— Ну зачем же так про Пастернака, Лариса? Очень грубо! — он взял мою ладонь и поскреб пальцем по ногтю. — Замазка?

— Ага, ничего лучше не нашлось, — как всегда от его прикосновения захотелось залезть в ледяную ванну. — Действительно овощная фамилия, ничего не поделать. А стихи его я безумно люблю, — я отобрала у него руку и встав, подошла к фотографии, цитируя:

Февраль. Достать чернил и плакать. Писать о феврале навзрыд.

Пока грохочущая слякоть весною черною горит.

Достать пролетку…

Великолепно, не правда ли? — Андрей прижал палец к губам и показал мне глазами на дверь. Вошла бабушка и за худосочную ручку ввела за собой эфемерное существо лет эдак двадцати пяти с круглыми восторженными глазами в окулярах огромных очков.

— Аллочка, позволь представить тебе моего внука. Андрей.

Андрей церемонно прижался губами к протянутой дрожащей бледной лапке.

— А это знакомая Андрея, Лариса, — бабушка кивнула в мою сторону, профессионально выразив в этом жесте легкое презрение смешанное с недоумением по поводу моего существования в мире Ахматовой, Пастернака и белых накрахмаленных скатертей.

— Ну хай, типа, Аллочка, — пробасила я, шмыгнув в очередной раз, и так пожала ее косточки, что она поежилась и стала незаметно тереть ладонь. Так и надо! Нечего совать синюшные руки в лицо моим шотландским сеттерам.

— Садитесь-ка пить чай, дети. Бабушка разливала свежезаваренный чай по изящным фарфоровым чашкам, а я шепнула Андрею.

— Можно одну грохнуть для пущей правдоподобности?

— Не надо грохать. Обойдемся без материальных ущербов.

— А когда же Вы сообщите, что я Ваша невеста? Жду, жду… Пора бы.

— Подождите немного. Дайте бабушке начать сватовство. Да и чая выпить не мешало бы.

— О кей, — кивнула я и обратилась к безмолвной Аллочке, — типа, работаешь или как? Кто содержит?

— Аллочка у нас преподает в консерватории, — бабушка потрясла букольками, спасая Аллочку от ужасной троллихи — то есть от меня.

— На консервной фабрике что-ли? Типа икорка, сайрочка, бычки в томате! Прикольно! Только воняет там наверное, жуть! — на мгновенье мне почудилось, что это перебор, но потом я подумала, а почем бабушке и Аллочке знать, что нынче уже никто, даже первоклассник, не спутает Вивальди с печенью трески. Сегодняшние СМИ внимательно следят за уровнем образования люмпенов и по мере возможности поднимают этот уровень на невероятную высоту. Так, к примеру, наш дворник, Максим Максимыч, имеющий три класса образования последние годы увлекается богемным этно-джазом и, приняв вовнутрь литр водки, врубает на весь двор экзотические мелодии, органично подпевая и притоптывая ножкой в взопревшем валенке.

— Аллочка пианистка. Многообещающая. Ты сыграешь нам, деточка? — бабушка Андрея активно подмигивала бедной Аллочке. Та слегка поартачилась, покапризничала и села таки к роялю, профессиональным жестом откинув крышку. Зазвучали первые ноты Болеро. Странно было видеть, как такая хрупкая девочка мощно, по-мужски, овладевает страстной мелодией. Я повернулась к Андрею. Он внимательно следил за пианисткой и тут гадкая зависть закралась мне вовнутрь. Сама-то я сумела освоить лишь азы игры на фортепьяно и кроме «собачьего вальса» ничегошеньки зааккомпанировать не сумела бы. Андрей перехватил мой завистливый взгляд, встал, подошел, взял за плечи. Наклонился и проговорил на ухо:

— Действительно прекрасно играет, но нет никакого повода, чтобы ревновать и беситься. — Всегда знала, что шотландские сеттеры отличаются незаурядной интуицией.

Я передернула плечами, но он не выпустил меня, лишь крепче сжал. Аллочка закончила играть, поднялась.

— Браво, — бабушка захлопала в ладоши, к ней присоединился Андрей, подумав, и я тоже.

— Андрюша, Аллочка хотела бы пригласить тебя на свой концерт, не так ли? — бабушка взяла быка за рога. — Ведь так, детка? Аллочка покраснела и что-то тихонько залепетала. Вытащила из кармана куцего пиджачка билеты и передала один бабушке, а один Андрею. Потом обернулась ко мне.

— Вы тоже приходите, Лариса, обязательно, буду ждать, — протянула мне пригласительный в конвертике.

— Нет уж, отвалите. Чо, я типа эту муть буду слушать. У меня от этого голова начинает покрываться коркой и чешется. Очень нервничаю. Я вот тут на «Дискотеку-Авария» ходила — так это вещь. Слышали? — бабушка отрицательно помотала головой и в ужасе закатила глаза к потолку.

— Ну я пойду, пожалуй. — Аллочка заторопилась, задергалась. Начала поправлять на беленьком носике оправу очков. Бабушка пыталась ее удержать, но та как-то по-цыплячьи попятилась и, нацепив поверх куцего пиджачка такой же неуклюжий старомодный плащик, упорхнула, на пороге повторив свое приглашение.

Андрей пошел проводить ее до метро, а я осталась с бабушкой наедине. Бабушка вновь разлила чай и уселась напротив, цепко уставившись на меня белесыми глазками древнегреческой прорицательницы судеб.

— А Вы где работаете, голубушка? — Опс! Об этом я как раз не подумала, надо было быстренько выкручиваться. Отказавшись от принадлежности к древнейшей профессии (все-таки я уважаю старость) я процедила сквозь зубы:

— В психушке работаю, санитаркой. Ну в «Кащенко». Слыхали небось?

— Неужели? Сложно наверное? Для девушки занятие не вполне подходящее. — Она внимательно смотрела на меня, на мои разноцветные патлы, белые ногти и сережку в носу, а мне было совестно.

— Где, в психушке-то сложно? Да не очень. Вообще-то там кругом сплошные микро- и макроцефалы, параноики, дебилы и шизофреники. Атмосферка еще та, но я привыкла. Раз-два, запихнул шизика в смирительную рубашку, вколол в задницу успокоительное, вынес судно и все! Делов-то куча!

— А где же Вы, душенька, с Андреем познакомились? — бабушка выводила меня на серьезную беседу. Эх, как же меня подмывало сказать, что он недавно проходил у нас в клинике курс лечения, но я вовремя удержалась.

— Да так, на тачке подбросил однажды. Вот и познакомились. Пошли, выпили по пивку, а там и любовь и все дела, ну понимаете?

— Будете ещё чайку? — она вскочила к чайнику, не желая выслушивать про «все дела» с ее любимым обожаемым внучком.

— Нее. Типа, хватит. Я чай не люблю. Не уважаю.

— Да, да. Конечно. Вам бы чего покрепче, но у меня нет. Не держу знаете ли. — Она забеспокоилась и как-то даже съежилась, верно испугалась, что я пойду крушить ее кухню в поисках чего покрепче.

Тут вернулся Андрей. Бабушка остановила его в коридоре и зашипела по-английски, будучи стопроцентно уверена, что зелено-малиновое уродство с иностранными языками не в ладах.

— Боже, дорогой. Где ты это нашел? Где?

— Что-то не так? — ответил он, — по моему вполне приличная девушка, чистая, неиспорченная, то что надо одинокому мужчине.

— Это же чудовище, внук. Она невероятно ограничена. Я верю в ее неиспорченность и чистоту, но что у Вас может быть общего? — Вот здесь она попала в точку. У нас ничего общего с ним быть не могло, помимо выигрыша разумеется.

— Бабушка, ты не права. Она дивно готовит. А как она моет окна. Залюбуешься. Кстати, лучше всего она делает яичницу. — сеттер фыркнул и бросил на меня быстрый взгляд, я показала ему язык.

— Андрей, — никак не могла угомонится бабушка, — прошу, обрати внимание на Аллу, такая милая барышня. Хорошая семья. Чудная профессия.

Андрей взял встревоженную бабушку за руку, ввел ее в комнату, поставил напротив меня, и заявил.

— Дорогая бабуля, — его голос звучал торжественно — мы с Ларисой не просто знакомые или друзья, мы собираемся пожениться.

— Точно, типа. Собираемся — закивала я головой, и камушек, прикрепленный братцем к моему носу клеем отвалилась и блюмкнулась в чашку с остывшей заваркой.

— Ой! — только и смогла вымолвить старушка. Я приготовилась бежать за аптечкой, но бабушка еще разок тихо ойкнула и взяв себя в руки (старая гвардия) поздравила нас с принятым решением. Держалась она на редкость стойко, но кто бы знал, как мне стало неуютно и совестно. Да! Когда же она ушла за очередной порцией чая я обратилась к Андрею:

— Мне ужасно неловко. Как-то все глупо вышло. Весь этот маскарад!

— Зато достигнута цель. Кто-то мне говорил, что цель оправдывает средства?

— Не кто-то, а Макиавелли. Все равно неловко!

— Да? А мне казалось, что Вы не так давно его приводили в нужных и ненужных местах. И в других местах маскарад Вы устраивали с завидным энтузиазмом.

— И Аллочка действительно чудная девушка. Подумали бы. С утра до вечера Глинка, Рахманинов, Де Бюсси.

— Я предпочитаю поэзию музыке. — Он многозначительно посмотрел на меня и его глаза слегка затянуло поволокой, сеттер снова увлекся.

— Та-ак. Где тут делают яичницы? Мы кажется договорились… А если Вам так небезразлична поэзия, читайте Ахматову, Северянина или Мандельштама, здесь полное собрание. Я обвела глазами стены и увидела в зеркале отражение бабушки, которая внимательно нас слушала, спрятавшись в углу за дверью.

— И вааще, мне здесь, типа, надоело. Давай сваливать. — Я двинула его кулаком в грудь, что должно было символизировать искреннюю сердечную привязанность и показала взглядом на зеркало. Он проследил, понял и подмигнул.

— Уже уходим, зайчик. Потерпи.

Мы пробыли у бабушки еще минут тридцать. Та в течение этого времени не проронила ни слова, а лишь разглядывала мой наряд и чему-то улыбалась про себя. Через полчаса мы заторопились уходить.

— Лариса, — позвала она меня из прихожей. — Вы мне не поможете? Я удивленно пожала плечами и вернулась в комнату. Бабушка притворила двери и я осталась с ней один на один.

— Стыдно, деточка, стыдно. Седой пучочек на ее голове мерно раскачивался в такт. — Стыдно обманывать пожилого человека. Ну что ж, Вам и моему внучку-балбесу удалось меня испугать. Но я сперва услышала как Вы читали наизусть Пастернака, правда подумала что ошиблась глухая тетеря, затем я видела как Вы наслаждались Равелем, но все еще сомневалась, затем я подслушала Ваш разговор с Андреем, и внимательно приглядевшись к Вам, все поняла. Стыдно, голубушка. — Я опустила голову в чистосердечном раскаянии.

— Ну простите, Элеонора Степановна. Это просто был небольшой розыгрыш, надеюсь что Вы не очень расстроились. Уж очень Андрею надоело быть «барышней на выданье», вот он и попросил меня слегка помочь ему справиться с этой бедой. Простите, ради бога. Не обижайтесь на нас.

— Да нет, не обижаюсь, детка, но вот насчет «решили пожениться» — это немного правда или тоже сплошная ложь?

— Боюсь, что ложь — я немного замялась.

— Но ведь он же Вам не безразличен, верно? — все бабушки весьма умны и догадливы, в особенности бабушки шотландских сеттеров с синими глазами.

— Это несколько одностороннее чувство, — мне не хотелось ее больше обманывать, тем более, что это было невозможно, — но не волнуйтесь.

— А мне так не показалось. Не показалось, что одностороннее. Уж слишком внимательно он поглядывает на Вас, Лариса. Я своего обалдуя знаю. А Вы присмотритесь-ка сами, — бабушка хитро высверливала во мне черными зрачками дырочку, надеясь через эту дырочку добраться до моих внутренностей.

— Элеонора Степановна, слишком часто мы принимаем желаемое за действительное, но не стоит жить иллюзиями, — по-английски добавила я и поцеловав ее в сухую сморщенную щеку пожелала всего хорошего. Она долго стояла у входа и смотрела мне вслед.

— О чем говорили? — Андрей ждал внизу у машины.

— Обсуждали модель подвенечного платья. Решили обойтись без фаты и рюшей, и ограничиться минимумом приглашенных. — Он недоверчиво хмыкнул, а я без дальнейших объяснений открыла дверцу и по-хозяйски разместилась на сиденье. Андрею, видно, было недосуг привести машину в порядок после моей неудачной попытки вывести ее со стоянки. Вид у нее был плачевный.

— Что-то машина у Вас подкачала, однозначно требует ремонта. Такой эффектный мужчина как Вы на раздолбанном драндулете. «Это битое авто не для Вас. Не комильфо» — вспомнила я про увлечение стихосложением.

— Клянусь, что вскоре приобрету Харлей Девидсон и кожаные штаны, чтобы совпадать с Вами по стилю.

— Лучше уж покупайте сразу реактивный самолет, будете вылитый Том Круз. Вот тут-то я и растаю.

— А сам по себе я Вам конечно не нравлюсь? — его тон не внушил мне доверия, уж чересчур доверительным и вкрадчивым он был. — Не нравлюсь ни чуточки? Ну никак?

— Андрей. Что Вы хотите услышать? — я тряхнула зеленой гривой.

— Правду, естественно. Ведь Вы же любите играть в открытую, — он притормозил и молча ждал ответа. — Давайте-ка, не отшучивайтесь…

— Я уже говорила, что Вы абсолютно не мой тип, — как же мне надоели эти его вечные изыски Казановы, неожиданно отвергнутого горничной.