Оксана Сергеева - Перерыв на жизнь

закрой. Павло, здорово. Слушай, тебе баба нужна? Нужна?.. Завтра привезу. Потом позвоню. Да, позвоню, — прощается он и

возвращает телефон на место. — Ну все, Наталка, радуйся. Павло у нас богатый и спортсмен. Только водку жрать

прекращай, не любит он этого.

— Угу, — кивает Наталка. Потом спохватывается: — Куда завтра? Я завтра буду с похмелья!

— Ну и нормально. Отоспишься, сходишь в салон красоты на оздоровительные процедуры, в крайнем случае еще нашатыря

хлебнешь, до вечера протрезвеешь.

— До какого вечера? Я вся в синяках, — с чувством причитает Наташка. Шмыгает носом, оглядывает себя. Наверное, уже

планирует свидание, раздумывая, как окрутит Павло, что на себя наденет. Ну и слава богу, будет теперь ей чем заняться,

прекратит под ногами путаться.

— А вдруг я ему не понравлюсь? — вдруг говорит Кузнецова с несвойственной ей неуверенностью. Говорит она с

трогательной правдивой неуверенностью, какой Гергердт до этого момента в ее поведении не замечал.

— Почему это ты вдруг ему не понравишься? Смазливая. Смазливая же? — сверлит ее насмешливым взглядом.

Она смущенно улыбается и пожимает плечами. Потом глубоко вздыхает. Тонкая бледно-джинсовая рубашка вот-вот с

треском разойдется на пышной груди, и пуговицы посыпятся на пол. Кажется, Наташка ошиблась с размером.

— Понравишься, — ухмыляясь, добавляет Гера, — титьки у тебя нормальные, подсвечник тоже. И блондинок Пашка любит,

говорит, они особенно женственные, гламурные. А ты Кузя у нас вообще вся гламурная, деваться некуда.

— О, Наташ, подожди, у меня есть хорошее средство от синяков, — вмешивается в этот обмен любезностями Дружинина.

Она мягко соскальзывает со стула, идет к лестнице, поднимается в спальню. Артём провожает ее долгим взглядом. Не в

силах оторваться от ее ног, он в сотый раз проклинает сидящую рядом Наташку.

Рада приносит водолазку, которую они купили. Гергердт до последнего момента думал, что она пошутила, говоря о том, что

подарит водолазку Наташке. Но, как видно, совсем то была не шутка.

Наташка принимает обновку с откровенной радостью. Не потому, что мечтала о черной водолазке или та сильно ей

понравилась. Нет, Наташка любит подарки, она примет все, что угодно, и никогда не откажется от халявы, будь то хоть

случайный поклонник, хоть новая шмотка.

— Иди примерь и будем твою новую одежку обмывать, чтобы носилась хорошо.

Дружинина отправляет Наташку переодеваться, провожает в ванную и там задерживается на минутку.

— Наташ, ну ты думай тоже… Как с места в карьер. Знать не знаешь этого Пашку. — Рада до сих пор в шоке, хотя и не

показывает своего ошеломления. Не знает, чему больше поражаться: наглости Гергердта, тому, как он так быстро

организовал для Наташки нового ухажера, или глупости самой Наташки, что готова та нырнуть в омут с головой, даже о

глубине не побеспокоившись.

— А что? — удивляется Кузя предостережениям подруги. — Чего мне бояться? Я не думаю, что твой Артём мне какого-то

сумасшедшего придурка подсунет или маньяка. Хуже, чем у меня был, уже точно не будет.

Сумасшедший придурок этот Пашка или маньяк надо спросить у Артёма. Что Дружинина и делает.

Вернувшись на кухню, она интересуется, что за тип этот Пашка.

— Нормальный он, Кузьку твою не обидит. Он к женщинам трепетно относится, — на этих словах Гера усмехается. — Два

раза женился, два раза развелся, не складывается у него, все идеал ищет.

— А Наташка моя прям идеал?

— Может и не идеал, но прошаренная, чтобы суметь его крепко за яйца взять. А ему только это и надо.

— Ясно, — Рада неопределенно пожимает плечами и долго смотрит на Артёма странно задумчивым взглядом, будто

вспоминает что-то далекое. Потом ресницы ее вздрагивают, и она, опустив взгляд, медленно достает из пачки сигарету.

Аккуратно зажимает ее в своей привычной манере. — Сейчас Наташку пойду провожать и в аптеку зайду.

— Зачем?

— За тестом на беременность. — Не спешит прикуривать, тщательно разжевывая передними зубами терпкую виноградную

косточку. — Завтра утром сделаю. А то у меня задержка, — нахмуривается слегка, подсчитывая дни, — дней восемь...

наверное.

— И ты так спокойно об этом говоришь?

— А что мне делать? В истерике биться? У меня месяц через месяц задержка. У некоторых цикл не регулярный, а у меня его

вообще нет. Примерно только подсчитываю. Давно уже все как попало. Я уже привыкла тесты покупать.

— Говоришь, что детей не хочешь, но не предохраняешься. И тесты покупаешь. А если тест будет положительный? Что

тогда?

— Как что? Тогда ты станешь папой. Договорились же, что аборт не будем делать.

— Курить бросай! — резко говорит Гера, выдергивает у нее сигарету из руки и выбрасывает.

Рада качает головой. Взамен выброшенной сигареты невозмутимо достает другую.

— Не надо так делать. Никогда. — Отводит руку в сторону, поймав взбешенный взгляд Гергердта. Оборачивается на звук

захлопнувшей двери гостевой ванной. — Завтра поговорим. Вдруг завтра будет повод для разговора. — Теперь она

прикуривает, коротко затягиваясь. С написанным на лице наслаждением втягивает в себя вишневый дым. — Пусть твой

Павло женится на Кузьке, я ее научу печь самые крутые запеканки, будет ему идеал.

Артём сдерживает раздражение. Умело скрывает его при приближении Наташки.

— Слышь, Наталка, и чтобы с другими мужиками не трахалась. А то наругаю. С хорошим человеком тебя знакомлю, попробуй

только меня опозорить.

Как тихо он спит. Просто удивительно. Насколько активен, импульсивен Артём днем, настолько же он тих и бездвижен во

время сна. Кажется, целую ночь может провести в одной позе. Рада завидует белой завистью, у нее так не получается, у нее

с этим большие проблемы. Она спит чутко и беспокойно. Сегодня проснулась, когда за окном еще не было ни намека на

рассвет.

Гергердт, погруженный в глубокий сон, крепко обнимает ее сзади. Она бессчетное количество времени лежит, не шевелясь, и

слушает его тяжелое дыхание. Он прижимается губами к ее волосам и дышит прямо ей в затылок. Почему-то нравится

слушать, как он дышит. Очень нравится чувствовать спиной, как поднимается его грудь, и их тела невольно приникают друг к

другу еще теснее.

Так странно… Думала, что ни с одним мужчиной в постели ей не будет удобно. С Гергердтом удобно спать, причем во всех

смыслах этого слова. Даже с женихом, с мужчиной, за которого собиралась замуж, от которого забеременела, не было у нее

такого спокойствия. Как ночь — так сплошное мученье. Никаких сладких объятий. Ворочалась все время, маялась, заснуть

не могла. То душно от него, то жарко, то руки-ноги затекали. Думала: с непривычки. Но сколько встречались, столько и

мучилась. Они и не жили вместе, полноценно Рада к нему так и не переехала. Решила, что до окончания университета ей

удобнее будет жить у себя. А летом свадьба.

Теперь, когда думала об этом, смешно становилось: это что ж за любовь такая, раз собственный комфорт оказывался

дороже. Была ли вообще у них любовь? Была. Наверное. Счастливы же они были. Кажется. Сейчас и неизвестно, что из того,

что было, — «было», а что — «кажется».

Давно уже не вспоминала о своем женихе. Столько лет не пускала в сознание мысль о его предательстве, исходя из позиции:

ушел и ушел. Не винила, не сожалела. Это был его выбор, и он на него имел право. Наверное. А ей было не до поиска правых

и виноватых.

Вспомнилось, как отчаянно хотела остаться одна, но еще больше хотела, чтобы кто-то вытащил ее из того ада, в который

она провалилась, вытряхнул из скорлупы. У самой сил не хватало. И смелости не хватало на эту борьбу. Самой все больше

хотелось опустить руки. Заснуть и не проснуться. Сон – единственное спасение. Но как только утром она открывала глаза ее

монстры снова выходили на охоту. Сжимали горло ей и сдавливали грудь до невозможности дышать. И как угодно можно

прикрываться иллюзией нормальной жизни, прятаться ото всех в своем маленьком тесном мирке, вцепляясь в него зубами,

упрямо улыбаться, говорить о всякой ерунде, дышать все равно нечем. Эти монстры смотрели на нее из мимо проезжающих

такси, дышали в затылок в очередях, слышались в незнакомых шагах за спиной, чувствовались в ароматах дорогих

парфюмов. Не было рядом кого-то сильнее этих монстров. Не было того, кто мог бы наплевать на все и вот так, как Гера,

закинуть ее на плечо и унести куда-нибудь. Подальше ото всех.

Почему сегодня все снова всплыло в памяти, черт его знает. Возможно, потому что проснулась рано, и всякий бред в голову

полез. Мысли глупые, ненужные. О предательстве, о непроглядном своем одиночестве и бесконечном неконтролируемом

страхе, о всех трудностях, которые пришлось пережить. Сколько всего пришлось преодолеть, чтобы начать жить хоть как-то

нормально.

Рада научилась. Писала диссертации на заказ и ни о чем больше не думала. Было сложно, адски трудно, она ломала себе

мозги и надрывалась над экономическими анализами, но ни о чем больше не думала. Жила без планов для себя, без

будущего, но зато с кучей планов для других. Единственный план, который она составляла – это план диссертации.

Нужно вставать. Подняться с кровати, тихонько выйти из спальни и сделать этот чертов тест на беременность. Она же

купила несколько штук, они лежат в прикроватной тумбочке, ждут своего часа. Но она не использует их все, сделает только

один, одного ей хватит. Она привычно подождет одну полоску, безо всякой надежды и какого-то внутреннего трепета, а

просто, чтобы в очередной раз исключить вероятность беременности. Все так делают. Все женщины, которые спят с

мужчинами, при задержке делают тесты на беременность, потому что стопроцентной защиты не дает ни один контрацептив.

Рада тоже делает тесты. Так она чувствует себя нормальной. Как все.

С Антоном они всегда предохранялись. Почти всегда. Сначала презервативами. Рада сама на этом настаивала, по-другому

не могла, чувствовала дикое омерзение. Потом привыкла к нему, прониклась доверием, стала искать другие средства

контрацепции. Слава богу, их полно. Это стало еще одним маленьким преодолением самой себя — секс без презерватива.

А с Герой все не так. Этот хам и грубиян ее никогда не обижал. Она слепо ему доверяла, хотя, на первый взгляд, он меньше

всего этого достоин. К Артёму она никогда не сможет относиться объективно. Никогда. Она много помнит про него, кое-что

знает, чего, наверное, не знают остальные; она слишком много к нему чувствует, чего, без сомнений, никогда не будет

ощущать к другим мужчинам. Ей нравится, как он обнимает ее. Нравится, как пахнет его кожа. И она уверена, что, когда эти

пять месяцев пройдут, ей снова в постели будет неудобно. С кем-то другим будет ужасно неуютно.

Может, ну его этот тест. Что там будет нового? Ничего.

— Давай иди, делай свои дела. А то мне уже приснилось… — говорит Артём ей в затылок.

— Что я беременная? — Рада с ленивым вздохом приподнимается на локте и поворачивает к нему голову.

— Нет, что уже родила.

— Мальчика или девочку?

— Девочку.

— Не мели чушь всякую.

— Ты первая начала.

Его слова будто выталкивают ее из постели, она соскакивает, поправляет на себе шелковую сорочку, дергает ящик

прикроватной тумбы и уходит, зажав в руке упаковку с тестом.

Она, верно, думает, что он пошутил, сказал про девочку для красного словца, но это не так. Ему приснился ребенок. Его

ребенок. Он во сне держал его на руках, четко понимая, что это его ребенок, и это точно — девочка. Он прижимал к себе

крошечное хрупкое тельце и чувствовал, как что-то горячее и сладкое разрывает грудь. Руки как будто до сих пор хранят

тепло этого прикосновения. Это что-то нереальное. Сумасшедшее. Откуда взялось?..