борю на короткую и решающую ночь? Найти Эдуарда с седым чубом и ему вручить бесценное счастье быть отцом «без права переписки»? Конечно, можно и Саше под шумок сделать заказ на конвертик с ленточкой. Домыслы, фантазии, сказки, бред. Какие еще можно подобрать клише к невоплотимому? Сложно, решения нет ни одного, и посоветоваться не с кем. В силу природно-приобретенной, что усложняло диагноз, трусливости, Наташа даже при Ларисе боялась открыть рот и сказать: «Хочу стать мамой». А сердце рвалось на части при виде каждого пускающего пузыри малыша в чужих колясках.

С трудом оторвав чугунные ноги от мостовой и взгляд от окон «Кофе-Хауза», побрела к Невскому. Вот и «до свидания» Саше. В голову не приходило ситуации, в которой мог бы снова, просто так, запросто взять и позвонить среди ночи. Или днем. Или утром разбудить внезапным предложением «важного дела». Ведь просто так и не звонил. И не позвонит. Миссия выполнима и выполнена сполна. Контактов не предвидится. Вариант звонка: «Привет, Саша, как дела?» даже не рассматривала. Проводив одну жизнь в долгий путь без возврата, начинал новую. Где здесь Наташа? Ну да, крестная мать, важно, ответственно. Ради такого почетного звания решилась перебороть себя и принять крещение в ближайшее время. Ну созвонятся пару-тройку раз по поводу новых игрушек ко дню рождения, собственно, всё.

Невский проспект, бурлящая река городской суеты, охватил холодным течением из равнодушных прохожих. Черепашьим шагом вызывала раздражение и получила несколько тычков в плечо от резвых хипстеров, несущихся по важным и неотложным делам. Зажглись фонари. Ей спешить некуда.

Боря. Еще одно прощание состоялось. С ним Наташа избороздила центр Питера в прогулках никуда. Тогда, объявившись, как ни в чем не бывало с вином для глинтвейна, Боря хотел сгладить неловкое воспоминание от ночного флирта по телефону. Хотел сказать, мол, Наташа имеет право на личную жизнь. Но она не захотела услышать. Не смогла. Нет страшнее измены, чем духовная. Физическая потомит душу некоторое время, да и забудется, как только остынут воспоминания тела. А вот когда ты всеми мыслями с другим, это пугает глубиной и невозвратностью. Букеты из листьев перестали по утрам ожидать на кафедре. Игнатьевна молчала, никак не комментировала их отсутствие. Пару раз, при виде Наташи, вздохнула с каким-то особенным старческим сожалением. Хотя сожалеть надо не только ей. «Наш коллектив понесет невосполнимую утрату» – именно так и сказала декан факультета, прочитав Наташино заявление об увольнении.

Невыносимая тоскливая пустота, сопровождающая свободные часы после прихода с работы, требовала немедленного заполнения. Нелегкое решение пришло бессонной ночью. Вспоминая Ларискины возмущенные тирады по поводу «бесцельной возни за мизерную зарплату с недорослями», внезапно поняла, что подруга права. Знание английского – безупречное, неужели не найдет работу? Хотелось путешествовать, фотографировать мир, попадать в приключения, только не сидеть одной в квартире. Наташа не имела ни малейшего представления, что будет делать после того, как заберет трудовую из отдела кадров, но голову кружила, как бокал шампанского на голодный желудок, уже только мысль о свободе.