Александр Дюма - Ожерелье королевы

О! только и произнес Бемер.

– Его превосходительство, – продолжал Босир, не давая ювелиру раскрыть рот, – лучше вас знает толк в алмазах: благородные португальцы в Бразилии играют с ними, как здешние детишки со стеклышками.

И впрямь, дон Мануэл тыкал поочередно пальцем в некоторые камни и с поразительной проницательностью находил в них изъяны, которые обнаружил бы, наверное, не всякий знаток алмазов.

– В настоящее время, – сообщил Бемер, изрядно удивленный тем, что столь высокопоставленный вельможа разбирается в алмазах под стать лучшему ювелиру, – это ожерелье в том виде, в каком вы его видите, является наилучшим собранием бриллиантов в целой Европе.

– Да, вы правы, – согласился дон Мануэл, и тут же по его знаку Босир добавил:

– Господин Бемер, дело заключается вот в чем: ее величество королева Португалии услышала про ожерелье и поручила его превосходительству посмотреть бриллианты и договориться о приобретении. Бриллианты вполне удовлетворяют его превосходительство. Сколько вы хотите за ожерелье?

– Миллион шестьсот тысяч ливров, – сказал Бемер. Босир повторил цену послу.

– Это на сто тысяч дороже, чем оно стоит, – объявил дон Мануэл.

– Ваше превосходительство, – отвечал ювелир, – невозможно точно определить барыш от столь драгоценной вещи. Создание подобного украшения потребовало стольких поисков и поездок, что это просто ужаснуло бы каждого, кто знал бы это так же хорошо, как я.

– На сто тысяч дороже, чем оно стоит, – повторил упрямый португалец.

– Раз его превосходительство так сказал, значит, он в этом убежден, потому что его превосходительство никогда не торгуется, – пояснил Босир.

Похоже, Бемер был несколько потрясен. Ничто так не успокаивает подозрительного торговца, как торгующийся покупатель.

– Я не могу согласиться, – сказал он после мгновенного колебания, – на снижение цены, поскольку это вызовет разногласия между мной и моим компаньоном по вопросу, получили мы прибыль или понесли убыток.

Дон Мануэл выслушал перевод Босира и встал.

Босир закрыл футляр и вручил его Бемеру.

– Я поговорю с господином Босанжем, – сказал ювелир. – А господин посол согласен?

– То есть? – не понял Босир.

– Я хочу сказать, что, как я понял, господин посол предложил за ожерелье полтора миллиона.

– Да.

– Его превосходительство настаивает на своей цене?

– Его превосходительство никогда не отступается от своего слова, – с португальской надменностью уронил Босир. – Равно как его превосходительство никогда не пойдет на то, чтобы докучно торговаться, как бы его ни вынуждали.

– Господин секретарь, надеюсь, вы понимаете, что я должен переговорить со своим компаньоном?

– Разумеется, господин Бемер.

– Разумеется, – ответил по-португальски дон Мануэл, которому было переведено то, что сказал Бемер. – Но мне необходимо, чтобы вопрос был решен как можно быстрее.

– Что же, ваше превосходительство, если мой компаньон согласится, я согласен заранее.

– Превосходно.

– Итак, цена – полтора миллиона ливров.

– Да.

– Теперь остается, – проговорил Бемер, – не считая одобрения господина Босанжа…

– Ну, ну?

– Остается лишь обсудить способ платежа.

– Ну, тут у вас не будет ни малейших трудностей, – заметил Босир. – Как вы предпочитаете, чтобы вам заплатили?

– Наличными, если это возможно, – рассмеялся Бемер.

– Что вы имеете в виду, говоря о наличных? – холодно осведомился Босир.

– О, я прекрасно понимаю, что никто не может сразу уплатить полтора миллиона звонкой монетой! – воскликнул Бемер и вздохнул.

– Кроме того, это было бы затруднительно и для вас самого, господин Бемер.

– Тем не менее, господин секретарь, я вынужден настаивать на уплате наличными.

– Что ж, вы правы, – заметил Босир и повернулся к дону Мануэлу. – Ваше превосходительство, какой задаток наличными вы намерены дать господину Бемеру?

– Сто тысяч ливров, – ответил посол.

– Сто тысяч ливров, – передал Босир Бемеру, – после подписания сделки.

– А остальное? – осведомился Бемер.

– Спустя то время, которое потребуется, чтобы переводной вексель его превосходительства прибыл из Парижа в Лиссабон, если только вы не предпочтете подождать, когда из Лиссабона в Париж придет подтверждение.

– Да, у нас имеется агент в Лиссабоне, – обрадовался Бемер, – мы напишем ему…

– Правильно, напишите, – с ироническим смешком согласился Босир, – и осведомитесь у него, платежеспособен ли господин да Суза, а заодно найдется ли у ее величества королевы миллион четыреста тысяч ливров.

– Сударь… – начал сконфуженный Бемер.

– Так вы согласны или предпочитаете другие условия?

– Условия, которые вы, господин секретарь, благоволили предложить, на первый взгляд мне представляются приемлемыми. Каковы будут сроки платежей?

– Господин Бемер, платежи будут произведены в три срока по пятьсот тысяч ливров. Кстати, это даст вам возможность совершить интересную поездку.

– Поездку в Лиссабон?

– А что тут такого? Право же, стоит потрястись в карете, чтобы получить за три месяца полтора миллиона ливров.

– Несомненно, но…

– И потом, вы поедете за счет посольства, а я или господин регистратор будем сопровождать вас.

– Я повезу бриллианты?

– Разумеется, разве что предпочтете послать отсюда вексели и отправить камни.

– Не знаю… Думаю… поездка была бы полезной… и…

– И я того же мнения, – заверил его Босир. – Договор подпишем здесь. Вы получаете наличными задаток в сто тысяч ливров, подписываете акт купли-продажи и везете ожерелье ее величеству. Кто ваш агент?

– Братья Нуньес Бальбоа.

Дон Мануэл поднял голову.

– Это мои банкиры, – с улыбкой сказал он.

– Это банкиры его превосходительства, – с улыбкой же сообщил Босир.

Бемер расцвел, все его сомнения, похоже, окончательно рассеялись. Он склонился, словно собираясь поблагодарить и попросить позволения удалиться.

Вдруг у него возникла какая-то мысль, и он остановился.

– В чем дело? – спросил встревоженный Босир.

– Значит, мы договорились? – сказал Бемер.

– Да, договорились.

– При условии…

– Да, при условии согласия господина Босанжа.

– Нет, нет, совсем другое, – ответил Бемер.

– Что такое?

– Сударь, это крайне деликатная материя, и честь португальского дворянина – слишком высокое чувство, чтобы его превосходительство не сумел меня понять.

– Что за увертки? Говорите яснее!

– Дело вот в чем. Ожерелье было предложено ее величеству королеве Франции.

– Которая отказалась от него. Ну и что?

– Сударь, мы не можем допустить, чтобы это ожерелье навсегда ушло из Франции, не предупредив о том королеву. Почтение и даже верность вынуждают нас отдать предпочтение ее величеству королеве.

– Вы правы, – важно изрек дон Мануэл. – Хотел бы я, чтобы португальские купцы думали и говорили так же, как господин Бемер.

– Я бесконечно счастлив и горд одобрением вашего превосходительства. Итак, дело у нас слаживается в случае одобрения условий господином Босанжем и окончательного отказа ее величества королевы Франции. Я прошу у вас на все это три дня.

– Теперь с нашей стороны, – вступил Босир. – Сто тысяч ливров наличными, три векселя, каждый по пятьсот тысяч ливров, которые мы вручаем вам. Футляр с ожерельем вы передаете господину регистратору посольства либо мне, смотря по тому кто будет сопровождать вас в Лиссабон. Полная выплата в течение трех месяцев. У братьев Нуньес Бальбао. Расходов на поездку у вас никаких.

– Да, ваше превосходительство, да, сударь, – кланяясь, повторял Бемер.

– Стойте! – воскликнул по-португальски дон Мануэл.

– Что такое? – обернувшись, спросил Бемер, встревожившись в свой черед.

– Перстень в тысячу пистолей, – сказал посол, – в подарок моему секретарю или моему регистратору, одним словом, вашему будущему спутнику, господин ювелир.

– Вы совершенно правы, ваше превосходительство, – пробормотал Бемер, – и я уже мысленно вычел этот расход.

Дон Мануэл вельможным жестом позволил ювелиру удалиться. Сообщники остались одни.

– Соблаговолите объяснить, – с некоторым раздражением осведомился дон Мануэл, – кой черт дернул вас отказаться от получения камней здесь? Поездка в Португалию! Разве мы сможем выплатить ему там деньги и получить взамен бриллианты?

– Вы чересчур всерьез восприняли свою роль посла, – заметил Босир. – Пока что для господина Бемера вы еще не вполне господин да Суза.

– Ну вот еще! Стал бы он вести переговоры, если бы у него были подозрения.

– Пусть будет по-вашему. Он не стал бы вести переговоры. Но любой человек, имеющий полтора миллиона ливров, считает себя выше всех королей и всех послов мира. И всякий, кто получает взамен за полтора миллиона ливров клочки бумаги, хочет знать, стоит ли чего-нибудь эта бумага.

– Значит, вы едете в Португалию? Не зная ни слова по-португальски?.. Мне кажется, вы спятили.

– Отнюдь, нет. Вы сами поедете.

– Я? Ни за что! – возопил дон Мануэл. – Мне вернуться в Португалию? У меня слишком веские причины не делать этого. Нет, нет, и речи быть не может.

– Я ведь вам сказал, что Бемер никогда не отдаст свои камни в обмен на клочки бумаги.

– Бумаги, подписанные да Сузой!

– Нет, каков! Он уже считает себя да Сузой! – воскликнул Босир, хлопая в ладоши.

– В таком случае я предпочту услышать, что дело не удалось, – заявил дон Мануэл.

– Ни в коем случае. Господин командор, подойдите к нам, – позвал Босир появившегося в дверях лакея. – Вы знаете, о чем идет речь, не так ли?

– Да.

– Вы слышали меня?

– Разумеется.

– Прекрасно. И вы тоже считаете, что я говорю глупости?

– Я считаю, что вы тысячекратно правы.

– Скажите почему?

– А вот почему. Господин Бемер ни в коем случае не прекратит наблюдения за посольством и послом.

– Ну и что? – спросил дон Мануэл.

– А то, что, когда в руках господина Бемера будут его деньги, то есть и бриллианты и векселя, он забудет обо всех подозрениях и со спокойной душой поедет в Португалию.

– Ну, так далеко мы не поедем, господин посол, – заметил лакей. – Не правда ли, шевалье де Босир?

– Вот что значит умный человек! – воскликнул возлюбленный м-ль Оливы.

– Ладно, выкладывайте ваш план, – холодно бросил дон Мануэл.

– В пятидесяти лье от Парижа, – начал Босир, – сей умный человек, закрыв предварительно лицо маской, покажет нашему кучеру пистолет, а можно и пару. Он отнимет у нас векселя, бриллианты, нещадно поколотит господина Бемера, и на том поездка завершится.

– Я представлял себе это иначе, – вмешался лакей. – Я думал, что господа Босир и Бемер в Байонне взойдут на судно, отплывающее в Португалию.

– Прекрасно!

– Господин Бемер, как всякий немец, любит море и любит прогуливаться по палубе. В один прекрасный день, когда будет бортовая качка, он свесится за борт и упадет в море. Предполагается, что футляр упадет вместе с ним. Почему бы морю не укрыть бриллиантов на полтора миллиона ливров, коль уж оно укрывает вест-индские талионы[76].

– Вот теперь мне понятно, – признал Португалец.

– Приятно слышать, – буркнул Босир.

– Вот только за кражу бриллиантов, – продолжал дон Мануэл, – грозит Бастилия, а за принуждение господина ювелира полюбоваться морем – верная петля.

– Ежели украсть камни, можно попасться, – не согласился лакей, – а вот ежели утопить ювелира, ни у кого и тени подозрения не возникнет.

– Ладно, мы еще обсудим, как будем действовать, – заметил Босир. – А теперь вернемся к нашим ролям. Будем вести посольство, словно здесь истинные португальцы, и пусть о нас скажут: «Даже если они не были настоящими послами, то, во всяком случае, старались ими казаться». Это всегда приятно. Подождем три дня.

События, описанные в этой главе, произошли на следующий день, после того как португальцы договорились с г-ном Бемером, и три дня спустя после бала в Опере, на котором, как мы видели, присутствовали несколько главных героев нашего повествования.

На улице Монторгейль, в глубине двора, огражденного решеткой, находился небольшой длинный и узкий дом, защищенный от уличного шума ставнями, при взгляде на которые вспоминалась провинциальная жизнь.

В глубине двора на первом этаже, куда добраться можно было, лишь перейдя вброд несколько зловонных луж, имелось нечто вроде лавки, полуоткрытой для тех, кто сумел преодолеть решетку и пространство двора.

То был дом довольно известного журналиста, газетчика, как их тогда называли. Редактор жил на втором этаже. Первый этаж служил для хранения выпусков газет, сложенных по номерам. Два других этажа принадлежали безобидным людям, платившим достаточно дешево за неудобство по многу раз в год быть свидетелями шумных скандалов, какие устраивали газетчику агенты полиции, оскорбленные частные лица или актеры, к которым относились как к илотам[77].