– Это лучше «Кистоуна» или «Нэтти», – возразил Уэйд.

– «Кистоун» – да. У этого дерьма вкус мокрого древесного угля. А против «Нэтти» я ничего не имею. Оно напоминает мне о колледже. – Тресса снова поморщилась. – А «Будвайзер» – гадость.

– Сноб, – поддразнил я, обнаруживая остатки нашей прежней непринужденности под собственной ошеломленной, слегка онемелой реакцией на ее появление. Я бы сказал, что это остатки прежней дружбы, да только мы с Трессой никогда не были друзьями. И не могли ими быть. Даже сейчас у меня под кожей словно щелкают небольшие магнитики, подталкивая мою руку обвиться вокруг ее талии. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не нагнуться и не проверить, пахнет ли она по-прежнему летом.

После женитьбы на Элис я никогда больше не увижу Трессу. Это будет слишком тяжело и, более того, бессмысленно. У меня останется слишком много напоминаний о том, что могло бы быть. Что я мог бы иметь до того, как все развалилось. До того, как я сам все разрушил, если уж говорить правду.

– Ты можешь называть это снобизмом, а я называю хорошим вкусом.

– Отлично, – вмешался Уэйд. – Миранда говорит, Сэмми вернется в свой номер в десять, и она сгорает от любопытства.

– Ты бы мог ее подготовить. – Беспокойство Трессы вернулось в мгновение ока.

– Не-а. Так гораздо интереснее.

– Этот Уэйд всегда готов помочь. – Она забросила сумочку на плечо и улыбнулась, освещая столик. – Приятно было снова с вами повидаться.

Тресса развернулась и направилась к двери, а все мы смотрели ей вслед.

– Старик, это просто полная жопа, – прокомментировал мой друг Фил.

Это точно, иначе и не скажешь.

Тресса

– Тресса? – распахнутые глаза Сэмми уставились на меня, стоящую у двери в ее номер. Я могла бы войти, но, поскольку сегодня вечером уже успела повести себя достаточно бесцеремонно, решила дождаться приглашения.

– Привет, Сэмми. Давно не виделись.

Ничто в ее лице меня не ободрило. Напротив, мне захотелось повернуться и убежать.

Хорошо хоть, я трезвая.

– Какого черта ты тут делаешь?

– Ты знаешь, сегодня меня все об этом спрашивают.

– Ума не приложу, с чего бы это. – Она опустила руку, оттолкнула меня в сторону и отперла замок. – Надо полагать, ты хочешь войти?

– Я бы хотела у тебя остановиться. У меня всего семь долларов в кармане.

Она взглянула на мою сумку, повернулась и озорно улыбнулась.

– Хорошо. Не могу же я вышвырнуть на улицу сумасшедшую.

– Спасибо.

– А теперь расскажи, что ты тут делаешь.

– Я услышала, что Ноэль женится, и… не знаю. Захотела с ним поговорить. До свадьбы.

– Поговорить с ним.

– Да. И я уже наслушалась нотаций, Сэмми, так что избавь меня от еще одной. Я эгоистична, я порчу самый его лучший день в жизни, я его преследую, так можно перейти все границы…

– Гм, только не последнее. Эту границу ты перешла давно. – Она улыбнулась, смягчая свои слова. – И ты должна сделать то, что должна, Тресс. Я видела вас вместе. Не назвала бы вас счастливыми, но вы любили друг друга. Порознь я вас тоже видела. Наблюдала за Ноэлем, полностью погрузившимся в свою учебу, как будто если он напихает себе в голову как можно больше знаний, там не останется места для тебя.

– Но?

Она села на диван, сбрасывая туфли.

– Но, может быть, любовь не всегда должна длиться вечно. У вас, ребята, чувство было сильным, но ничего не получилось.

– И ты вправду думаешь, что с Элис у него получится? – Я постаралась, чтобы вопрос прозвучал без скептицизма, но все же чувства сильно влияли на мои суждения.

– Не знаю. Но у них все хорошо – без тревог и страстей, но стабильно.

– Он собрался остепениться, Сэмми.

– Слушай. Скажи ему, ради чего ты сюда приехала, но говорю тебе… он выберет ее. Снова.

Снова.

Запиликал мой мобильник, и я прочла сообщение. Оно от Ноэля.

«Встреча отменяется. Просто я не думаю, что это хорошая идея».


Сэмми вернулась к девушкам и обратно в отель не собиралась – они устроили что-то вроде стремного ленивого девичника. Ночь тянулась долго, воспоминания о каждом случае, когда Ноэль хотел поговорить со мной о наших отношениях, не покидали меня ни на минуту. Все те ночи, когда он спрашивал меня, что мы делаем, чего я хочу, что чувствую, а я его игнорировала. Пожимала плечами, возводила глаза к потолку. Убегала.

Но чаще всего мой раздраженный, тупой ответ звучал так: «Я просто хочу развлечься».

Развлечься. Три месяца своей жизни я вела себя как полная идиотка, и это стоило мне того единственного, в желании обладать которым я была уверена на сто процентов.

Около трех часов ночи я плюнула на попытки уснуть и набрала номер Эшли. И звонила, пока она не сняла трубку.

– Что?

– Он не хочет со мной разговаривать.

Послышался шелест простыней и одеяла. Эшли вздохнула.

– Ладно, я не скажу: «я же говорила».

– Мы с ним увиделись, он сказал, мы можем поговорить, а потом прислал сообщение, что это плохая идея. Это может значить что угодно: что он считает меня прибабахнутой сталкершой и боится остаться со мной наедине, что он меня ненавидит или он знает, что Элис устроит гребаный скандал. А еще это может значить, что он не доверяет себе, когда дело касается меня.

Эш ничего не ответила.

– Ты заснула, что ли?

– Нет. Ты перечислила все варианты. Это может быть любым из них, и я знаю, ты надеешься на последний, но может быть, он просто оставил все в прошлом. А может быть, дело в Элис.

– Я просто хотела бургер, – вздохнула я. – Что мне теперь делать?

– Возвращайся домой, Тресса. И попробуй отпустить прошлое.

Я знала, что она права. Пора двигаться дальше, оставить то лето, когда мне исполнилось девятнадцать, в прошлом, где ему самое место. Не сказать, что я отпускаю, а по-настоящему отпустить Ноэля из сердца.

Он не мой, и нечего за него цепляться. Может, я обманывала себя, считая, что когда-то он был моим, но я не готова. Впереди еще двадцать четыре часа, и у меня все равно репутация чокнутой.

Так что можно идти на прорыв.

Ноэль

Со стороны Трессы нечестно приезжать сюда и снова вкладывать мне в голову все эти мысли за день до свадьбы. Просто не могу перестать думать о ней, о том, что она могла сказать, если бы мы встретились, о том, что могло произойти. Я слишком сильно хотел ее увидеть, поэтому и отменил встречу. Элис, конечно, очень расстроилась бы, если б узнала, но основная причина моего отказа заключается в том, что я не доверяю сам себе. Только не тогда, когда дело касается Трессы.

Мне бы не следовало удивляться, вернувшись домой и обнаружив ее на ступеньках, но я удивился – как будто время, проведенное порознь, притупило мои воспоминания о том, как чертовски она упряма. Если Тресса упрется рогом, все остальные могут отправляться по домам.

Да только я уже дома. И Элис тоже, что все осложняет.

– Неужели нельзя раз в жизни принять ответ «нет»?

– Ты же не принимал. – Она сделала паузу. – Пока однажды не принял.

Я сел рядом с ней. Теперь я понял, что наш разговор неизбежен.

– Я собираюсь сказать кое-что, от чего ты взбеленишься, – начинает она, – потому что может показаться, будто речь об Элис. Только это не так.

Стремление защититься, от которого коленки подгибаются, накатило на меня, как грозовой вал.

– Может быть, ты просто скажешь то, что собиралась, и не будешь впутывать в это Элис?

Несмотря на способность неплохо соображать, Тресса представления не имела, что сотворила со мной. И только Элис со своей добротой и стабильностью показала мне будущее, в котором нет одиночества. Я знаю, слишком хорошо знаю, что именно может предложить Тресса (и чего не может Элис), но это не значит, что я не люблю свою невесту.

– Я люблю тебя, Ноэль. Все еще.

Хотя я ждал этих слов, они на меня сильно подействовали. Они пронеслись по артериям, вонзились в грохочущее сердце, погрузились в кровь и вернулись обратно. И что бы ни случилось дальше, они останутся частью меня навсегда.

Я умудрился выдавить:

– Все еще?

– Да. Хочешь знать, когда я впервые поняла, что люблю тебя?

Я не хотел знать. Но в то же время хотел это знать сильнее, чем когда-либо чего-либо хотел. Тресса же тем временем продолжала. Я знал, что так будет, еще до того, как она завершила вопрос. Трудно понять эту новую Трессу – ту, что хочет говорить о своих чувствах, о себе и обо мне, но сущность ее знакома.

– Когда ты уехал на каникулы с семьей. То есть примерно через пять недель после начала той катастрофы, что считалась нашими отношениями. Но я призналась себе в этом только через шесть месяцев, сразу после того как приехала ради той игры в футбол.

– Но ты же ни слова не сказала. Я думал, ничего не изменилось.

Мы никогда не расставались, потому что, по словам Трессы, никогда официально не считались вместе. Мы просто разъехались по своим колледжам, и она навещала меня, когда ей этого хотелось, до тех пор пока я наконец не понял, что больше не выдержу.

– Знаю. Я прежде никогда никого не любила, Ноэль, и это пугало меня до смерти.

Нас окутала тишина. Ночь была спокойна, стрекот кузнечиков и цикад умолк с ушедшим летом. Тресса протянула руку, словно хотела прикоснуться ко мне, но не отстранилась. Мне бы хотелось, чтобы она до меня дотронулась, но я был рад, что она этого не сделала. Наэлектризованность и смущение – вот что всегда возникло между нами, но почему-то после ее признания второе почти исчезло.

Но не первое. Искры пылали, наполняя пространство жаром, вынуждая меня ощущать каждый изгиб ее тела, ее запах…

– Что изменилось?

Она запустила дрожащие пальцы в свои каштановые волосы и рассмеялась.

– Мне до сих пор страшно. Но сейчас речь о том, что мне придется весь остаток жизни провести с невысказанными словами. Я понимаю, что нечестно поступать так с тобой сейчас, как и было нечестно два года назад, когда я поняла, что ты решил жить дальше… – Тресса осеклась, прикусывает полную нижнюю губу так, что мне захотелось сделать то же самое, и я отвел взгляд. – Ты хочешь остепениться, Ноэль. Даже если для нас с тобой все уже слишком поздно, мне ненавистна мысль, что ты это действительно сделаешь.

Остепениться. От этого слова возникло ощущение, словно мне в ухо налили яду, словно кто-то пытается смешать растительное масло и воду. Не Трессе делать подобные замечания, но я бы разозлился сильнее, если бы и сам об этом не задумывался.

– Я скажу тебе только один раз, как твой… ну, не друг, а как человек, который тебя любит. Я была шальной и так и не дала тебе уверенности, которая тебе очень требовалась. Черт, я почти восемь недель проводила с тобой каждую ночь, но утверждала, что это не серьезно!

Почти каждую ночь. Кроме той, когда она была с Микой Блейком.

– Но Элис – это же совершенно противоположное. Она могла бы стать идеальной женой доктору. Она носит кардиганы и, я уверена, никогда не упускает случая сказать, как ей с тобой повезло, потому что ей, черт возьми, повезло, Ноэль. Но она тебя не вдохновляет, с ней ты перестал дерзать.

– Может, я перерос это, Тресс. Ты… наши с тобой отношения походили на наркоманию. Поразительный, прекрасный, высокий полет, но с такими глубокими падениями, что выкарабкиваться оттуда приходилось очень долго. Зрелые отношения такими быть не должны.

Она уставилась на мостовую. Из окна наверху до нас доносились негромкие девичьи голоса, и в груди у меня все сжалось. Она должна уйти до того, как Элис станет по-настоящему больно.

Да только мне было так хорошо разговаривать с Трессой о чувствах, о жизни…

– Может быть, то, во что мы верим, – ложь, и поэтому мы перестаем это искать.

– Какая ложь?

Она повернулась ко мне, золотистые крапинки в карих глазах пылали решимостью.

– Что мы перерастаем страсть. Ноэль… я люблю тебя так сильно, что иногда мне кажется, я схожу с ума. Ты любил меня так сильно, что от бессилия каждый день хотел лупить кулаком по стенке. Мы кричали, ссорились и обижали друг друга. И мирились с тем же накалом. И все это помогало мне почувствовать, что я живу. Точно так же я чувствую себя сейчас, в первый раз после нашей последней встречи, – живой.

– Любовь.

– Что?

– Ты сказала, я сильно тебя любил. Я и сейчас тебя люблю, Тресса. Ты права. Все это… оставило след, который никогда не исчезнет. Но больше я так жить не хочу.

Эти слова стоили мне слишком многого. Они вырвали часть моего сердца, может быть, души, принадлежащей Трессе. Словно я хранил их для нее все это время, и теперь, когда она уйдет, они покинут меня вместе с ней. Это немного походит на умирание, но теперь моя жизнь – Элис.

Как часто мне казалось, что отпустить ее просто невообразимо. Даже после ночи, что она провела с Микой, я не смог ее прогнать. В то время я еще мог врать самому себе. Цепляться за надежду, что все изменится, что этот день никогда не наступит.