Перерыв на жизнь

Оксана Сергеева

Зла не существует или, по крайней мере, его не существует для него самого. Зло — это просто отсутствие Бога.

Оно похоже на темноту и холод — слово, созданное человеком, чтобы описать отсутствие Бога. Бог не создавал

зла. Зло — это не вера или любовь, которые существуют как свет и тепло. Зло — это результат отсутствия в

сердце человека Божественной любви. Это вроде холода, который наступает, когда нет тепла, или вроде

темноты, которая наступает, когда нет света.

Альберт Эйнштейн

Я не господин, господа все в Париже!

«Собачье сердце»

Пролог

Да твою ж мать!

Гергердт порывисто выходит из машины и выбрасывает только что прикуренную сигарету.

Хорошо, что не собака. А то сдохла бы животинка. А девка раз из тапок не вылетела — значит, живая. Удар не сильный был,

оклемается. И откуда она взялась только! Выскочила на дорогу, как пробка из шампанского.

Артём присаживается на корточки. Смотрит девушке в лицо. Глаза у нее открыты, но она не шевелится.

— Какого хрена ты под машину кидаешься, самоубийца? Под кайфом, что ли?

— Какого хрена ты летишь на красный! — говорит незнакомка удивительно громким голосом и садится на асфальте.

Ощупывает себя. Со стоном трогает затылок. Смотрит на ободранные колени, как будто до сих пор не веря, что все это

происходит с ней, а не с кем-то другим.

— Орешь – значит, жить будешь. Давай-ка, поднимайся, как там тебя… — Гергердт уверенно подхватывает ее под локоть.

Нужно поскорее решить этот инцидент. Правая ладонь ползет в карман куртки за бумажником.

— Рада… — Опираясь на твердую руку, девушка поднимается с земли.

— Чему, ты, бл*ть, рада? Что я тебя чуть не убил? — раздраженно спрашивает мужчина.

— Зовут меня – Рада! Дружинина! Это чтобы ты знал, кому деньги по иску перечислять будешь. А то скоро зима, а мне как

раз нужна новая шуба! — швыряет злые слова незнакомцу в лицо. Перед глазами еще мелькают звездочки, в голове звенит.

Лицо незнакомца, кстати, пока неразличимо: фары слепят в темноте.

Думала, что успеет перебежать на зеленый. За десять секунд точно бы успела, просто этот урод не остановился! Ну, да.

Таким же на все похрен — они напролом прут, по головам. Хорошо, что скорость была черепашья, по тормозам дал, только

чуть задел ее.

— Ну, по этому иску тебе вряд ли хватит денег на хорошую шубу, — сдерживая улыбку, говорит он и сует ей в трясущиеся руки

визитку. Не деньги, как хотел вначале.

В своей жизни Гера знал только одну Раду. И та, кажется, тоже — Дружинина. Это было очень давно, в другой жизни.

Девушка презрительно хмыкает. Разворачивается так, чтобы свет фар не бил в лицо, поправляет прямые, до плеч, волосы.

— Радка-мармеладка, — произносит Артём наобум и следит за ее реакцией. Она вскидывает глаза и смотрит на него с

подозрением. — Радка любит мармеладки, — добавляет он и наслаждается полной растерянностью Рады Дружининой. Да,

это точно она. Хотя узнать ее невозможно. Нереально. Слишком много лет прошло с их последней встречи. Но это она!

Рада пристально всматривается в мужчину, внимательно оглядывая массивную фигуру. Он темноволос, широкоплеч. Она

его не узнает, но тот смотрит так, будто ее знает.

«Боже, что я туплю… Визитка!»

Она шагает ближе к машине и, подставляя карточку под яркий свет, чуть склоняет голову, а потом дергается конвульсивно,

словно ужаленная осой.

— Гера?! — восклицает, а глаза расширены, и рот чуть приоткрыт от удивления. — Гера, ты, что ли… — произносит тише. На

лице полное осознание.

Он расплывается в дьявольской улыбке:

— Ты так и не научилась выговаривать мою фамилию.

— Об твою фамилию можно зубы сломать, вот и пришлось сократить. А тебе никогда не нравилось, как я тебя называла. Все

время обещал отодрать меня за косы, но так и не отодрал. — улыбается. В памяти всплывают воспоминания из далекого

прошлого, их не много, связанных с Артёмом, но они яркие, как вспышки молнии. Она хорошо помнит его, потому что когда-то

они жили в одном доме, на одной площадке, играли в одном дворе. Вернее, он играл с пацанами, а она время от времени

путалась у него под ногами.

Рада вздыхает и с мягкой усмешкой возвращает Гергердту визитку, засовывая ту в нагрудный карман его кожаной куртки.

Потом смотрит по сторонам и перекидывает через плечо ремешок сумки, собираясь уходить.

— Поехали кофе попьем, — он останавливает ее словами и не очень вежливо оттесняет ближе к машине.

— Кофе? — переспрашивает она, но не отказывает сразу. — В таком виде… — Смотрит на себя: колготки поползли

уродливыми стрелками, про ободранные колени и говорить нечего. — Нет, думаю, что остаток ночи я благополучно переживу

без кофе.

— Поехали ко мне, я живу в паре кварталов отсюда. Не бойся, насиловать не буду. — Открывает дверцу и добавляет,

нахально улыбаясь: — Все только по обоюдному согласию.

Она сомневается. Закусывая губу, задумывается на несколько секунд. Смотрит ему в глаза, проводит руками по бедрам,

разглаживая кожаные шорты. И садится в машину…

* * *

Это большая глупость – приехать к нему домой. Чертовски большая глупость. Тот мальчик, который когда-то жил по

соседству, и этот мужчина — два разных человека. Между ними целая жизнь. Она совершенно не знает Гергердта-мужчину,

но того, что доводилось слышать о его персоне, вполне достаточно, чтобы бежать от него куда подальше. Однако

любопытство в ее случае сильнее инстинкта самосохранения. Очень хочется поговорить с ним, узнать, как сложилась его

жизнь, как он живет. Господи, а она ведь даже не знает, женат он или нет! Возможно у него есть девушка.

Эта неожиданное заключение заставляет Раду встрепенуться. Даже смутиться как-то, ведь она почему-то самонадеянно

восприняла Геру как одиночку.

Чтобы развеять возникшие сомнения Дружинина осматривает полочки в ванной на предмет каких-то женских

принадлежностей. Гель для душа, крем, шампунь… Если в доме есть женщина, что-нибудь все равно обнаружится. Но нет,

ничего такого, что могло бы принадлежать пассии Гергердта, Рада не находит. Немного успокоив свою совесть, она

продолжает заниматься тем, чем занималась: мокрым полотенцем обтирает кровоподтеки.

— Кофе с сахаром?

— Гера! Какого черта?! — оборачивается на голос, нервно сжав в руках мокрую ткань.

— Ну ты же не закрылась, — не пытаясь скрыть интереса, он нагло рассматривает ее. Она перед ним в трусиках и рубашке.

С голыми ногами. Твою мать, какие у нее ноги…

— Я не думала, что ты будешь вламываться ко мне в ванную! — Румянец заливает щеки. Гергердт, вот нахал! Хотя

неудивительно.

— Зря. — Подпирает плечом косяк. — Так кофе с сахаром?

— Артём!

— Ладно. Как себе. — Закрывает дверь и снова оставляет Дружинину одну.

Да, это была самая идиотская идея – поехать к нему домой. На кофе! Какой в задницу кофе! У Гергердта на лице написано,

что он хочет ее трахнуть. А еще у него на лице печать отъявленного мерзавца. Но, черт подери, ее это ни капли не беспокоит.

Все-таки плохая вещь — ассоциативное мышление.

Она раздраженно откидывает полотенце и надевает шорты. Заправляет в них белую рубашку, стягивает на талии ремень и

выходит из ванной комнаты с одним единственным желанием добраться до какого-нибудь стула. Сейчас, когда шок прошел,

боль в ушибленных местах чувствуется невыносимо остро. На бедре расползается огромный синяк. Правую ладонь саднит.

Мда-а, веселый получился вечерок.

Вопрос о наличии женщины в жизни Геры отпадает сам собой, когда Рада, минуя огромный обеденный стол, проходит в

кухонную зону и усаживается за барную стойку. На одном из высоких стульев она замечает бюстгальтер. Артём проследив за

ее взглядом, с невозмутимым видом подцепляет белье ножом и выбрасывает в мусорное ведро.

— Извини, не ждал сегодня гостей.

Дружинина понимающе усмехается. Наверное, женщин из своей жизни он выбрасывает подобно этому белью — как мусор.

— Что ты смотришь на меня? — Напрягаясь под тяжестью его взгляда, двигает к себе чашку кофе.

— Соскучился. Целую жизнь не видел.

Она хохочет в ответ. Шутник.

Артём беззастенчиво разглядывает ее. Замирает глазами на длинной изящной шее, спускается чуть ниже к маленькому

треугольнику обнаженной кожи, который виднеется в вырезе рубашки.

Почему-то у Рады от этого перекрывает, и она с большим трудом проталкивает образовавшийся ватный ком глотком

горячего кофе. Кофе чуть сладкий. Самую малость. Наверное, в чашке неполная ложка сахара. Значит, вот такой Гера любит

кофе.

Гергердт вдруг поднимается с места, начинает рыться в ящиках, находит какую-то коробочку и подает ей.

Это мазь от ушибов и царапин.

— Спасибо. Как раз то, что надо, — благодарит Рада. Немного отодвигается от стола, ставит ступню на перекладину

соседнего стула, приподнимая колено выше, и обрабатывает ногу. Наносит мазь на синяки и царапины.

— Помочь?

— Нет, боюсь, ты можешь увлечься. И начнешь меня лечить с ног до головы.

— Я бы с удовольствием, — говорит он и выразительно смотрит на ее колени. — П*здец, у тебя ноги... Как говорится, когда я

вижу такие ноги, я забываю про труп в багажнике моего автомобиля.

Она вскидывает глаза. Оказывается, у нее зеленые глаза. Он и не помнит.

Радка-мармеладка. Шатенка с зелеными глазами — убойное сочетание. Наверное, в его вкусе. Да, определенно, в его вкусе.

Она шикарная. Роскошная. С обалденными длинными ногами. Любая супермодель сдохла бы от зависти, глядя на ее фигуру.

Когда он увидел ее полуголую, в белых кружевных трусиках, которые ни черта не прикрывали, у него не только в паху заныло.

Заныло все тело. Захотелось ее… Захотелось. Всю.

— А-а, — иронично протягивает она, — так это был комплимент...

— Ты замужем? — спрашивает он, и Рада отвечает на его вопрос понятной улыбкой. Откладывает в сторону тюбик с

лекарством. — Ах, ну да, — говорит он за нее, — тебя бы тогда здесь не было.

— Конечно, не было бы. Я не замужем.

— Почему?

Пожимает плечами и отделывается скромным:

— Не сложилось.

— А как же — выйти замуж за интеллигента, чтобы наплодить интеллигентов?

Она соскальзывает со стула, проводит руками по шортам будто вытирает ладони.

— Курить хочу.

Уходит за своей сумкой и через минуту возвращается. Достает пачку сигарет. Отказывается от протянутой зажигалки,

прикуривает сама.

— Хорошая девочка Рада совсем испортилась, — ухмыляется Артём.

— Даже не представляешь, насколько, — иронизирует в ответ «хорошая девочка».

— А может, тогда и сексом займемся?

На мгновение Дружинина замирает. Потом с выдохом выпускает тонкую струйку дыма и, качая головой, уверенно говорит:

— Нет. С тобой я спать не буду.

— Почему нет? — преспокойно спрашивает он.

Она улыбается:

— Не хочу.

— Жаль.

Дружинина хочет узнать, как сложилась его жизнь, но не может сформулировать ни одного четкого вопроса. Судя по машине

и квартире, живет он много лучше, чем просто «хорошо». И это хорошо.

— Как уважаемые родители? — зато Гера с вопросами не задерживается. «Уважаемые» звучит довольно язвительно.

— В порядке.

— Во всем успех? Процветают?

Рада кивает, неторопливо затягивается.

— Папа давно уже ректор. Мама тоже вся в науке, заведует кафедрой экономики инноваций. Докторскую защитила.

— А ты? Что-нибудь уже защитила? — усмехается. Черные глаза не отрываются от ее лица.

Рада не поддерживает его смех, небрежно стряхивает пепел и снова подносит сигарету к губам.

— А на мне природа отдохнула.

— Бывает.

— Вот и я говорю. Бывает. Отвези меня домой.

Она уже попросила его, а потом подумала, что зря. Лучше бы добраться на такси, но едва ли теперь удастся отвязаться от