Кэт Мартин - Ожерелье невесты

Она задвигалась на кровати, перемещаясь к изголовью и одновременно натягивая на себя одеяло, пока ее плечи не оказались прижатыми к спинке кровати.

– Насчет чего?

– Миссис Миллз и остальные слуги получили строгий наказ ни при каких обстоятельствах не переставлять фигуры.

– Вы хотите сказать… кто-то трогал их?

– Именно, миссис Темпл, и я надеюсь, что вы отыщете виноватого и проследите, чтобы впредь он не дотрагивался до шахмат.

– И вы явились… в мою комнату в… – она взглянула на маленькие часы, стоявшие на столике, – в половине четвертого ночи, потому что кто-то передвинул шахматную фигуру? Я не вижу никакой необходимости врываться в мою спальню посреди ночи.

– Что вы видите и чего не видите, это ваша забота. Я не хочу, чтобы на доске что-нибудь менялось, пока не вернется мой кузен.

– Ваш кузен?

– Именно. Капитан Итан Шарп с "Морской ведьмы". Он и его команда не вернулись.

Она не сразу смогла произнести:

– Мне жаль. – Он не знал, что она прочитала на его лице, но ее черты смягчились. – Вы, должно быть, очень тревожитесь за него.

Что-то было в ее словах. Или в том, как она взглянула на него. Его гнев испарился, как будто в нем проделали дырку.

– Да, разумеется, я признателен вам за эти слова. В любом случае, если вы узнаете, кто двигал фигуру, пожалуйста, скажите ему, чтобы больше он этого не делал.

Она смотрела на него, залитого светом луны, и видела перед собой измученное лицо.

– Может быть, лучше доиграть эту партию, милорд. Иногда воспоминания приносят больше вреда, чем пользы. Когда капитан Шарп возвратится, вы сможете начать новую.

Он и сам подумывал об этом. Шахматная доска была постоянным мучительным напоминанием, не дающим забыть о том, что Итан пропал, может быть, уже мертв.

– Просто сделайте, как я прошу, миссис Темпл.

Корд еще раз бросил долгий взгляд на Викторию, сидевшую в постели, и подумал, что она невероятно привлекательна. При свете луны ее глаза были как два зеленых омута, губы немного припухли. Ему захотелось сдернуть простыню, задрать ее ночную рубашку и жадно ласкать ее восхитительное тело, угадываемое под тонким ночным одеянием. Ему захотелось выдернуть ленту из ее косы и запустить пальцы в тяжелый темный водопад ее волос.

Тело напряглось от возбуждения, Корд повернулся и вышел. Покидая комнату, он удивленно тряхнул головой – что это с ним? Он никогда не интересовался служанками, и вот две из них захватили его воображение.

Но по-разному. К одной его влекло чувство прекрасного, как к вазе искусной работы или к хорошей картине.

Другая интриговала его своим острым язычком и тем, что по природе своей была защитницей. Теперь, когда он увидел ее в ночной рубашке, она возбудила в нем и мужские желания.

Зря он не посетил мадам Фонтено, сказал он себе, поднимаясь по лестнице. В постели он предпочитал иметь дело с женщинами такого сорта. И снова подумал о Виктории Темпл.

Теперь, когда Оливия Ландерз ушла из его жизни, ему срочно требовалась новая любовница. К Клер его больше не тянуло, он начал думать, что ошибся в выборе. Если младшая сестра была застенчивой и пугливой, то Виктория держалась стойко и по крайней мере не боялась его. За внешней сдержанностью угадывалась страстная натура, и он не прочь был узнать ее получше.

Конечно, он готов позаботиться о ней, устроить наилучшим образом, дать ей все, что она бы захотела. Она смогла бы позаботиться о Клер, как ей того и хотелось. Он бы покровительствовал обеим.

Да, заняться Викторией было бы интереснее, чем ее прехорошенькой невинной сестренкой. Судя потому, какой яростью горели глаза Тори, когда он ворвался в ее комнату, молоденькая экономка будет нелегкой добычей. Но он любил принимать вызов, в конце концов она будет его. Виктория Темпл подчинится своей судьбе.

На следующий день Тори целиком погрузилась в проверку содержимого винных погребов и в получение припасов от мясника и молочника, стараясь не думать о графе и его появлении у нее глубокой ночью.

При одной мысли об этом ее охватывало волнение. Боже, он был вне себя от гнева. Разве перестановка одной-единственной фигуры на шахматной доске может вызвать такую бурю чувств?

Тори предположила, что такую реакцию вызвала тревога за судьбу кузена, а не собственно изменение в расстановке фигур. Очевидно, кузены были близкими друзьями. Она знала, что это такое – потерять того, кого любишь. Она потеряла отца, а спустя недолгое время еще и мать. Она знала, как это невыносимо больно.

И все же она не жалела, что переставила фигуру. Может быть, этот взрыв эмоций пошел графу на пользу, дал выход накопившимся тяжелым чувствам. Она не могла забыть, каким он был – настоящий огнедышащий дракон со сверкающими глазами.

Без сюртука, с закатанными рукавами рубашки, обнажающими прекрасной формы руки почти до локтей, в обтягивающих панталонах, обнаруживающих узкую талию и длинные мускулистые ноги, он тяжело дышал, отчего его мощная грудь производила еще большее впечатление.

В первый раз с момента их встречи, пусть и в гневе, он смотрел на нее. То есть по-настоящему смотрел. И жар его рыжевато-коричневых глаз подействовал на нее странным образом. Ей казалось, что ее сердце может выскочить из груди, что все тело вот-вот задымится.

В глубине души ее давно тревожила странная тяга, которую она испытывала, сталкиваясь с графом. И вот, о Боже, худшие страхи подтверждались. Она неравнодушна к графу Бранту!

Это нелепо. Совершеннейшая глупость. Она ведь даже не уверена, что он ей нравится. И она определенно не доверяет ему; помимо всего прочего, он граф, а она всего-навсего прислуга. Даже если бы он знал, что она дочь барона, после всего, что она наслушалась о нем, он должен был стать последним из мужчин, который мог бы заинтересовать ее.

Разве не далее как сегодня утром мисс Хоникатт, стоя в буфетной, хихикала, пересказывая услышанное от Элис Пейн, камеристки виконтессы Уэстленд?

– Элис говорит, наш граф совершенный жеребец. Он может услаждать женщину всю ночь и наутро не утратить рвения. Она говорит, что у ее светлости после свидания с ним неделю все болело.

Как и всякая другая девушка, Тори надеялась однажды выйти замуж. За доброго и внимательного человека, непременно настоящего джентльмена, такого, как ее отец, который никогда не сказал резкого слова ни дочерям, ни жене.

И уж конечно, не за такого человека, как Брант, с его взрывным характером и взрывными страстями.

К счастью, если не считать горячих взглядов, которые он бросал на нее прошлой ночью, естественных, как она считала, для мужчины в присутствии полуодетой молодой женщины, лорда Бранта интересовала только Клер. И Тори поклялась сохранять бдительность. Если Брант был хотя бы наполовину таким распутным, каким казался, Клер оставалась в опасности.

Тори еще более укрепилась в решимости оберегать сестру от графа.

– Тори? – Клер бросилась к сестре вверх по лестнице. Прошло три дня с тех пор, как граф ворвался в комнату Виктории, и все, казалось, вошло в норму. – Слава Богу, я нашла тебя!

– В чем дело, милая?

– Это все миссис Грин и ее дочка, Гермиона. Они сегодня не работают. Миссис Грин сказала, что у нее лихорадка и что Гермиона тоже заразилась.

– Лихорадка? Утром они обе выглядели совершенно здоровыми. – Тори вспомнила, что этим служанкам она поручила приготовить две комнаты для леди Эймз, одной из кузин графа, и ее маленького сына Тедди, которые должны были приехать в гости. Это была еще одна попытка добиться увольнения Тори, и в данном случае она ничего не могла поделать.

Она посмотрела вниз, на старинные часы у входа. День быстро катился к вечеру. Все слуги были заняты и нехотя выполняли порученную им работу. Любая попытка изменить привычный для них порядок вещей приводила только к большей неразберихе.

– Я разберусь, Клер. Ты ступай, помоги миссис Уоддинг. Она во дворе выбивает ковры.

Клер заторопилась во двор, а Тори спустилась вниз за шваброй и ведром.

Все комнаты особняка были прекрасно обставлены; для гостей лорда Бранта она выбрала две их них с видом на сад, одну в мягких персиковых тонах, а другую – в серовато-голубых. Решив, что для мальчика больше подойдет голубая комната, она начала уборку с нее. Открыла окна, впустив летний ветерок, взбила пышные подушки, стряхнула пыль с каминной полки и висящих на стенах картин. То же самое она проделала в соседней комнате, радуясь, что постели уже застланы, и под конец принялась протирать инкрустированные паркетные полы.

Она усердно оттирала особенно упрямое пятно, когда в поле ее зрения появились сияющие мужские туфли. Она подняла глаза выше – на длинные мускулистые ноги, затем на широкую грудь и на удивительно широкие плечи.

– Милорд?

– Какого черта вы здесь делаете?

Она опустила глаза и увидела, что ее юбка намокла, белая блузка стала влажной и облепила приподнятую корсетом грудь, через тонкую ткань просвечивали соски.

Брант, должно быть, заметил это. Его глаза не отрывались от блузки, в них появился тот же знакомый жар.

Граф продолжал смотреть на влажную ткань, прилипшую к ее груди, и лицо Тори запылало. Она попыталась сделать вид, что все в порядке.

– Две горничные заболели, – объяснила она. – Я вместо них готовлю комнату для ваших гостей.

– Вот как? – Губы графа жестко сомкнулись, и Тори захотелось оказаться подальше от него. Она коротко вскрикнула, когда Брант схватил ее за руку и поставил на ноги.

– Черт, я нанял вас не для того, чтобы вы скребли полы, я нанял вас для управления домом. Как я понимаю, это очень разные вещи.

– Но…

– В доме полно слуг. Прикажите кому-нибудь привести в порядок гостевые комнаты. – Он нахмурился, увидев ужас на ее лице. – Ладно. Я сам пошлю кого-нибудь.

К ее изумлению, граф, выйдя из спальни, стал спускаться вниз по лестнице. Она слышала, как он отчитывал Тиммонза, и почти сразу же в комнату поспешно вошли мисс Хоникатт и миссис Уоддинг.

Настроившись держаться хотя бы отчасти так, как полагается домоправительнице, Тори распорядилась, чтобы женщины закончили протирать полы в обеих спальнях, и сбрызнула несколькими каплями лавандовой воды вышитые льняные наволочки.

Ей предстояло составить меню на неделю и список покупок. Но прежде надо было сменить запачканную блузку. У кабинета графа ее шаги сами собой замедлились, и она неожиданно для самой себя оказалась внутри, у шахматного столика. Она с удивлением обнаружила, что белый конь не был возвращен в прежнюю позицию, а остался там, куда она его передвинула. И что еще удивительнее, граф сделал ответный ход.

Вряд ли он знал, что коня переставила она. Скорее всего, судя по тираде, произнесенной им той ночью, он подумал, что это сделал кто-то из слуг-мужчин, хотя она отчего-то предпочла бы, чтобы он заподозрил ее. Может быть, он подумал, что это сделал Тиммонз или один из двух недавно нанятых лакеев.

Как бы там ни было, ответный ход означал, что вызов принят. Или так, или это ловушка, расставленная, чтобы узнать, осмелится ли наглец еще раз нарушить приказ хозяина.

Тори задумалась, не потеряет ли она место, если верно второе. И решила – вряд ли шахматы могут стать причиной увольнения. Убежденная, что сможет оправдаться, и всегда готовая принять вызов, она уселась перед шахматной доской и стала обдумывать следующий ход.

Стояли длинные и теплые июньские денечки. Корд, одновременно работавший над многими проектами, редко находил время для приема гостей. Кузина Сара была исключением.

Ближе к вечеру следующего дня Сара Шарп Рэнделл, виконтесса Эймз, заменившая Корду сестру, которой у него никогда не было, беседовала с ним в голубом салоне, раскинувшись на обитом бледно-голубой парчой диване. Белокурая красавица, Сара была высокой, стройной и хорошо сложенной молодой дамой. Когда они были детьми, Корд всегда защищал ее, единственную девочку в окружении трех буйных мальчишек, но, по правде говоря, Сара прекрасно могла сама постоять за себя.

Корд прошел через комнату с высокими потолками и хрустальной люстрой, остановился перед буфетом и снова наполнил свой бокал бренди.

– Как Джонатан? – спросил он. – Надеюсь, у него все в порядке.

Сара поднесла ко рту изящную фарфоровую чашку с золотым ободком и отпила ромашкового чая.

– Если не считать неудовольствия от того, что ранее возникшие обязательства не позволили ему приехать с нами. Муж просил передать тебе наилучшие пожелания.

Корд сделал глоток бренди.

– Тедди явно вырос с тех пор, как я видел его в прошлый раз. Я едва узнал его.

Сара от удовольствия заулыбалась. Муж и сын занимали главное место в ее жизни.

– Тедди с каждым днем становится все больше похожим на отца.

– У тебя прекрасная семья, Сара.

– Да, в этом мне повезло. Корд, может быть, пришло время тебе подумать о том, чтобы завести семью?