Грейс Металиус - Пейтон-Плейс

— Спасибо, сэр.

Когда Андерсон ушел, Лесли сел за стол, прикурил сигару и позвонил секретарше, узнать, готов ли его кофе.

В тот же день Бетти Андерсон, у которой когти были как у кошки, прорвалась в кабинет секретаря, а потом и в кабинет Лесли. На ее лице были хорошо видны следы отцовского гнева, а губы все еще дрожали от грязных кличек, которыми она одаривала Родни. Она швырнула на стол чек Лесли.

— Вы не купите меня так дешево, мистер Харрингтон, — кричала Бетти. — Это ребенка Родни я ношу, и он женится на мне.

Лесли взял со стола брошенный чек. Он не сказал ни слова.

— Или Родни женится на мне, или я пойду в полицию. В этом штате за такие дела дают двадцать лет, и, если он на мне не женится, я прослежу, чтобы он отсидел все двадцать до последнего дня.

Лесли позвонил секретарю.

— Эстер, принеси мою чековую книжку, — сказал он, и Бетти, с удовлетворенной улыбкой на распухших от побоев губах, села на стул.

Секретарь вошла и вышла, Лесли сел за стол и начал писать.

— Знаешь, Бетти, — сказал он, продолжая писать. — Мне кажется, ты совсем не хочешь подавать на Родни в суд. Если ты это сделаешь, я найду достаточно ребят, которые выступят свидетелями против тебя. Тебе известно, сколько свидетелей должны дать показания против девушки в этом штате, чтобы объявить ее проституткой? Только шесть, Бетти, а у меня на фабрике работает гораздо больше людей. — Лесли резко вырвал чек из книжки, посмотрел на Бетти, улыбнулся и протянул ей чек. — Мне кажется, ты не хочешь подавать на Родни в суд, ведь так?

Лицо Бетти побледнело под кровоподтеками.

— Да, сэр, — сказала Бетти и взяла чек из рук Лесли.

Она повернулась к нему спиной и направилась к двери. По пути она взглянула на бумагу у себя в руках. Это был чек, выписанный на имя ее отца на сумму двести пятьдесят долларов. Она резко развернулась к Лесли, он продолжал улыбаться и смотрел прямо на нее.

— Половина от двухсот пятидесяти — сто двадцать пять, — спокойно сказал Лесли, — такой будет цена, если ты снова придешь сюда, Бетти.

В тот вечер Лесли и Родни Харрингтоны поужинали пораньше, чтобы успеть на первое шоу в кинотеатре в Уайт-Ривер. Они отправились туда на машине Родни с откинутым верхом, — он просто обожал подвозить кого-нибудь в своей машине.

Слух о Бетти Андерсон был как леденец в руках детей. Ему запрещалось надолго задерживаться в одной паре губ, прежде чем перейти к другой. Слух пошел от Уолтера Барри, молодого человека с впалой грудью, который работал кассиром в городском банке. Именно ему представил чек Лесли Харрингтона Джон Андерсон. Уолтер внимательно осмотрел чек и сразу решил, что что-то произошло. «Что-то произошло» — было любимым выражением Уолтера. Оно имело значение, связанное с интригой и тайной, недостаток которых ощущался в осторожном ирландско-католическом образе жизни, который вел Уолтер со своей престарелой матерью и братом Фрэнком. Уолтер решил, что что-то произошло, потому что его брат Фрэнк работал мастером на фабрике и ничего не сказал дома о том, что Джон Андерсон получил огромную премию — двести пятьдесят долларов. Сначала Уолтера — любителя читать таинственные истории — осенила мысль, что Джон Андерсон по каким-то темным, загадочным причинам шантажировал Лесли Харрингтона, но Уолт покраснел сразу, как только эта идея сформировалась у него в голове. Мысль о том, что кто-то может шантажировать Харрингтона, была просто глупостью. Уолтер нервно улыбался, отсчитывая Андерсону двести пятьдесят долларов.

— Это большие деньги, Джон, — сказал Уолтер, стараясь говорить самым обычным тоном. — Собираешься взять небольшой отпуск?

У Джона Андерсона тоже было любимое выражение. Оно выглядело так: он, Джон Андерсон, не даст никому сделать из себя дурака. Он ожидал вопросов в банке, дружелюбных, проверяющих, но тем не менее требующих ответа. Джон Андерсон пришел в банк подготовленным. То, что он родился в большой столице-космополите Стокгольме и за тридцать лет так и не научился искусству жить в маленьком американском городке, была не его вина.

— Никаких отпусков для меня, — сказал Джон. — Эти деньги для моей дочери Бетти, она поедет на некоторое время к своей тетке в Вермонт. — Джон прожил в северной Новой Англии тридцать лет, но так и не избавился от акцента. — Эта тетка — сестра моей жены. Старшая сестра, сейчас она приболела. Бетти будет присматривать за ней какое-то время. Мистер Харрингтон — замечательный человек, он одолжил нам денег, чтобы мы могли послать Бетти ухаживать за больной одинокой теткой.

— О, — сказал Уолтер Барри, — какая жалость, Джон. И надолго Бетти уезжает?

— Нет, — сказал бедняга Джон, который не даст никому сделать из себя дурака, — не очень.

— Я понимаю, — приятным голосом сказал Уолтер. — Ну, вот, Джон. Двести пятьдесят долларов.

— Спасибо, — сказал Джон и вышел из банка в полной уверенности, что он отлично справился со своей задачей и в его историю о Бетти и ее больной тетушке поверили.

Он даже узнал название определенного места в Вермонте, на случай, если кто-нибудь поинтересуется. Рутленд, сказал бы он. Это было достаточно далеко и потому безопасно. Джон Андерсон не знал в Пейтон-Плейс ни одного человека, который бы бывал так далеко от дома.

Уолтер Барри подождал, пока вращающиеся двери, в которые вышел Андерсон, опустеют, и тут же направился к мисс Соамс, которая работала через две комнаты от него.

— Вы слышали о Бетти Андерсон? — спросил он. — Едет к своей незамужней тетке в Вермонт.

Стекла в очках в золотой оправе мисс Соамс засверкали.

— Что вы говорите! — воскликнула она.

Так как Джон Андерсон посетил банк во время ланча, к пяти часам того же дня эти слова дошли до ушей тех людей, которые помнили синяки на лице Бетти. Они дошли до Полины Брайант, сестры секретаря Лесли Харрингтона Эстер Брайант. Полина, которая работала клерком в магазине «Скобяные товары Мадгетта», позвонила сестре, и Эстер, гордясь тем, что она, как она выразилась, единственный человек, который в курсе реальных событий, с радостью поведала подлинную историю Бэтти Андерсон. В тот вечер в каждом доме в Пейтон-Плейс вместе с мясом и картошкой подавалась правда о Бетти Андерсон. Эллисон Маккензи узнала об этом от своей матери, которая использовала историю Бетти как своеобразный молоток, с помощью которого она вбивала дома свои рассуждения о целомудрии молоденьких девушек.

— Вот видишь, что получается, — говорила Констанс Маккензи — когда девочка позволяет парню лапать себя. Результат — то, что случилось с Бетти Андерсон. Теперь у нее проблемы — это расплата за легкомысленное поведение.

Несколькими часами позже Эллисон и Кэти Элсворс сидели на кровати в комнате Эллисон.

— Ты слышала о Бетти Андерсон? — спросила Эллисон.

— Да, — ответила Кэти, задумчиво расчесывая волосы. — Папа рассказал нам за ужином.

— Ты не думаешь, что это ужасно?

— О, я не знаю. Мне кажется, это так интересно и необычно — иметь ребенка от любовника.

Эллисон резкими круговыми движениями втирала холодный крем себе в шею, она вычитала о том, как это делается, в одном женском журнале.

— Ну, я бы уж точно не хотела, чтобы меня отправили в Вермонт, жить с одинокой теткой, пока не родится мой ребенок.

— Я бы тоже, — согласилась Кэти. — Как ты думаешь, Родни хороший любовник?

— Думаю, что да. У него достаточно опыта. Норман рассказывал мне о той книжке, что он читал. Там говорится, что одного знания недостаточно, чтобы быть хорошим любовником. Нужен еще опыт.

— Ну, у Родни-то его с избытком. Я думаю, он должен жениться на Бетти, а ты?

— Нет. С какой стати? Люди, у которых романы, должны быть достаточно умны, чтобы у них не возникало проблем. Браки — это для толпы. Если ты выйдешь замуж, как ты планируешь, — это будет означать конец твоей карьеры художника. Просто попадешь в глупое положение.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, свяжешь себя обязательствами, ограничишь себя и так далее, — нетерпеливо сказала Эллисон, она всегда раздражалась, когда ей приходилось объяснять то, в чем она сама не уверена.

— Как ты думаешь, твоя мама и мистер Росси поженятся?

Эллисон опустила измазанные кремом руки и тщательно вытерла их полотенцем. Это был вопрос, над которым она думала не один раз. Эллисон знала, что в том, что вдова выходит замуж, нет ничего предосудительного. Здравый смысл подсказывал ей, что есть большая вероятность того, что ее мама может выйти замуж за мистера Росси, но эмоционально она отказывалась поверить в это. Ее мама была замужем за Эллисоном Маккензи, и для его дочери было просто непостижимо, что женщина, которая была за ним замужем, может всерьез думать о чем-то другом, вместо того чтобы оплакивать до конца дней свою потерю.

— Нет, не думаю, — сказала Эллисон Кэти.

— Тебе бы что, это не понравилось? — спросила Кэти. — Мне кажется — они превосходная пара. Он такой черный, а она такая блондинка.

У Эллисон заурчало в желудке.

— Нет, — резко сказала он. — Мне бы это совсем не понравилось.

— Почему? Тебе не нравится мистер Росси? Когда он первый раз появился здесь, ты сказала, что такого красивого мужчины никогда не видела.

— Я никогда так не говорила. Я сказала, что после моего отца он самый красивый из всех, кого я видела.

— Если твой папа был таким, как на фотографии на камине, я думаю, что мистер Росси выглядит гораздо лучше.

— И вовсе нет, — заявила Эллисон. — Кроме того, мой папа был хорошим, добрым, милым, внимательным и щедрым. Внешность — это еще не все, ты прекрасно знаешь.

— Почему ты думаешь, что мистер Росси не такой? — спросила Кэти.

— Пожалуйста, — сказала Эллисон. — Я больше не хочу это обсуждать. Моя мама не выйдет за него. Если она это сделает, я убегу из дома.

— Ты правда убежишь? — изумленно спросила Кэти. — Бросишь школу, твою работу в газете, все?

Эллисон подумала о своей работе. За последние несколько недель она написала статьи об улице Вязов, какой она была стол лет назад, о железнодорожной станции Пейтон-Плейс, какой она была пятьдесят лет назад, и еще о других местах в том же духе. Это было совсем не то, что ожидала Эллисон.

— Да, брошу, — решительно сказала она.

— Ты оставишь свой дом, своих друзей, всех?

— Да, — ответила Эллисон, трагически вздохнув. Среди ее друзей был и Норман Пейдж, а Эллисон нафантазировала себе, будто влюблена в него. — Да, я оставлю все и всех.

— Но куда ты пойдешь? — спросила Кэти, которая временами в споре становилась практична.

— Откуда я могу знать? — резко сказал Эллисон. — Может быть, уеду в Нью-Йорк. Туда отправляются все писатели в поисках славы.

— И художники тоже, — поддержала Кэти. — Может, мы уедем вместе и будем снимать квартирку в Гринвич-Вилледж, как те две девушки в книге, которую мы читали. Хотя я не представляю, что я скажу Луи.

— О, Луи, — сказала Эллисон и отмахнулась рукой от текущей любви в жизни Кэти.

— Тебе хорошо говорить, — оскорбленно сказала Кэти. — Не ты встречаешься с Луи. Возможно, Норман не интересует и не волнует тебя, как меня Луи, но это не причина для зависти.

— Для зависти! — воскликнула Эллисон. — Для зависти! С какой это стати мне завидовать? Норман не меньше интересен, чем Луи. Если он скромный и не бросает сексуальные взгляды, как Луи на тебя, это еще не повод думать, будто он не может волновать девушку, — потому что он может. Норман — интеллектуал. Он даже любовью занимается интеллектуально.

— Никогда не слышала об интеллектуальной любви, — сказала Кэти. — Расскажи мне, как это. Я знаю о любви только то, как это делает Луи, и мне это очень даже нравится. А как это по-другому?

Эллисон выключила свет, и они улеглись в постель. Эллисон начала выдумывать историю об интеллектуальной любви. Интеллектуальная любовь, согласно тому, что говорила Эллисон, отличается от любви физической тем, что вместо того, чтобы просто поцеловать девушку, интеллектуальная любовь полна сравнений, таких как глаза, как глубокие озера, зубы, как жемчуг, алебастровая кожа…

— Если он так много говорит, — сонно сказала Кэти, — когда у него есть время заняться чем-нибудь другим?

Засыпая, Эллисон решила, что, когда она в следующий раз останется наедине с Норманом, она посмотрит, получится ли у нее заставить его хоть на какое-то время перестать быть интеллектуальным.

Примерно в то же самое время Констанс Маккензи и Майкл Росси сидели в коктейль-холле в отеле «Джексон» в Уайт-Ривер. Констанс понимала, что они с Майком проводят слишком много времени в ресторанах и коктейль-холлах. Больше им некуда было пойти. Констанс не пошла бы в квартиру Майка в доме священника, и она не хотела, чтобы он появлялся у нее в доме, когда там была Эллисон. Как бы там ни было, решила Констанс, поднимая второй бокал, она слишком быстро устает от ресторанов и коктейль-холлов.