Александр Дюма - Ожерелье королевы

Но нельзя же просидеть в карете весь день; притом, если все время рвать волосы на голове или парике, в конце концов наткнешься на череп, а под черепной коробкой, как правило, роятся мысли; поэтому оба ювелира порешили объединить усилия и, если удастся, взять приступом дверь королевы, чтобы получить хотя бы подобие объяснения.

Итак, они в самом плачевном состоянии поплелись ко дворцу; навстречу им вышел один из офицеров королевы, который передал обоим приказ явиться к ее величеству. Нетрудно вообразить, с какой радостью они поспешили повиноваться.

Их тут же ввели к королеве.

Королева, казалось, ждала их с нетерпением. Едва завидев ювелиров, она воскликнула:

– А вот и вы, господин Босанж! Вы явились с подкреплением, Бемер? Тем лучше!

Бемеру нечего было сказать, хотя мыслей у него в голове было предостаточно. В подобных случаях самое лучшее – это перейти на язык жестов; посему Бемер бросился к ногам Марии Антуанетты.

Этот жест был достаточно красноречив.

Босанж последовал примеру компаньона.

– Господа, – обратилась к ним королева, – я успокоилась и более не буду поддаваться гневу. К тому же мне пришла на ум одна мысль, которая меняет мое к вам отношение. Несомненно, и вы и я в этом деле оказались обмануты некими загадочными обстоятельствами… которые для меня уже перестали быть загадкой.

– Ах, ваше величество! – вскричал Бемер, воодушевленный этими словами. – Значит, вы больше не подозреваете меня в таком… неблаговидном деле. Язык не поворачивается вымолвить слово «подлог»!

– Поверьте, мне также тяжело его слышать, как вам произносить, – сказала королева. – Нет, я вас больше не подозреваю.

– Значит, ваше величество подозревает кого-то другого?

– Отвечайте на мои вопросы. Вы говорите, что бриллиантов у вас уже нет?

– Их у нас уже нет, – в один голос ответствовали ювелиры.

– Вам незачем знать, кому я поручила вернуть вам ожерелье: это моя забота. А не виделись ли вы… с графиней де Ламотт?

– Простите, ваше величество, мы с ней виделись.

– И она ничего не привозила вам… от моего имени?

– Нет, ваше величество. Ее сиятельство только передала на словах: «Подождите!»

– А кто привез вам от меня это письмо?

– Письмо? – отвечал Бемер. – То письмо, что находится в руках вашего величества, привез нам ночью незнакомый гонец.

И он указал на подложное письмо.

– Вот как! Превосходно! – заметила королева. – Видите, нельзя сказать, что вы получили его прямо от меня.

Она позвонила, вошел лакей.

– Пригласите ее сиятельство графиню де Ламотт, – спокойно приказала королева и все также невозмутимо продолжила: – Значит, вы ни с кем не виделись? Например, с господином де Роганом?

– А как же, ваше величество, господин де Роган заезжал к нам и осведомлялся о…

– Прекрасно! – отозвалась королева. – Остановимся на этом; коль скоро в дело замешан господин де Роган, вам ни в коем случае не следует отчаиваться. Я догадываюсь: когда графиня де Ламотт сказала вам: «Подождите!» – она имела в виду…

Но нет, я не догадываюсь и ни о чем не желаю догадываться. Лучше ступайте к его высокопреосвященству и расскажите ему все, что я сейчас от вас услышала; не теряйте времени и не забудьте сказать ему, что мне все известно.

Ювелиры, согретые новой надеждой, переглянулись уже не так испуганно.

И только Босанж, которому хотелось вставить слово, расхрабрился и тихо заметил:

– Однако в руках у королевы оказалась подложная расписка, а подлог является преступлением.

Мария Антуанетта нахмурилась.

– Бесспорно, – сказала она, – если вы не получили ожерелья, значит, расписка подложная. Но чтобы утверждать, что это подлог, мне необходимо столкнуть вас лицом к липу с особой, которой я поручила вернуть вам бриллианты.

– Как только ваше величество пожелает! – воскликнул Босанж. – Мы честные коммерсанты, мы огласки не боимся.

– Тогда ступайте к его высокопреосвященству: он прольет свет на это дело; никто, кроме него, не сможет разъяснить нам, что все это значит.

– Вы позволите нам, ваше величество, вернуться к вам с ответом? – осведомился Бемер.

– Я узнаю все прежде вас, – возразила королева, – и сама вызволю вас из затруднений. Ступайте.

И она отпустила их; ювелиры удалились, вновь начиная тревожиться, а королева принялась слать гонца за гонцом к графине де Ламотт.

Не станем вникать в ее раздумья и подозрения; лучше, простившись с ней, поспешим вслед за ювелирами в поисках столь желанной истины.

Кардинал был дома; с непередаваемой яростью он вчитывался в коротенькое письмо, которое прислала якобы из Версаля графиня де Ламотт. Письмо было сурово, оно отнимало у кардинала последнюю надежду; графиня требовала, чтобы он ни о чем и думать не смел; она запрещала ему появляться запросто в Версале; она взывала к его великодушию и заклинала не возобновлять отношений, которые стали невозможны.

Перечитывая эти строки, принц не находил себе места, он вглядывался в каждую букву и, казалось, готов был требовать отчета у бумаги за те жестокие слова, которые начертала на ней безжалостная рука.

– Капризная, распутная кокетка! – в отчаянии вскричал он. – О, я отомщу!

Он собрал вместе все жалкие мелочи, которые служат тем, кто слаб духом, утешением в любовных горестях, но не излечивают от самой любви.

– Вот, – промолвил он, – четыре письма от нее, одно несправедливее другого, одно деспотичнее другого! Она снизошла до меня из прихоти! Едва ли я прощу ей это унижение, если она отринет меня ради нового каприза.

И несчастная жертва обмана, он со страстной надеждой перечитывал все письма, сочиненные с отменным искусством, отчего их резкость разила еще безжалостней.

Последнее из писем было шедевром жестокости, оно пронзило насквозь сердце бедняги кардинала, и все же он был так влюблен, что испытывал смешанное с болью наслаждение, читая и перечитывая холодные дерзости, исходившие, если верить графине де Ламотт, из Версаля.

В это самое время к нему в особняк явились ювелиры.

Его удивила настойчивость, с какой они добивались, чтобы их впустили, невзирая на запрет. Трижды он отсылал лакея, говоря, что никого не принимает, но тот вернулся в четвертый раз и сообщил, что Бемер и Босанж не желают уходить, разве что их выведут силой.

– Что бы это значило? – удивился кардинал. – Пусть войдут.

Они вошли. На их потрясенных лицах заметны были следы борьбы как нравственной, так и физической, которую им пришлось выдержать. Из первой они вышли победителями, зато во второй изрядно пострадали. Никогда еще князю церкви не представали две такие растерянные физиономии.

– Послушайте, господа ювелиры, – вскричал, завидя их, кардинал, – с какой стати вы так грубо врываетесь в дом? Или здесь вам задолжали?

Такое начало поразило несчастных ювелиров ужасом. Бемер бросил на компаньона взгляд, в котором стоял вопрос: «Неужто все начнется сначала?»

– Ну, нет! Ни за что! – отвечал тот, властным и весьма воинственным движением поправляя на голове парик. – Что до меня, то я готов выдержать любой натиск.

И он едва ли не с угрожающим видом шагнул вперед, пока более благоразумный Бемер оставался сзади.

Кардинал решил, что оба сошли с ума, и так прямо им и сказал.

– Ваше высокопреосвященство, – с мукой в голосе выдохнул Бемер, – умоляем вас о справедливости, о милосердии! Не доводите нас до отчаяния, не заставляйте забыть о почтении, которое мы питаем к величайшему, славнейшему из принцев!

– Господа, либо вы в здравом рассудке, и тогда вас вышвырнут в окно, – произнес кардинал, – либо вы сошли с ума, и тогда вас попросту выставят за дверь. Выбирайте.

– Ваше высокопреосвященство, мы не сошли с ума, мы ограблены!

– Какое мне до этого дело? – возразил г-н де Роган. Я же не начальник полиции!

– Но ожерелье находилось у вас в руках, монсеньор, – рыдая проговорил Бемер. – Вы засвидетельствуете это в суде, не правда ли?

– Ожерелье? – переспросил принц. – Значит, ожерелье украдено?

– Да, ваше высокопреосвященство.

– Ну а что говорит королева? – воскликнул кардинал, в котором пробудился интерес к делу.

– Королева послала нас к вам, ваше высокопреосвященство.

– Весьма любезно со стороны ее величества. Но что я могу для вас сделать, горемыки?

– Вы все можете, ваше высокопреосвященство; вы можете сказать, что стало с ожерельем.

– Я?

– Несомненно.

– Дорогой мой господин Бемер, тон, который вы взяли в разговоре со мной, был бы уместен, если бы я принадлежал к шайке воров, укравших у королевы ожерелье.

– Оно было украдено не у королевы.

– О Господи! У кого же?

– Королева уверяет, что не оставляла его у себя.

– Как это так, уверяет! – с сомнением в голосе воскликнул кардинал. – Вы же получили от нее расписку.

– Королева говорит, что расписка фальшивая.

– Быть того не может! – вскричал кардинал. – Что за чепуху вы тут рассказываете?

– Я говорю правду? – спросил Бемер у Босанжа, и тот в подтверждение трижды кивнул.

– Вероятно, у королевы кто-то был, – предположил г-н де Роган, – потому она и сказала, что у нее нет никакого ожерелья.

– Посторонних никого не было, монсеньор. Но это еще не все.

– Что еще?

– Мало того что королева утверждала, будто ожерелье не у нее, и объявила расписку поддельной: она показала нам другую расписку, подтверждающую, будто мы получили от нее ожерелье.

– Расписку от вас? – уточнил кардинал. – И эта расписка?..

– Такая же фальшивка, как та, ваше высокопреосвященство; вам это хорошо известно.

– Фальшивка… Две фальшивки… И вы полагаете, что мне это хорошо известно?

– Разумеется: вы же приезжали подтвердить нам слова графини де Ламотт; ведь вы прекрасно знали, что мы в самом деле продали ожерелье и что оно находится в руках у королевы.

– Так… – произнес кардинал, проведя рукой по лбу, – дело, насколько я понимаю, принимает весьма серьезный оборот. Давайте-ка объяснимся. Вот действия, которые я производил совместно с вами.

– Да, ваше высокопреосвященство?

– Сначала я купил у вас для ее величества ожерелье и выплатил вам за него двести пятьдесят тысяч ливров.

– Верно, ваше высокопреосвященство.

– Затем покупка была подтверждена непосредственно королевой; во всяком случае, так вы мне сказали; она подтвердила сделку в недвусмысленных выражениях и скрепила письмо собственноручной подписью.

– Подписью… Как по-вашему, ваше высокопреосвященство, это подпись королевы?

Покажите.

Вот она.

Ювелиры извлекли письмо из бумажника. Кардинал вгляделся в него.

– Ну, знаете! – воскликнул он. – Вас провели, как детей. Мария Антуанетта Французская… Да ведь королева принадлежит к австрийскому дому. Вас обокрали: и почерк, и подпись – все поддельное!

– Но тогда, – вне себя возопили ювелиры, – графиня де Ламотт, должно быть, знает, кто изготовил фальшивки и украл ожерелье!

Кардинала потрясла справедливость этих слов.

– Давайте пригласим графиню де Ламотт, – в изрядном смущении предложил он.

И г-н де Роган позвонил, как прежде это сделала королева.

Его люди устремились на поиски Жанны, чья карета еще не могла отъехать далеко.

Тем временем Бемер и Босанж, цепляясь за обещания королевы, как утопающий за соломинку, твердили:

– Где ожерелье? Где ожерелье?

– Вы меня оглушили! – с досадой прикрикнул на них г-н де Роган. – Откуда мне знать, где ваше ожерелье? Я сам передал его королеве, вот все, что мне известно.

– Ожерелье! Разве мы не получили задаток! Но где ожерелье? – повторяли коммерсанты.

– Господа, это меня не касается, – вспылил кардинал, готовый вышвырнуть за дверь обоих кредиторов.

– Графиня де Ламотт! Ее сиятельство графиня де Ламотт! – возопили осипшими от горя голосами Бемер и Босанж. – Вот кто нас погубил!

– Я запрещаю вам подвергать сомнению порядочность госпожи де Ламотт, если вы хотите уйти живыми из моего дома.

– Но кто-то же совершил преступление, – жалобно возразил Бемер, – кто-то же подделал две расписки?

– Не я же это сделал! – высокомерно отрезал г-н де Роган.

– Мы совсем не это хотим сказать, ваше высокопреосвященство.

– Тогда чего же вы от меня добиваетесь?

– Во имя неба, монсеньор, дайте нам разъяснение.

– Подождите, покуда я сам его получу.

– Но что мы скажем королеве, ваше высокопреосвященство? Ведь ее величество тоже винит во всем нас!

– Что же она говорит?

– Что ожерелье не у нее, а у вас или у графини де Ламотт.

– Что ж! – ответил кардинал, побелев от ярости и стыда, – ступайте, скажите королеве, что… Нет, лучше ничего не говорите. Не будем раздувать скандал. Но завтра… завтра, слышите ли, я служу мессу в капелле Версаля; приходите – вы увидите, как я подойду к королеве, заговорю с нею, спрошу, в самом ли деле у нее нет ожерелья, и вы услышите, что она ответит; если она будет все отрицать, глядя мне в глаза… тогда, господа, я уплачу – мое имя Роган!