— Да ты… За что ты…

— Престань истерить, Маечка, — гаденькая улыбка добила ее окончательно.

Майка резко встала, залепила ему звонкую пощечину и, выкрикнув в сердцах:

— Ненавижу тебя, гад! Не смей ко мне приближаться! Не смейте оба! — выбежала из аудитории.

Алик смотрел ей вслед. Все правильно, он молодец, сделал все как надо, девчонка сама дала ему отставку. Так почему же такое странное ощущение в груди, будто сердце клещами выдирают…

— Да и есть ли оно у тебя, это самое сердце… — вяло спросил у него внутренний голос, но ответа у парня не было.

Подошел Влад:

— Что ты ей сказал? Почему она вылетела, как ужаленная? Ты ее обидел? Что?! Что ты с ней сделал?! — парень разъярялся все больше.

Беспольский поднял голову, посмотрел на друга и спокойно ответил:

— Ничего. Просто сказал правду. Сказал, что ты на Роксе женишься и в Штаты уезжаешь. А она обиделась, что от нее скрыли.

Влад при этих словах стушевался.

— Потом со мной поссорилась. Ничего такого я ей не сказал, а она меня оскорбила и бросила. Это, между прочим, я ни за что, ни про что при всем честном народе по физиономии получил! Что я ей сделал?! — передразнил он, — Ничего!

Влад кинулся за Майкой, но та уже ушла.

Рокса состроила недовольную мину, ребята, бывшие свидетелями сцены, промолчали и сделали вид, что ничего особенного не случилось.

* * *

Отныне Майя Сухова сидела одна. Впереди, подальше от парней. Влад пытался с ней поговорить, но она упорно молчала и не хотела даже смотреть в его сторону. Тогда парень отстал, решил, что со временем Муська отойдет и простит его, ну не рассказал, виноват. Так ведь боялся, чтоб не сглазить. Кто про такие дела заранее трепать языком станет?

Алик вообще не пытался к ней подходить, изображая из себя жертву, правда, на душе у мнимой жертвы скребли кошки, но жизнь-то продолжалась. Оставались цели, к которым надо было стремиться, и действовать быстро, очень быстро. Теперь ему осталось всего ничего — жениться на Нельке. Ее он ни на минуту не упускал из виду, тем более, что Нельке тоже вызов пришел. Ей он нравился, с самого начала была не против. А для Влада Беспольский действительно хотел добра, да и там, в Штатах им вдвоем будет проще и веселее, всегда смогут поддержать друг друга.

А сейчас надо действовать, и постараться забыть Маечку. Не надо вспоминать о ней каждые пять минут. Делом надо заняться, делом.

Влад болезненно переживал Муськино отчуждение, не мог понять, что случилось с его славной маленькой девочкой, какого черта она вдруг выросла и все усложняет. Ну не сказал ей, и что теперь?! Чего трагедию из этого делать? Недоверие! Ерунда. И ее отношения с Аликом ему не очень нравились, но не вмешивался, считал, что становиться между влюбленными бесполезное и глупое дело. Они поссорятся, помирятся, снова поссорятся, а он только плохим будет. А не сойдутся, ну что ж, значит, не судьба. Не дети уже.

В глубине души Владик волновался за Майку, все-таки как сестра, привык к ней за столько лет. Родная стала. Муська. У него-то у самого дела складывались отлично. Осталось только Госы сдать и диплом получить — и вот она, начнется новая жизнь. Он уже стоял на пороге, правда, было немного грустно. Хотя, наверное, всем становится грустно перед глобальными переменами, даже если мы ждем от этих перемен только хорошего.

* * *

Сдали Госы, защитились. В родном Альма-Матэре осталось повертеться несколько дней, пока все бумажки будут готовы. Сидели толпой в одной из аудиторий, хотелось подольше находиться в этих стенах, бывших им домом последние несколько лет. Теперь вместо них придут другие, в чем-то лучше, в чем-то хуже, просто другие. В такие моменты человек ощущает себя перелетной птицей, вставшей на крыло, позади юность, впереди взрослая жизнь.

Все расселись кучками, Майя сидела одна. Она в последнее время вообще ни с кем не общалась, ходила как тень. Конечно, и заговаривать с ней ребята-однокурсники пытались, и развеселить, она только посмотрит мрачно, приподнимет уголки губ — и все. Но занятия не забрасывала. Майка защитилась на отлично, тяжело было девчонке носить этот камень на сердце, от которого даже дышать было больно, но смогла себя заставить отключить чувства, не думать ни о чем, просто заниматься. И учеба помогла, сработала как анестезия. Только чувствовала себя замороженной, кажется, порежь ножом вены — кровь не потечет.

Парни тоже хорошо защитились. Алик на красный диплом, он с первого курса отличником был, Влад на хороший синий. Оценочный лист у него всего с тремя четверками вышел. Крутило Владика от той мысли, что не поссорься он с Муськой, все бы удачнее вышло, но как-то на периферии. Дальше эта мысль не выползла, однако и совсем не уходила, но событий и дел в жизни была масса, некогда отвлекаться, так на периферии и осталось. У Алика был ужасно суетливый период, сами понимаете, сколько дел надо провернуть, сколько бумажек. Так, иногда взглянет на нее, на девчонку свою бывшую, на ту, что некстати, а может и кстати, посреди его наполеоновских планов подвернулась, слегка сожмется сердце от непонятного чувства, и все, пора бежать, нет времени на сантименты и сожаления.

В общем, сидели ребята в аудитории, декана ждали. А деканом у них был Глеб Давыдович Кожин, тот самый, который у всех конспекты рукописные требовал. Декан заглянул в аудиторию, обвел присутствующих взглядом, выпускники стали здороваться, он кивнул в ответ. Остановил взгляд на Майе, потом обратился ко всем:

— Ребята, у меня еще дел минут на 15–20, прошу вас подождать. Сухова, пройдите в мой кабинет.

Майка вскинула голову, удивленно взглянула, но Глеб Давыдович уже вышел. Ничего не оставалось, как выйти вслед за ним и пойти в кабинет. Когда она вышла, к Владу с Аликом подсел один из ребят, все это время разглядывавших Майку. Влад спросил:

— Тебе чего, Данил?

— Да так, к Алику дело есть.

— Ну, что за дело, говори.

— Отойдем.

Парень отвел Алика к окну и спросил:

— У тебя с Майкой как?

— Никак, — Алик вдруг понял, что начинает злиться.

— Так ты не будешь против, если я ее того…

Договорить Данил не успел, да и Алик подумать не успел, как его кулак впечатался предприимчивому парню в морду. Тот схватился за нос, пробубнив:

— Так бы и сказал, что против. Чего на людей кидаться?

Беспольский не стал ничего отвечать, его трясло, быстро вышел и пошел в туалет, водой холодной облиться.

— Совсем сбрендил. Совсем. Самое время себе неприятности наживать, — внутренний голос был очень самокритичен и рассудочен, а вот его хозяин пребывал в растрепанных чувствах и не мог понять, что с ним.

Влад зашел в туалет следом.

— Алька, в чем дело? Ты чего его двинул?

— А, ерунда, — Алик держал руки под струей холодной воды.

— Что за ерунда, ты можешь сказать?

Алик покривился, вытер мокрыми руками лицо, постоял, гладя в зеркало, потом, наконец, сказал:

— Он к Майке хотел…

— Да я убью его!

— Уймись, Влад! Он и так все понял. Незачем раздувать из мухи слона. Нам сейчас проблемы совершенно не нужны. Уймись, Марченков.

Марченков постоял, сжимая кулаки и пыхтя от злости, потом понял, что Алька прав и успокоился.

— Иди Влад, я сейчас.

Оставшись один, Беспольский с минуту смотрел в глаза своему отражению. Зеркало было маленьким, с мутной амальгамой, края порепаные, Что он там видел, о чем хотел поговорить с собой, неизвестно, но вышел он оттуда спокойным, словно ничего не случилось.

* * *

Когда Майя вошла в кабинет, Глеб Давыдович что-то писал, сидя за столом, она остановилась на пороге, опустив голову.

— Сухова, проходи, садись, — декан показал ей на место у стола.

Девушка подошла, села, подняла на него глаза. Преподаватель внимательно вгляделся в ее лицо, качнул головой, потом спросил без обиняков:

— Обидели? Так и знал… козлы.

Вторая часть фразы была неразборчивой, словно декан ее выплюнул сквозь зубы.

— Что…? — не поняла девушка.

— Так, ничего. Сухова, мне на кафедре лаборант нужен. Ты подходишь. Ответственная, не дура, — тут он оглядел ее снова, — Пойдешь?

Майка сначала ушам своим не поверила, а потом, когда поняла, решилась сразу:

— Пойду, спасибо.

— Ну и отлично. Сиди, жди меня здесь. Я скоро вернусь. К группе своей можешь не возвращаться, бумажки все тут получишь.

Девушка кивнула, а декан вышел в предбанник. Сквозь закрытую дверь Майя слышала, как он обращался к секретарше, а потом пошел дальше. Предложение начать работу на кафедре было неожиданным, и как-то немного толкнуло ее застывший мир к жизни.

Глава 5

На работу Майя вышла через месяц, хотела сразу, но Глеб Давыдович в отпуск выгнал, велел отдыхать, сил набираться, а то тощая, в чем только душа держится. Она этот месяц просидела у бабушки в деревне. В огороде копалась, полола, окучивала, рыхлила, за водой ходила к колодцу, драила все, драила. Бабушка ворчала:

— Ты чего, сюда отбывать трудовую повинность приехала? Отдыхай, вон. На речку сходи, на танцы. Эх…

И Майка послушно, чтобы баба не ворчала, шла на речку. Но на танцы не ходила, не хотелось. Ничего ей не хотелось. А бабушка смотрела на нее, когда девчонка не видит, и утирала слезы. Что с ее маленькой звездочкой-веселушкой сделали, с колокольчиком звонким… Кто ж ее превратил в немую тень, за что? Одна надежда, что молодая еще, время вылечит, вернет ей прежние краски и живость. А пока старалась бабуля хоть кормить ее получше, прикрикивала, чтобы та ела больше, а то кожа да кости. Ну, как бы то ни было, за этот месяц Майка посвежела и окрепла. Да и со своей душевной болью свыклась, научилась отключать. Словно отрезаешь тот кусок души, который болит, и не чувствуешь. Только насовсем отрезать не удается.

Начался учебный год. Новые люди, новые дела, много работы. Хорошо. Можно отключить себя на целый день, ничего не будет болеть в душе, правда, потом, ночью боль вернется вместе с обидой и воспоминаниями, чтобы точить изнутри. Но и это рано или поздно пройдет. Неожиданно интересной стала работа с новым набором. Майя выглядела совсем юной, ее никто из новеньких за сотрудника кафедры всерьез не воспринимал. И парни с первого курса, а среди них были достаточно взрослые ребята после армии, считавшие себя неотразимыми мачо, начали обхаживать молоденькую красивую лаборантку. Толклись на кафедре. Декан был в восторге, столько вежливых и исполнительных «лбов», как он их называл, он в жизни вместе не видел. И гонял их по поручениям, а те были рады, во-первых, около Маечки Михайловны можно покрутиться, а во-вторых, законно с некоторых лекций слинять. Но, не дай Боже! Слинять с лекций Глеба Давыдовича! Кары небесные обрушатся сразу. Ребята развлекали Майю, даже умудрялись вызвать слабую улыбку.

С однокурсниками больше она особо не пересекалась. С ребятами так и не стала мириться, и на свадьбу к Владу она не пошла. К Алику на регистрацию, разумеется, тоже. А свадьбу они с Нелли делать не стали.

Так прошло еще три месяца.

Родители Майки по полгода почти проводили у старшей сестры, она жила во Владимире, у нее трое детишек, все мал мала меньше, вот деда с бабой и ездили туда вахтой. Дома обычно бывали по очереди. А тут так совпало, что уехали оба. Ну, хоть ее не доставали своей жалостью.

На кафедре матанализа все постепенно двигалось к сессии, уже наметились свои корифеи и «смертники», а Майя Михайловна по коридору пройти не могла спокойно, чтобы кто-нибудь из ретивых первокурсников не начал лапшу на уши навешивать, про то, что ему лично необходимы дополнительные занятия, причем именно с лаборантом. Декан этот народец со своей кафедры гонял, увещевал, грозил, но, в общем, был доволен и работой, и новой лаборанткой, и успеваемостью. Майю вызвал как-то к себе и предложил:

— Ну что, Сухова, в аспирантуру пойдем?

Та засмущалась.

— Ну, не слышу восторга?!

— Пойдем.

— Ну и молодец.

В Универе у Майки дела неплохо налаживались, перспективы, вон, появились. Немного ожила.

* * *

А Владу с Аликом подошло время выезжать. Все эти круги ада со сбором документов, посещением разных инстанций и ожиданием были пройдены. Вроде все нормально, удачно сложилось и быстро и без проблем, круг общения, конечно, сузился донельзя, но в таком темпе, в каком они жили, это было уже не важно, главное между собой все хорошо, правда, Алик часто бывал мрачен, а Влада точило беспокойство. Все время не оставляло такое грызущее чувство, что он чего-то недоделал, чего-то очень важного, без чего у него не будет удачи в жизни. Вот уже и уезжать завтра-послезавтра, а он все места себе не находил.