Розмари, очевидно, что-то почувствовала.

— У тебя, возможно, были другие планы…

— Все в порядке, мама. Никаких планов не было. Ты мне ничуть не помешала.

Розмари вздохнула.

— Конечно, помешала. Последние две недели я только и делала, что досаждала всем своим нытьем и капризами. Мне ужасно стыдно. Но обещаю, отныне я возьму себя в руки и перестану быть обузой. Заберу свою машину и вернусь сюда. Я знаю, официально Тихая заводь еще на меня не оформлена, но Марк не станет возражать, я в этом уверена. Он такой добрый!

У Анны в сознании пронеслась ужасная догадка: кто знает, будет ли Тихая заводь когда-нибудь маминой? Марк уже нарушил одно обещание. Не передумал ли он насчет всего остального? Похоже, он все-таки решил жениться на Мишель. Захочет ли он иметь что-то общее с женщинами семейства Фарли?

Опять на Анну навалилось отчаяние. Но нет, возможно ли это? Неужели после всего, что было, он женится на другой?

— Что случилось, Анна? Ты что-то скрываешь от меня. Прошу тебя, скажи, что случилось? — Розмари с тревогой смотрела ей в глаза.

— Нет, мама, ничего…

— Анна, прошу тебя, не скрывай от меня ничего. Я вижу, случилось что-то ужасное. На тебе лица нет. Ты думаешь, я не заметила, что ты плакала? И спала ты в одежде на диване, хотя наверху есть удобная кровать.

Мама села рядом и обхватила ее за плечи. Анна из последних сил боролась с собой. Но ей вдруг так захотелось дать волю слезам, поделиться с кем-то своим горем! С кем-то, кто поймет… А кто ее поймет лучше мамы?

— Я вижу, что-то произошло, — с ласковой настойчивостью продолжала Розмари. — Думаю, я не ошибусь. Дело в Марке Бейкере? Иначе ты не стала бы во сне произносить его имя. Когда я сама о нем упомянула, ты сразу же помрачнела. Тебе ведь он небезразличен, да, детка? И ты плакала оттого, что он женится на другой.

Тут Анна не выдержала. Она бурно разрыдалась. А вчера ей казалось, что она выплакала все слезы… Розмари нежно поглаживала ее по плечу, отодвигала от заплаканного лица растрепанные волосы, покачивала ее, как маленькую.

— Анна, дорогая, успокойся. Бедная моя девочка…

Вдруг она отпрянула. Кончиком пальца она тихонько коснулась синяка у Анны на шее. Отметина любви, которой наградил ее ветреный Марк.

Анна смущенно потянулась прикрыть синяк, но Розмари перехватила ее руку.

— Что это такое? — гневно спросила она. — Не молчи, милая. Если ты думаешь, что мне неизвестно, что это такое, то ты ошибаешься, дочь моя. Это Марк? Отвечай: это Марк?

Анна виновато потупилась.

— Вот негодяй, — процедила Розмари. — Жалкий бабник. И когда это случилось? В пятницу вечером, после ужина у Мелани? Когда он якобы торопился на свидание к своей невесте?

Анна еще ниже опустила голову.

— Нет, мама. Раньше.

— Раньше?! Но ведь вы едва познакомились! Анна, я не узнаю тебя! Как же ты могла?

— Мама, ради Бога! Тебе ли меня упрекать! Уж тебя-то это никак не должно удивлять! Разве ты не утверждала, что у вас с Оливером это было подобно вспышке молнии! Едва он коснулся меня, я уже не могла ни о чем думать!

— А с какой это радости он решил тебя коснуться, дорогая? — с ледяным спокойствием произнесла Розмари.

— Потому что я заплакала.

— И почему же ты заплакала?

— Да какое это теперь имеет значение! Я плакала из-за тебя. И из-за Оливера. А он тоже переживал из-за вас с Оливером. Мы старались друг друга успокоить. И как-то неожиданно все пошло не так, и мы оказались в постели, и это было прекрасно! Это тебя не должно удивлять, правда, мама? Ведь именно поэтому все эти годы ты не могла избавиться от Оливера?

Анна перевела дыхание. Наверное, безнравственно говорить родной матери такие вещи, но она уже не могла остановиться.

— Сколько раз ты прогоняла Оливера, и сколько раз ты позволяла ему вернуться! — запальчиво продолжала Анна. — Потому что без него твоя жизнь была пуста. Так вот, в ту минуту, как я увидала Марка, я поняла, что без него моя жизнь теряет всякий смысл, понимаешь? Моя беда в том, что он, очевидно, ничего подобного не испытывает. А я, дура, вообразила, что он точно так же не мыслит без меня своей жизни. Он ведь обещал, что отправится к своей невесте, расторгнет помолвку и вернется ко мне. Да, видно, передумал. Уехал и не вернулся, а я не хочу больше жить. Ты меня понимаешь, мама?

И Анна разрыдалась горше прежнего. Последние слова ее повисли в воздухе. Розмари долго молчала, прежде чем ответить.

— Милая моя девочка, — наконец ласково заговорила она. — Мне ли не знать, что ты чувствуешь. Сколько раз я сама была на грани отчаяния… Надо же, как все повернулось! А мне казалось, что Марк такой порядочный, такой добрый. Думала, он настоящий джентльмен. Эх, мужчины! Все они одинаковые. Особенно красивые. Думают, им все дозволено. Самое печальное, что они не ошибаются. Им, как правило, действительно все дозволено.

— Я думала, он меня любит, — всхлипывала Анна, роняя голову матери на плечо.

— Да, милая, я тебя понимаю. Я тоже думала, что Оливер меня любит. Только он не любил. Не так, как я его. Если бы он любил меня по-настоящему, он бы ушел ко мне. Вот и Марк обещал порвать со своей Мишель. Только он этого не сделал. Они обещают, обещают, а потом все остается как есть…

Раздался громкий стук в дверь, и обе женщины вздрогнули, отпрянув друг от друга.

— Неужели это… — взволнованно начала Анна, не решаясь сказать то, на что продолжало надеяться ее измученное сердце.

— Не знаю, милая, — бесстрастным голосом произнесла Розмари. — Нужно пойти и посмотреть.

Анна метнулась к двери и, не спрашивая, распахнула ее настежь. Распахнула и замерла, прижав руки к горлу. На пороге стоял мрачный полицейский.

Анна почувствовала, как сердце ее подпрыгнуло, отчего ей стало трудно дышать, а потом провалилось вниз, устремляясь куда-то в темную бездну отчаяния.

Марк… Что-то страшное случилось с Марком! Она ведь чувствовала!

— Мне нужна мисс Фарли. Мисс Розмари Фарли, — сказал полицейский.

Анна чуть не упала в обморок. Какое счастье! Он ищет не ее, значит, с Марком все в порядке. Он жив и, наверное, счастлив.

— Розмари Фарли — это я, — спокойно сказала Розмари. Она подошла сзади и неожиданно крепко обняла дочь за плечи, поддерживая ее. — Это моя дочь Анна. Что случилось, офицер?

— Мэм, вас пытались разыскать служащие местной больницы, но у них не было ни адреса, ни телефона. Они обратились к нам, а мы нашли этот адрес по вашим водительским правам.

Тут полицейский достал блокнот и перелистал его, сверяясь со своими записями. Обе женщины стояли ни живы ни мертвы.

— Я приехал сообщить вам, мэм, что мужчина по имени Марк Бейкер вчера поздно вечером попал в аварию на шоссе неподалеку отсюда. Мистер Бейкер, по нашим сведениям, близкий друг вашей дочери.

Анна издала какой-то слабый звук. Горло ее перехватила судорога. Полицейский ласково взглянул на нее.

— Он жив, мисс. Но он в отделении интенсивной терапии и пока не пришел в сознание.

Анна плакала и смеялась одновременно. Ах, как она могла сомневаться в нем, как могла не доверять своим чувствам. Он возвращался, он спешил к ней!

Марк, бедный Марк, ему больно, он страдает. Анна подняла на мать заплаканные глаза.

— Мне нужно ехать, мама. Прямо сейчас.

— Я тебя отвезу. Тебе нельзя в таком состоянии вести машину.

— Но, мама…

— Пусть мама вас отвезет, мисс, — вмешался полицейский. — Вам действительно лучше не садиться за руль.

Анна не стала спорить. Что толку объяснять ему, что лишь сегодня утром родная сестра не пустила эту женщину за руль, сомневаясь в ее эмоциональной уравновешенности! Но, судя по ее решительному лицу, теперь маме гораздо лучше. Поистине, чужая беда заставляет человека забыть о своих переживаниях. Две недели назад из-за матери Анна забыла о своих проблемах и неурядицах, а теперь мама взяла себя в руки и пришла ей на помощь.

— Спасибо тебе, мама, — пробормотала Анна, все еще всхлипывая. — Я только заскочу в ванную и возьму свою сумку.

— Что ж, я поехал.

Анна и Розмари поблагодарили полицейского, и он вернулся к своей машине.

А обе мисс Фарли вскоре уже мчались по шоссе в сторону больницы. Им предстояло ехать минут сорок. За всю дорогу они не произнесли ни слова. Анна нервно ломала руки и кусала губы, а Розмари сосредоточилась на дороге. Анна просто извелась: ну когда же, когда поворот? Ну наконец-то! Отсюда еще несколько миль. Мили эти тянулись бесконечно, здесь было только по одной полосе в каждую сторону, и обогнать впереди идущие машины никак не удавалось.

— Здесь ты показывай дорогу, — напомнила Розмари. — Ты эти дороги знаешь лучше. Да и саму больницу тоже.

Так оно и было. Анна в прошлом году несколько месяцев проработала в этой больнице. Иначе им пришлось бы долго искать парковку, и еще дольше отделение интенсивной терапии. Посетителям приходилось нелегко: сначала лифт, потом бесконечные запутанные коридоры и переходы. Но, даже хорошо зная дорогу, Анна так изнервничалась, пока они добрались до отделения, что ее затошнило. Хуже, чем на аттракционах в Диснейленде.

Сестру за стойкой Анна не знала. Видно, новенькая. Толстая неприветливая женщина с плотно сжатыми губами и лицом строгим, как у налогового инспектора.

На сумбурные вопросы Анны она ответила спокойно и кратко:

— Нет, мистер Бейкер не умер, и умирать не собирается.

Анна снова расплакалась, на этот раз от счастья и облегчения. Но на местного цербера ее слезы не произвели никакого впечатления, сообщать подробности она не спешила. Наконец удалось выведать следующее: у Марка довольно сильное сотрясение мозга, сломано несколько ребер, множество синяков и кровоподтеков.

— Он пришел в сознание? — взволнованно спросила Анна.

— Сознание на короткое время возвращалось к мистеру Бейкеру, — снизошла до ответа медсестра. — Но ему сделали укол снотворного и обезболивающего, и он вновь погрузился в сон.

— Можно нам увидеть его?

Сестра недовольно сжала губы.

— А вы кто?

— Это его близкая подруга, — вмешалась Розмари, потому что Анна растерялась, не зная, как назваться.

— Как, еще одна близкая подруга? — саркастически подняла брови медсестра.

— Что это значит — еще одна? — возмутилась Розмари.

— Мама, она, наверное, имеет в виду Мишель, — догадалась Анна.

Она произнесла имя своей соперницы с нарочитым спокойствием. Кто знает, как все обернулось? Неизвестно, чем закончился разговор Марка с Мишель. Может, он и не собирался оставаться с Анной, может, он просто ехал сообщить ей, что ничего у них не выйдет…

— Верно, — подтвердила медсестра. — Та молодая леди, что сейчас в палате мистера Бейкера, именно так и представилась.

— Анна? — раздался мягкий женский голос. — Это ведь вы?

Анна медленно повернулась, со страхом ожидая увидеть что-то, что ее совсем не обрадует. Предчувствия не обманули ее.

Перед ней стояла настоящая красавица. Правильные черты лица, кожа свежая, как утренняя роза, густые ресницы, тонкие красивые брови. Блестящие волосы собраны в тугой узел, из которого не выбивается ни прядки. Прекрасно сшитый льняной костюм не скрывал изящества фигуры.

Анна со стыдом подумала, что рядом с этой рафинированной леди она выглядит простушкой. На ней были выцветшие джинсы и простой джемпер. Все это она надела еще вчера вечером, когда с озера начал дуть прохладный ветер. На лице ни грамма косметики, а волосы, наверное, стоят дыбом. Анна не могла вспомнить, держала ли она сегодня в руках расческу.

— Как хорошо, что полиции удалось вас разыскать, — приветливо сказала Мишель.

— Я была у мамы, — невпопад сказала Анна, которую необыкновенное самообладание Мишель заставило оробеть. Они, судя по всему, ровесницы, но Анна не посмела бы обратиться к ней на «ты». — Мама и привезла меня сюда.

— Естественно, ведь Анна была слишком расстроена, чтобы самой вести машину, — с намеком сказала Розмари.

— Естественно, — согласилась Мишель.

Анна не смогла уловить в ее краткой реплике ни малейшего оттенка иронии.

Тогда что эта Мишель делает здесь, в больнице?

Есть один способ узнать все сразу: просто спросить.

— Поскольку вам известно о моем существовании, — осторожно ступила Анна на скользкий лед, — я должна сделать вывод, что Марк разговаривал с вами обо мне. Он рассказал вам о том, что произошло вчера?

— О да. Он рассказал, что без ума от вас, и сообщил, что не может жениться на мне, учитывая обстоятельства. В тот момент я, честно говоря, подумала, что он сошел с ума. Я так ему и сказала. Но с тех пор я все хорошенько обдумала и пришла к выводу, что он прав. В таком состоянии души жениться нельзя. Это была бы настоящая катастрофа.