– О да, это я во всем виновата… – рассмеялась Наталья. Она немного расслабилась, откинула голову назад, упершись затылком в стену.

– Нет, ты ни в чем не виновата. Просто ты не хотела меня услышать.

– Вся моя жизнь разрушена, – прошептала она. – Сначала Леша бросает меня, потом ты вонзаешь мне нож в спину.

– Я собиралась тебе позвонить. И во всем сознаться.

– И давно это у тебя с ним? Сколько вы уже… встречаетесь?

– Нисколько, – мрачно произнесла я. – И ничего у меня с твоим Лешиком не было. Но начиналось, да. И мы перед твоим нежданным визитом как раз решали, как бы тебя предупредить, и только потом…

– Какая поразительная честность! – все тем же невыносимо тонким, пугающим голосом закричала Наталья и с ненавистью уставилась на меня. У нее были красные глаза, а лицо опухшее, отчего щеки казались еще больше.

– Тебе ужасно не идет эта прическа, эта коса, – вдруг сказала я. – Постригись.

– Что?! А, да, известная песня: женщины в возрасте не должны ходить с длинными волосами, это прерогатива молодых!

– Сама ты прерогатива, – буркнула я. – И возраст тут ни при чем. Послушай, Исаева, ты всегда лезла ко мне с советами и указаниями, что мне делать, а что нет. Ну вот, теперь выслушай мой совет, единственный, кстати.

– Да это не совет, а издевательство… Волосы – это сила женщины, ее энергия… Да ты просто завидуешь мне, моим волосам.

– Ну хоть челку себе сделай, какие-то пряди выпусти на висках, – пробормотала я. – Невозможно все время смотреть на эти зализанные назад волосы. У тебя уже вон… залысины появились. И лицо слишком широкое.

– Ну ты и гадина!

– А ты не гадина – вести себя так, словно я бедная родственница, жалкая приживалка, глупое, беспомощное создание? – огрызнулась я.

– Да я для тебя… ты вот, Лид, что, неужели не помнишь, как я о тебе все время заботилась, только о тебе и беспокоилась? Когда я тебе больной супчик домой носила?

– Я не просила, – ответила я.

Кажется, от возмущения моя подруга на некоторое время даже потеряла дар речи.

– Ну и помирала бы ты тут одна, голодная…

– Перестань. Я в любой момент могла вызвать на дом службу доставки. И мне привезли бы и бульон из хорошего ресторана, и котлетки, и что угодно… У меня, ты представляешь, даже деньги на это есть. Ты не заметила, что я не такой уж бедный человек, а? Ну, в крайнем случае я бы своего жениха, Артема, напрягла бы… на «принеси-подай». Ты-то, ты-то зачем свою заботу мне впихивала? Аж дышать нечем от такой заботы! Родители твои вечно со мной обращались как с какой-то слаборазвитой… Это ведь у вас семейное, ты не заметила – душить заботой? Непременно надо совершить какое-нибудь благодеяние без всяких просьб со стороны «несчастного» и ждать благодарности. А если ее нет или мало, то поливать человека помоями…

– Ты с ума сошла? Что ты такое говоришь-то сейчас? – возмущенным голосом произнесла явно ошалевшая Наташа.

– Я сейчас наступаю на те же грабли, что и ты. То есть пытаюсь о тебе позаботиться. Чтобы ты изменилась, не страдала… Ну, хотя бы в будущих отношениях, с каким-то другим мужчиной, другими людьми. Вы же и Лешика доконали… Вот ты говоришь, что все видела, а видела ли ты, что он несчастен с тобой, у вас в семье? Что ему и работа эта не в радость, и забота ваша… Он же себя, по сути, медленно убивал – алкоголем и прочим…

Наташа опять посмотрела на меня долгим, испепеляющим взглядом, но ничего не ответила. Потом вдруг спросила:

– А что Артем? Тебе не стыдно перед Артемом?

– Нет, – коротко ответила я. – Я с ним недавно рассталась. Он оказался тем еще бабником. По крайней мере, двух любовниц его я вычислила.

– Артем бабник? – ужаснулась Наталья. Кажется, она даже на какое-то время забыла о своих страданиях и теперь смотрела на меня с изумлением.

– Ну да. И я тоже этого не замечала упорно. А теперь у меня будто третий глаз открылся… – засмеялась я и зачем-то потерла свой затылок.

– Ты уверена?

– Да я встречалась с этими девицами и Артемом… Мы его потом пригласили.

– А он?

– А куда ему деваться, если его к стенке приперли! – фыркнула я.

– Вот подле-ец…

– Он не подлец, он таким родился, у него отец таким был. Повышенный уровень тестостерона, или не знаю что… – Я пожала плечами.

– И ты сразу ж переключилась на Лешу? – ехидно поинтересовалась Наталья.

– Прости. Это… это было… жестоко сейчас.

– Мне полчаса назад эта дура Алевтина позвонила, уж не знаю, откуда у нее мой номер… Я испугалась в первый момент, подумала, что с тобой что-то случилось. А тут…

– Прости, – повторила я.

– Нет. Нет… Такое прощать нельзя, – покачала головой Наташа. – Ни тебя, ни Лешу я никогда не прощу. Но я тебе вот что хочу сказать, Лидочка… Ты вроде правильно все говоришь. Поди, психологических статей в интернете начиталась, модных психотерапевтов наслушалась? Ведь как по полочкам все разложила: это я должна делать, это не должна; надо попросить, а не лезть со своей заботой… Нельзя быть «липкой» в отношениях, не стоит навязывать партнеру свою точку зрения… и бла-бла-бла. Знаю, я тоже знаю все эти новомодные рассуждения от современных гуру, которые якобы вправляют людям мозги. А на самом деле эти гуру ищут славы и денег, и на людей им плевать.

– При чем тут это… – попыталась я возразить, но Наталья не дала мне договорить:

– Молчи, просто выслушай меня. Ты чудовище с холодным сердцем. И Артема, кстати, тоже можно понять, что он на стороне утешение искал, потому что с тобой невозможно жить… Ты неблагодарная и злая, Лидуся. Как и Леша, надо заметить. Вы два сапога пара, кстати! Ты сделала мне больно, вы сделали мне больно… – Она вдруг заплакала, опустив голову, горько и отчаянно. – И не трогай меня! – С яростью она отбросила мои руки, когда я попыталась обнять подругу.

Затем Наталья с трудом поднялась и, все так же отчаянно рыдая, ушла.


Я осталась сидеть на полу, силы покинули меня. Только сейчас я поняла, что натворила и какую боль испытывает Наташа… Я ли это? Нет, это не я, я такой никогда не была. В последние дни в меня будто бес вселился. Может, это гормональный сбой, ударивший по моему настроению, так кардинально изменивший мое поведение? Сходить, что ли, сдать кровь на анализы, проверить щитовидку? Кажется, это самый популярный нынче совет для всех тех, кто страдает на пустом месте, обижает своих близких… Хотя я же только недавно проходила диспансеризацию, все у меня нормально с гормонами… Или это игра моих нервов, ослабленных недавней простудой?

Что, что именно заставило меня скандалить на каждом углу, со всеми, делать вещи, на которые я в принципе была неспособна?.. Только сейчас я осознала масштаб разрушений, совершенных мной. И мне стало страшно.

Да… А какова отдача? Получила ли я что-либо взамен от жизни, взбаламутив все свое окружение? Нет. Я лишь испортила жизнь себе и другим, я не сделала этот мир лучше.

Я медленно поднялась на ноги. Некоторое время стояла неподвижно, затем подхватила сумку и вышла в коридор. Тугина, гремя посудой, под звук плещущей из крана воды пела что-то дребезжащим голосом. Бедная женщина, как я перед ней виновата…

Я натянула сапоги, надела куртку и вышла за дверь… Но не успела сделать и шага от подъезда, как ко мне подошел невысокий, плотный мужчина:

– Лида?

Не сразу, но я узнала в этом мужчине своего сводного брата Руслана.

– Ты? Привет, – пробормотала я.

– Надо поговорить.

– О чем? – с неохотой спросила я.

Руслана я не боялась. Да и почему это я должна была его бояться? Это он наворотил дел, он доставил мне кучу неприятностей, так что, пожалуй, в отношении этого человека моя совесть была спокойна.

– Обо мне. О тебе. О маме. О нашей семье, – медленно, словно с трудом, произнес он.

Я еще раз, уже внимательно, оглядела своего сводного братца. Он и изменился, и нет. Внешне изменился совершенно точно: стал тяжелее, основательнее. Передо мной стоял уже не тот тощий юноша, что прежде, а мужчина. Сколько ему сейчас? Руслан на два года младше меня. Значит, ему сейчас тридцать.

Невыразительное лицо с вечной гримасой тоски и недовольства. Вот точно, он и раньше ходил по дому, тому дому, что я потеряла, с этой тоскливой физиономией… Со мной тогда Руслан практически не общался, да и с матерью, Верой Петровной – тоже. Мачеха часто отчитывала Руслана, произносила долгие педагогические монологи на тему того, что должен и не должен делать молодой человек в наше время, а Руслан отвечал той односложно. Ну да, молодой человек должен не забывать мыть голову, чтобы не ходить потом со слипшимися патлами и убираться в своей комнате, и он скоро и вымоет, и приберется… в самое ближайшее время, да-да-да, вспомнилось мне.

Все свободное время в детстве и юности, если вспомнить, Руслан проводил за компьютером. Играл, сидел на каких-то странных сайтах, где обсуждались всякие технические тонкости… Читал фэнтези. С одной стороны, он был будто не от мира сего, но с другой – если подумать, обычный диковатый юноша, каких сейчас много вокруг. Поколение хикикомори, потерянное.

Вера Петровна никогда не произносила этого вслух, но, судя по ее тогдашнему поведению – долгим нотациям и недовольным взглядам, – она совершенно не понимала своего сына. Он ее раздражал.

– О нашей семье? – удивленно повторила я. – Руслан, ты что? У нас нет семьи, и не было.

– Маму уволили, – сказал он, глядя куда-то в сторону. Да, это тоже являлось его особенностью – никогда не глядеть в глаза своему собеседнику.

– И что? – я пожала плечами.

– Из-за тебя уволили, знаешь? – медленно, делая паузы, напомнил братец.

Ах, ну да. И правда, я же устроила настоящий спектакль в той школе, где работала моя мачеха. Сильной вины за собой я не чувствовала, но, пожалуй, подобная выходка тоже была мне несвойственна. Я никогда не затевала публичных скандалов и на той недавней, «нервной» волне просто в очередной раз сорвалась.

– Почему ты думаешь, что из-за меня? – выделив интонацией последние два слова, спросила я.

– Ты выставила ее в таком свете…

– В каком таком?

Руслан молчал. Тень пробежала у него по лицу, уголки губ подрагивали. Но он упорно таращился куда-то в сторону.

– Я не солгала ни словом, – настойчиво продолжила я. – Когда рассказывала коллегам Веры Петровны, что эта женщина сделала со мной, своей падчерицей, как лишила меня собственной квартиры. Меня, сироту, еще девчонку почти. Да, я сделала это публично. А что такого? Вера Петровна не имеет никакого права работать педагогом, раз даже собственного сына упустила. Почему ты не смотришь мне в глаза? – не выдержав, с отчаянием спросила я.

Мой братец вздрогнул, метнул на меня испепеляющий взгляд, затем опять отвернулся. «Господи, ну он же ни в чем не виноват, ей было всегда плевать на него, а я… Я могла бы тогда хоть раз поговорить с этим мальчиком как друг, как сестра…» – мелькнуло в голове, и меня передернуло.

– Прости… – вздохнула я. – Это нервы. Я недавно болела, перенесла тяжелое осложнение после простуды.

Руслан все так же молчал.

– Тебе, конечно, не жалко меня. Тебе вообще на меня плевать, да? – зачем-то спросила я.

Он по-прежнему стоял молча.

Я вдруг вспомнила, как во время своей работы репетитором общалась вот с такими ребятами. Потихоньку, слово за слово, я ободряла их, вела за собой, словно добрый проводник, в мир чужого языка… Что мне мешало точно так же общаться с Русланом, почему я никогда не видела в нем человека? Наверное, ненависть к его матери застила мне глаза.

– У тебя как дела? – спросила я. – Как ты, вообще? Почему тебя вдруг преследуют коллекторы?

Он метнул на меня короткий взгляд, на этот раз – изумленный, но потом сказал:

– У меня жена. Дети. Двое. Пытался свой бизнес открыть… Ну и вот… прогорел.

– А зачем мой номер дал?

– Да я не знал… – обиженно произнес Руслан. – Ну они попросили – дай какой-нибудь номер, ну человека, кто тебя знает…

«Дурачок. А вдруг у него какое-нибудь расстройство, психическое… которое надо было корректировать, а Вера Петровна все упустила? Как это называется? Ментальная инвалидность? Или он действительно такой дикий и замкнутый, что просто не знает, как надо жить в обществе, что делать… Одинокий Маугли?»

– И как вы все теперь? – с жалостью спросила я.

– Ну как… Мама без работы, плачет. Ее репутация испорчена, у них слухи быстро разносятся среди учителей.

– Ну, наверное, ее не просто так уволили, не из-за одной меня, – примиряюще произнесла я. – Думаю, мой визит просто стал последней каплей.

– Возможно, – сказал Руслан. Потом пожал плечами и пошел прочь, смешно разбрасывая ступни в сторону.

– Русик! – позвала я.

Он остановился.

– Руслан, ты не хочешь передо мной извиниться?

– За что? – наполовину обернувшись, спросил он.

«Женат. Есть двое детей. Наверное, совсем крохи! Возможно, Руслан просто не понимает многого из-за того, что он почти ни с кем не общался, а мать не потрудилась его… Как это называется? Социализировать, вот. Ему просто надо все объяснять, буквально разжевывать!»