Грейс Металиус - Пейтон-Плейс

— Ну, это делает его похожим на многих в городе, — сказал Кори Хайд. — Это все, что вы помните?

Незнакомец задумчиво почесал скулу.

— Было что-то еще, — сказал он. — Что-то в том, как он улыбался. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь еще так улыбался. Когда этот человек улыбался, у него двигался лоб. Просто с ума сойти, никогда такого не видел. Я никогда этого не забуду. Если когда-нибудь еще его увижу, обязательно узнаю эту улыбку.

— Послушайте, мистер, — спокойно сказал Бак. — Мне кажется, это вы пили в ту ночь. Я прожил всю жизнь в Пейтон-Плейс и никогда не видел человека, который бы улыбался лбом. Видимо, это вы пили тогда, а я не люблю ребят, которые проезжают через мой город в пьяном виде.

— А теперь послушайте вы, — сказал незнакомец и посмотрел на Бака, Клейтона и Кори. Больше он ничего не сказал. Коммивояжер допил кофе и быстро вышел из ресторана.

Несколько минут никто из сидящих у Хайда не сказал ни слова.

Потом Фрейзер опустил чашечку на блюдце и сказал:

— Странно, что Лукас приезжал домой и никто об этом не узнал.

За этим последовала еще одна долгая пауза, которую нарушил Бак.

— Селена и Джо не видели его. Я был у них с представителями флота, которые искали Лукаса. И Селена, и Джо оба сказали, что не видели его.

Кори Хайд налил всем еще по одной чашечке кофе.

— Селена — честная девочка, — сказал он. — И пацан тоже.

— Да, это точно, — согласились Бак и Клейтон. — И все-таки странно, этот приезжий так точно описал Лукаса. Я тоже никогда не видел, чтобы кто-нибудь улыбался как Лукас.

— Конечно, — сказал Бак, цитируя, насколько он помнил, руководство для полицейских, — мы не должны исключать возможности нечестной игры.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Кори.

— О, ты знаешь, — сказал Бак, — кто-нибудь стукнул парня по голове и забрал у него деньги, что-нибудь в этом духе.

— Кто ударит Лукаса по голове? — спросил Клейтон. — Здесь, в Пейтон-Плейс?

— Не знаю, — ответил Бак. — Я не говорил, что кто-то это сделал. Я только сказал, что мы не должны исключать такую возможность.

— Эта возможность мне кажется слишком неправдоподобной, — усмехнулся Клейтон. — Эта идея, что кто-то из соседей Лукаса стукнул его по голове, чтобы забрать деньги. У Лукаса никогда не было денег.

— Я не говорил о ком-то из соседей, — защищаясь, сказал Бак. — Это мог быть кто-нибудь еще, ведь так? Как насчет этого коммивояжера? Откуда мы знаем, что это не он?

— Да, — насмешливо сказал Кори. — Он бы непременно постарался вернуться в Пейтон-Плейс и начать разговоры о Лукасе, если бы проломил ему голову.

— О, не знаю, — высокомерно сказал Бак, — преступники часто возвращаются на место преступления.

— Интересно, на кого работает этот коммивояжер? — сказал Клейтон.

— С. С. Пирс из Бостона, — резко сказал Бак. — Я видел табличку на его дипломате.

— Может, тебе поехать за ним и спросить, не бил ли он Лукаса по голове, — продолжал насмехаться Клейтон.

— Нет. Этого я делать не буду, — задумчиво ответил Бак. — Для начала я свяжусь с теми ребятами из Департамента флота и узнаю, вернулся ли Лукас на свой корабль в Бостоне. Если нет, начну копать дальше.

— Ну, не тесен ли мир, — сказал Кори. — Незнакомец проезжает через наш город на север, останавливается у меня на чашечку кофе, садится прямо рядом с шерифом и рассказывает ему о том, что он видел парня, которого не видел никто в городе с 39-го года. Да, тесен мир.

— Да, — задумчиво согласился Бак Маккракен и направился из ресторана к своей сияющей в лучах солнца служебной машине.

Очень скоро Бак получил ответ на свой запрос в Департамент военно-морского флота. А через три дня приехали те же два представителя Департамента, которые интересовались Лукасом прошедшей зимой. Они связались с офисом компании С. С. Пирс и нашли коммивояжера, проезжавшего через Пейтон-Плейс. Как сказали в бостонском офисе компании, его звали Джеральд Гейдж и сейчас он находился по делам компании в Монплиере, Вермонт. В Монплиере нашли мистера Гейджа и попросили его как можно быстрее вернуться в Пейтон-Плейс. Он смотрел на Бака Маккракена, пока два человека из Департамента флота задавали ему вопросы. Да, кажется, это было, дайте-ка подумать, 12 декабря, потому что это была последняя поездка на север до рождественских каникул и он должен был быть в Бурлингтоне 13-го. Он подвозил голосовавшего на дороге моряка. Нет, он не спрашивал его, был ли тот в отпуске. С какой стати, черт возьми? Парень хотел, чтобы его подвезли, и он, Джеральд Гейдж, сделал доброе дело. Черт, теперь-то он жалеет, что так поступил. В этом его проблема, слишком мягкосердечен. Он никогда бы не смог проехать мимо парня на дороге, особенно в такую ночь, как тогда. Снегопад? Черт возьми, еще какой. И ветер. О, где-то около половины первого, как он думает, — он запомнил время, потому что волновался, сможет ли найти себе ночлег в Бурлингтоне в такой час. Вышло так, что он не добрался в ту ночь до Бурлингтона. Застрял в Уайт-Ривер и не смог сделать больше ни ярда. Такой тогда был снегопад. Конечно, он уверен, что узнает того парня, это точно. Конечно, было темно, но они останавливались выпить кофе и он хорошо его рассмотрел. Большой парень и плотный. Если бы он его увидел, точно бы узнал. В его работе нельзя забывать лица и имена тоже. Он вспомнил имя голосовавшего — Лукас Кросс. Так он представился. Лукас Кросс. Он ехал навестить своих детей и не был дома с 39-го года. А в чем, собственно, дело? Что сделал этот моряк? Что они хотят от него, Джеральда Гейджа? Он не знает ни одного закона, запрещающего подвозить людей, голосующих на дороге, поэтому, может, они позволят ему вернуться к работе, а? Что? Ну, он высадил его прямо на улице Вязов. А чего они от него хотели? Чтобы он подвез этого парня до самого дома и проследил, вошел ли тот внутрь? Нет, моряк не сказал, где он живет, сказал только, что долго идти по холоду. Хотя, Джерри Гейдж так ему и сказал, у него внутри было столько виски, что, если надо, он дошел бы до самого Уайт-Ривер и не замерз бы.

Чуть позже, в тот же день, два офицера из Департамента флота посетили «Трифти Корнер», чтобы поговорить с Селеной. Они сказали, что коммивояжер из Бостона выбрал из многих фотографий фото ее отца и показал, что именно его он подвозил из Бостона в Пейтон-Плейс.

— Я не понимаю, — ровно сказала Селена. — Если Па приехал в город в отпуск, почему он не показался дома?

Меньше чем через час после этого, Джо, под защитой мисс Эсли Тронтон, отвечал им то же самое в кабинете средней школы.

— Мне кажется странным, — холодно сказала Тронтон, — что вам, джентльмены, по-видимому, больше не на что тратить время, кроме как допрашивать детей.

— Да, мадам, — сказали они и вернулись в кабинет Бака Маккракена в здании суда.

В тот же день об этом узнал весь город. Пейтон-Плейс загудел.

— Странно, что Лукас приезжал домой и никто его не видел.

— Даже его собственные дети.

— Кто бы мог подумать, что Лукас служит во флоте.

— Ну, Селена не лжет. Она никогда не лгала. И Джо тоже. Лукас всегда был единственным обманщиком в этой семье. Нелли никогда не была слишком умной, но она всегда была честной.

— Да. Дети Кросса не обманывают. Если они говорят, что Лукас не показывался дома, значит, он не показывался, вот и все.

И тем не менее представители Департамента и смущенный Бак Маккракен навестили в тот же вечер Селену и Джо. Бак сидел в кресле, нервно вертел в руках шляпу и жалел, что заварил всю эту кашу. Представители Департамента задавали вежливые вопросы, на которые Селена и Джо давали один и тот же ответ. Нет. Нет, они не видели Лукаса Кросса. Они уже много лет ничего о нем не слышали. Нет. Никогда. Он никогда не писал домой. Они даже не знали, что их отец служит на флоте, пока эти два джентльмена не сообщили им об этом прошедшей зимой. Наконец два джентльмена ушли, угрюмый Бак Маккракен прошептал за их спиной извинения Селене.

— Селена!

— Не бойся, Джо.

— Но, Селена, так много вопросов!

— Не бойся, Джо. Они ничего не знают. Они не могут этого знать. Мы похоронили его, мы выскоблили, вымыли и сожгли все, что могло бы нас выдать. Не бойся, Джо.

— Селена, а ты боишься?

— Да.

В этот уикенд Тед Картер приехал домой и, узнав об исчезновении Лукаса Кросса, тут же пошел к Селене.

— Твой отец вообще сюда не приходил? — спросил он.

Нервы Селены были напряжены до предела.

— Послушай, — сказала она, — перестань говорить со мной как адвокат! Я уже наотвечалась на вопросы, и у меня есть только один ответ. Нет. Нет! Нет! А теперь оставь меня в покое!

— Но, Селена, я только хотел помочь.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Ты разве не хочешь, чтобы Лукаса нашли? — спросил Тед.

— Ты знаешь меня не первый год, — устало сказала Селена. — Если бы ты жил с ним, ты бы хотел, чтобы его нашли?

— По крайней мере, я бы хотел узнать, что с ним случилось.

— Ну, а я не хочу. Я молю Бога, чтобы его никогда не найми.

На следующее утро ребенок одной пары, живущей в хижине у Луговой дорога, пришел в кабинет Бака Маккракена, держа под мышкой пакет, завернутый в газету. Люди из Департамента очень заинтересовались пакетом, но Баку, когда он увидел его содержимое, стало плохо и он отвернулся. Там были остатки сожженного бушлата, с еще целыми пуговицами, и опаленный кусочек материи, — по-видимому, часть того, что когда-то было женским халатом. Шериф стоял в шести футах от своего стола, но даже оттуда он заметил пятна крови на этой материи. Двенадцатилетний пацан, принесший пакет, сказал, что он нашел все это в куче мусора на городской свалке. Потом мальчик сказал что-то о вознаграждении.

— Убирайся, — грубо сказал Бак Маккракен, и из коридора послышался голос матери пацана.

— Я говорила тебе, сынок, — всхлипывала она, — я тебе говорила и Па тоже: ничего хорошего не выйдет из того, что вмешиваешься в дела, которые тебя не касаются.

Один из представителей Департамента ткнул карандашом на остаток бушлата.

— Кажется, у Лукаса уважительная причина, почему он отсутствует на службе, — сказал он.

Хороший офицер, тихо декламировал Маккракен, никогда не исключает возможность нечестной игры.

— Возможно, у Лукаса была женщина, о которой никто из нас не знает, — сказал он вслух.

— Я бы остановился на девушке, — сказал один из них.

— Какая девушка? — наивно спросил Бак.

— Селена Кросс, — ответил второй офицер.

Было еще рано, когда два офицера из Департамента и Бак подъехали к дому Кроссов. Селена еще не ушла на работу, а Джо еще был в пижаме. Селена впустила их в дом и провела в гостиную. Она вела себя так, будто не замечает пакета, который один из офицеров держал под мышкой. Он положил его на стол и вытащил оттуда содержимое. Потом он выпрямился и посмотрел прямо в глаза Селене. Она не двигалась и не говорила, никаких эмоций не отражалось на ее лице, будто она смотрела на товар, который ее совсем не интересовал.

— Мы знаем, что ты сделала это, — сказал офицер.

Джо Кросс рванул через комнату и встал перед сестрой.

— Это я сделал, — кричал он. — Это я! Я убил его и закопал в загоне, я сделал это один. Я один это сделал!

Селена прижала его к себе и потрепала по волосам.

— Иди в комнату, Джо, — сказала она. — Иди и оденься, как хороший мальчик.

Когда он вышел, она повернулась к Баку Маккракену.

Тесен мир. Прошли годы, и Бак Маккракен часто говорил, что хотел бы получить по никелю за каждый раз, когда произносились эти слова перед судом Селены Кросс.

Это были короткие недели из длинных дней в конце весны и в начале лета 1944 года. Раньше это было время «весенних танцулек», выпускного вечера, каникул, но тогда, в 1944-ом, напряжение этих недель возросло до такой степени, что все остальное, включая войну, померкло.

Пейтон-Плейс был переполнен народом. По улицам, которые знали только одного журналиста — Сета Басвелла, ходили толпы журналистов. Отдыхающие, которые раньше всегда приезжали в Пейтон-Плейс, направляясь в другие, более хорошо отрекламированные места, потоком съезжались в город на дорогих машинах, и на всех машинах были номера других штатов. Вряд ли случай Селены Кросс привлек бы такое внимание, если бы не начинающий молодой журналист криминальной бостонской газеты. У молодого человека по имени Томас Делани был талант сочинять привлекающие внимание заголовки статей. На следующий день после ареста Селены «Дейли Рекорд», на которую работал Делани, расцвела заголовком, напечатанным трехдюймовыми буквами: «ОТЦЕУБИЙСТВО В ПЕЙТОН-ПЛЕЙС». Эти слова подхватили другие газеты Новой Англии, и через три дня они были прочитаны практически каждым в четырех штатах. Редакторы газет откомандировали лучших репортеров освещать процесс Селены Кросс, и Пейтон-Плейс стал походить на психиатрическую лечебницу на открытом воздухе. В городе не было отелей, гостиниц, таверн или домов, где можно было бы снять комнату, поэтому репортеры и туристы, приехавшие писать и глазеть, были вынуждены мириться с неадекватными удобствами в Уайт-Ривер. Каждое утро эти люди наполняли Пейтон-Плейс, а по вечерам покидали его, но за часы в этом промежутке они буквально опустошали город. Впервые, с незапамятных времен, старики, занимающие скамейки у здания суда, были вынуждены спасаться бегством от яростно атакующих их журналистов, которые настойчиво хотели сделать фотографии «колоритных жителей» и постоянно приставали к старикам с расспросами, которые всегда начинались одинаково: «Что выобо всем этом думаете?» Единственный, кто не не стал спасаться бегством, — это Клейтон Фрейзер, ему понравился Томас Делани, репортер криминальной бостонской газеты. Этот странный союз начался в день, когда Томас приехал в Пейтон-Плейс и был обнаружен Клейтоном, беспечно рассиживающим на его любимом месте в ресторане Хайда. Клейтон разозлился, как черт, и все присутствующие в ресторане жители Пейтон-Плейс с интересом ожидали, как же поступит старик. Клейтон сел на стул рядом с Делани.