— С ночевкой же, правильно?

— Вот за это и люблю, не надо вокруг и около ходить. Примешь четверых?

— Да. Скоро будете?

— Час у тебя точно есть, мы еще обсуждаем архитектуру на примерах.

— Адрес напомнить?

— Знаю, Петро.

К черту проект, до утра время есть, успею, все равно завтра решение по нему не примут, уже список вопросов приличный, а я еще толком и проект не смотрела. А Имперский с коллегами редкость в моей жизни, аврал бывает куда чаще. Хорошо, что есть что поесть, а не как обычно. Вот и вареники с равиоли пригодятся, а то Олег долго выспрашивал, зачем их такую уйму лепить, если купить можно. Салатик греческий быстро, нарезка разная, на скорую руку сойдет. Свежие постельное белье, новые полотенца в ванную, тапочки в прихожую, освободила вешалку, почему-то на ней всегда было много одежды, даже успела сбегать в магазин за сладким. Гости заявились в час ночи, разгоряченные городом и шампанским, с веселыми историями и вздохами огорчения, что сбежала из МАРХИ.

Ритуальные приветствия начались еще на площадке. Петр Илларионович, словно широкополой шляпой с перьями, размахивал своим неизменным серым клетчатым кепи, отбивая поклоны.

— Ручку, ручку, гостеприимнейшая Петрограда Львовна.

С элегантным, надеюсь, книксеном подала руку Имперскому для поцелуя. Старая игра, правила которой придумали еще до моего появления, моя бабушка и Имперский давние знакомцы.

— Счастлив быть опять под крышей сего дома.

— Рада вас принимать у себя.

Имперский все же зашел в прихожую после очередной порции поклонов и размахиваний. На мгновение показалось, что сейчас выйдет из комнаты Мария Аркадьевна, и следующий час будет потрачен на шутливое восхваление друг друга, кусочек другой жизни, что уже никогда не вернется.

— Добро, Петра Львовна, — Марк Сергеевич попытался повторить спектакль с поклонами, но у него получилась не так задорно, ограничился поцелуем в щеку и крепкими объятиями.

Виалетта Аркадьевна присела в глубоком реверансе, и если бы не подстраховка Вишневского, то возможно бы из него и не вернулась. Меньше всего ожидала увидеть среди гостей Витольда Лоллийевича, как всегда элегантный, немного отстраненный. С небольшим букетом цветов, бутылкой шампанского и протокольной коробкой конфет. Что ж и он удостоился приветственного книксена.

— Рада видеть Вас в своем скромном обиталище, Витольд Лоллийевич.

«Поддержит игру или нет?»

— Надеюсь, наше явление не нарушило ваших планов, Петрограда Львовна.

Что ж у Имперского был достойный продолжатель поклонной традиции, хотя с занятые руки лишили представление части элегантности.

— Простите, Петрограда Львовна, не смог уговорить их на гостиницу, иногда они бывают непреклонны в свои преклонные года. Это вам? — решил избавиться от ноши гость, и все же поцеловать мне руку, чуть дольше, чем требовали приличия и правила игры. Свободный интересный мужчина, только вот я-то уже несвободна на его беду, а может к его счастью, ведь Олегу приходится терпеть мой невыносимый характер.

— Прекратите, Витольд Лоллийевич, я так давно их не видела, что стоит только сожалеть, что не была участницей столь чудного променада.

Гости все же расположились за столом, от шампанского отказались, пришлось убрать в холодильник, конфет им тоже не захотелось, а вот «Ленинградский» пошел на ура.

За разговорами время летело незаметно. Только гостей не мешало бы уложить спать. Виолетта Аркадьевна уже дремлет, да и Имперский уже не так бодр как в былые времена.

Мужчины решили, что дамы должны спать в одной комнате и конечно была отдана моя спальня с кроватью, сами они так и быть устроятся все в гостиной на диване. Потом был небольшой шуточный спор кому же посчастливится спать на надувном матрасе.

— Давайте, принесу матрас сюда. И уеду в гостиницу, чтоб не смущать хозяйку.

— Не стоит, Витольд Лоллийевич, ложиться не собиралась, работа, да и смутить меня не просто. Вам лучше поспать, завтра цвет архитектуры на вас, уеду рано и вернусь через пару дней. Вам придется накормить их завтраком. Запасные ключи в прихожей.

— Как мне их передать?

— Можете кинуть в почтовый ящик или забрать с собой, насколько я помню, через две недели у Вас встреча с Негусом.

— Тогда и передам. Хорошей ночи, Петрограда Львовна.

Очередной поклон, поцелуй, немного лукавый взгляд, что обещал сказку, короткую, страстную, только мне уже ненужную. Мне он дать ничего не может, все что мне нужно, уже есть, только Олегу знать об этом не обязательно.

— Хороших снов, Витольд Лоллийевич.

Перебрался в Питер, чтоб работать в Москве, большую часть времени стал проводить в Первопрестольной, иногда на выходные приезжая обратно. Наши графики не совпадали абсолютно, за два месяца мы виделись раз шесть. Из хорошего — надоесть я ей не успел. Новый проект будет в Питере, а пока на несколько часов домой, побыть рядом.

Дверь открыл, стараясь не шуметь, только зря, она еще не ложилась. Чертежи вокруг, какие-то формы документов, сертификаты.

— Привет.

— Привет, — она устало потерла переносицу, — мог бы и позвонить, что приезжаешь.

— Мое спальное место занято?

— Ага. Очередной желающий перебраться в глушь.

— И с кем ты мне изменяешь?

— Угадай, — Петра подмигнула.

— Ни с кем, я же знаю, что для тебя единственный и неповторимый.

Сел рядом, притянул, чтоб поцеловать. Храп разразился по квартире.

— Это кто?

— Замена, а ты думал, шучу. Свято место пусто не бывает. А постель тем более.

— А если шею сломаю замене? — не слишком злобно предсказал участь конкурента.

— Посадят, а я ж ГОСТ по передачкам не знаю, еще чего не того насобираю, напильник там, болгарку положу.

— Петра?

— Что?

— Кто у нас дома? — притянул ее к себе, потерся носом о ее носик.

«Надо взять себя в руки, ревность совсем не к месту». Храп опять заполнил квартиру.

Петра прижалась щекой к моей щеке.

— Культурный десант из столицы. Можно сказать цвет архитектуры — Имперский, Вишневский, Могилева, Житкин. Заспорили про Исакий и решили на месте с ним разобраться.

— Исакий уцелел?

— Не проверяла.

— И почему они тут ночуют?

— Ты же знаешь Имперского, если его любимая «Нева» занята, то других гостиниц он не признает. Вишневский пытался заселить их в «Англетер», но это же не тотсамый «Англетер», а подобие, а это не устраивает Петра Илларионовича, Могилевская его поддержала, Житкину все равно где спать, вот обо мне и вспомнили.

— И Вишневский тоже тут?

— Да, он их и привез, правда после изрядной доли шампанского выпитого за гранит Невы. Тсс, пусть спят.

— А эта милая перелина все, что осталось для поспать хозяйке?

— Если бы кое-кто позвонил, тогда бы я не потратила два часа на уговоры Вишневского лечь спать на матрас, он так мило сопротивлялся, уверяя, что и на полу ему будет удобно. А так как спать не собиралась, то даже одеялком не обзавелась.

От храпа кажется даже стол задрожал.

— А храпит-то кто? Житкин?

— Нет.

— Вишневский?

— Не угадал.

— Неужели Петр Илларионович?

— Виолетта Аркадьевна.

— Могилевская?

— Агу, — Петра прыснула со смеху. Я тоже расхохотался, вспомнив субтильную Виалетту, и как только она могла издавать такие звуки?

— Тссс, разбудишь. Я пока бумаги уберу, а ты в холодильнике шампанское возьми и конфеты в шкафчике над ним.

Петруська свернула бумаги и запихнула их в свой любимый тубус.

— Пошли, у меня есть ключи от соседской квартиры, они уехали на месяц, просили приглядеть.

Словно два шпиона, мы выбрались из квартиры и на цыпочках направились к соседней. Только мелодии из Розовой пантеры не хватало. Петра начала ее напевать, моего терпения хватило, чтоб не расхохотаться в на лестничной клетке, но как только дверь закрылась, тут оно и закончилось. Петра, хохоча, сползла по двери, выронив свой бесценный тубус.

Отсмеявшись, мы все же добрались до кухни.

— Клико?

— Подарок. Ты же знаешь Вишневского, с пустыми руками в гости не комильфо.

Петра передразнила великого архитектора, отдавая дань его немного старамодной галантности.

— Правда, пить его мы будем из граненых стаканов, тут больше ничего похожего на хрусталь нет.

Петра забрала бутылку и поставила ее в холодильник. Она медленно приближалась ко мне, небольшой шажочек, замерла, словно предвкушая, игра, что ей нравилась, мне надо ее дождаться, не спешить, не делать шаг вперед. Ей нравилось, вот так медленно приближаться ко мне, потом прижаться, обвить руками шею, привстать на мысочки, поцеловать подбородок.

— Олег, к черту и шампанское, и конфеты, я так по тебе соскучилась.

Да зачем они вообще нужны, если есть она, моя Петра.


Петруська недовольно что-то пробурчала, но не проснулась, переместилась на мое место и прижала к себе подушку крепче. Скоро уезжать, но кое-то еще успею сделать.

«Мать, твою ять». Споткнулся о тубус, что забыли в прихожей. Нет, это вещь точно меня угробить решила. Петра не проснулась, значит не так громко и матюгнулся. Стараясь не шуметь, покинул одну квартиру и проник в другую. Так, в холодильнике все необходимое есть, будут для моей Петруськи сырники со сметанкой. Дверцу холодильника закрыл, дверцу шкафчика открыл, муки хоть и немного, но надо. Для пяти утра Вишневский слишком бодро вошел в кухню.

— Доброе утро, Витольд Лоллийевич.

— А вы?

— Олег, муж Петры.

— Не знал, что у Петрограды есть муж.

— Она пока тоже не знает. И вы уж ей секрет не выдавайте. Я бы побыл с вами подольше, но у меня времени не так много.

— Не буду тогда его отнимать.

— Кофе в верхнем ящике, что ближе к холодильнику, там и турка есть и приправы разные. Бритвенные принадлежности в ванной на второй полке, только ящик осторожно открывайте, там помады вылетают иногда, Петра их коллекционирует.

— Их многие женщины собирают, — Витольд снисходительно улыбнулся, женские слабости, или принимаешь, или уходишь.

— Так, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома. А я пошел, любимую женщину без вкусного оставлять нельзя.

— Дверь придержу, чтоб ничего не уронили.

— Спасибо, Витольд Лоллийевич. Надеюсь, что еще как-нибудь побываю на Ваших лекциях в МАРХИ. Хорошего дня!

Так, обратно с минимальным шумом. «Да, еж твою вошь». Переставил тубус, сам же об него запнулся, хорошо хоть ничего не выронил, так только слегла лбом в стену приложился. Петра все еще спала.


Странный шум разбудил, знакомые ругательства, что он прошептал, заставили улыбнуться. Как же не хотелось вставать, хотелось еще немного поваляться в постели, за окном еще темно. Совесть молчала, работа подождет, а возможность понежиться в постельке — нет. Запах заставил выбраться из-под одеяла. Удалось подкрасться незаметно, умыкнула почти профессионально сырник.

— Петра!

— Ой, — слишком горячий, пришлось несчастный перекидывать как печеную карточку из руки в руку.

— Вот, торопыжка, сильно обожглась.

— Неа, вкусно же.

— Ты неисправима.

— Ага. Следи за сырниками, а то подгорят.

— Следить за тобой надо, — но тарелку с сырниками залитые сметаной все же поставил передо мной.

«Как же вкусно». Аж мурчать от удовольствия хотелось.

Завтрак закончился очень быстро, Олега ждал очередной самолет, а меня гости и работа. Пришлось возвращаться к себе.

Каши готовы, завернула в полотенца, чтоб немного потомились. Разложила чертежи на столе, еще есть время немного поработать.

— Доброе утро, Петрограда Львовна, — Вишневский отвесил поклон.

— Доброе, не хотела вас разбудить, Витольд Лоллийевич, — встала, чтоб сделать книксен, играть, так играть.

— Я давно не сплю.

— Кофе?

— Приготовлю сам, Петрограда Львовна.

— Могу предложить к кофе сырники.

— Вы с такой печалью их предлагаете, что не могу их принять.

— Печаль оттого, что не влезают больше. А муж их так шикарно готовит.

— Муж?

— Ну, почти. Сожитель звучит плохо, любовник тоже не совсем про нас.

— Кофе?

— Чай больше люблю. Есть каши — овсяная и пшенная, могу быстро омлет сделать.

— Сырники и кофе, прекрасное начало дня.

Пришлось освободить часть стола для гостя. Вишневский возился у плиты, скоро запах кофе завладел пространством кухни. Сел за стол. Но через пару минут уже разглядывал чертежи.

— Не нравится. Абсолютно, нет здесь изюминки. Мимо здания пройдешь и не запомнишь.