– Но…

– Ты поэтому мне не звонил? И не зашел, когда два дня назад приехал в Таос? Потому что думал, что я злюсь на тебя за твое бегство?

Я отвожу ее руку от губ, а потом крепко сжимаю в своей ладони.

– Так ты не злишься?

– С чего мне злиться? Если бы остался, то он бы убил тебя. Ты думал, я не знаю этого? Думал, не радуюсь каждый день, что тебе удалось сбежать? Что ты жив и в безопасности? Что твой отец больше ничего с тобой не сделает?

Я больше не могу терпеть. Разлука с Дайан мучила меня, и теперь, когда стоит передо мной, мне безумно хочется опять почувствовать ее рядом.

Я протягиваю к ней руки и привлекаю к себе. Прекрасное гибкое тело Дайан уютно устраивается в объятиях, словно с момента нашей последней встречи прошло не три года, а три минуты. Она обнимает меня почти так же крепко, как я – ее.

– Я скучал по тебе, – говорю я, пряча лицо в ее длинных шелковистых волосах. Она по-прежнему пахнет снегом, и имбирем, и свежесрезанными сосновыми ветками. От этого запаха, от сладкого чувства облегчения, что Дайан опять в моих объятиях, я чуть не падаю на колени. – Я так сильно по тебе скучал.

– Я тоже.

Я ощущаю ее поцелуи на своем лице, легкие, как снежинки, которые сейчас падают на нас. Она касается глаз, щек, моих обветренных пылающих губ. Мне так хорошо, что когда Дайан пытается сделать шаг назад, я не могу этого позволить. Наоборот, я еще крепче обнимаю ее и медленно – очень медленно – накрываю ее рот поцелуем.

В глубине души я и сейчас боюсь, что Дайан оттолкнет меня. Что отвернется от моих губ и воспоминаний, которые обжигают нас. Я знаю, что заслужил это. Но она ничего такого не делает. Наоборот, ее руки обвиваются вокруг моей шеи, и она крепко прижимается ко мне. А поцелуй длится и длится, и все происходит, как раньше – вспышка, огонь и острое наслаждение, похожее на боль.

Я безумно хочу ощутить Дайан на вкус и провожу языком по ее губам. Еще сильнее я хочу оказаться внутри ее – любым способом. Она открывается мне навстречу, а я беру ее нижнюю губу зубами и слегка посасываю ее. Сейчас, как и раньше, это сводит меня с ума.

Дайан стонет, ее пальцы вцепляются в мои светлые волосы, которые выбиваются из-под спортивной шапочки. Тогда я ныряю языком внутрь ее рта, начинаю кружить вокруг языка Дайан, ласкать его. Пахнет она свежестью и чистотой, и на вкус Дайан такая же – нежная пудра с нотами остро-сладкого имбиря. Я хочу больше, гораздо больше. Хочу ее всю.

Я забираюсь еще глубже, провожу языком по ее нёбу, вдоль зубов, начинаю щекотать уздечку, закрывающую вход в горло. Она охает, а потом уже ее зубы смыкаются вокруг моей нижней губы. Пришел мой черед стонать. Я зарываюсь пальцами в волосы Дайан, а потом беру лицо в свои ладони и пью сладость ее рта. Я беру все, что она готова мне дать, и отдаю всего себя взамен.

И все-таки этого мало. Я хочу большего.

Но Дайан отстраняется от меня и, с трудом дыша, садится на большой камень, который мы всегда называли нашим местом.

Я опять начинаю просить прощения. Но говоря по правде, хоть я во многом виноват перед ней – за то, как мы расстались, и за то, что мне так и не хватило смелости позвонить ей, а еще за то, что через два дня уеду из Таоса и опять оставлю ее одну, – за этот поцелуй я извиняться не собираюсь. Если бы у меня была такая возможность, то я бы все эти дни, только тем и занимался, что любил ее.

Я сажусь рядом с ней и впервые замечаю, что она дрожит.

– Тебе холодно. – Я достаю из кармана шарф и наматываю ей на шею. Это немного, но лучше, чем ничего.

– Дело не в погоде, – с улыбкой говорит Дайан.

Но шарф мне не отдает. Она прячет в него нос и глубоко дышит, словно хочет забрать мой запах с собой. Если до этой секунды я пытался держать ту крошечную дистанцию, которую создали три года разлуки, то теперь все мои усилия пошли прахом. Вот чего мне так не хватало. Вот что я хочу. И меня убивает, что это никогда не будет моим. Дайан никогда не станет моей.

Я готов бросить сноуборд, уйти из спорта и забыть о славе, если таким образом смогу получить Дайан. Но она должна оставаться в Таосе, чтобы заботиться о младших братьях и сестрах, а я… я не могу жить здесь. Мне уже не семнадцать лет, и отец-тиран больше не имеет надо мной власти. Но в Таосе воспоминания о прошлом становятся реальностью. Они подстерегают меня на каждой улице, по которой я иду, в каждом доме, куда захожу, внизу каждой горы, по которой несусь на сноуборде. Я пытаюсь бороться с ними с первой секунды, как вернулся в Таос, но пока безуспешно. Они атакуют меня, сбивают с ног. Заставляют паниковать. И ненавидеть.

Кроме того, даже если за плечами у меня не висело полтора десятка лет побоев и унижений, мне нечем заняться в Таосе. Работать тут можно только на курортах и получать минимальную почасовую. Больше делать в городе нечего. А я ведь ничего не умею, кроме как кататься на сноуборде. Это единственное, что у меня получается. Единственное, что я хочу. Кроме, разумеется, Дайан.

Я перевожу дух, пытаясь усмирить желание, которое становится все сильнее.

– Как твоя семья? – спрашиваю я, когда понимаю, что могу доверять своему голосу.

– Хорошо. Брата в этом году взяли в футбольную команду колледжа.

– Как первокурсника?

– Да. – Она с гордостью улыбается. – У него получается.

– А сестры?

– У них тоже все хорошо. Думаю, в средней школе всем сложно, но они стараются. Шанда полюбила биологию и хочет стать доктором. – Она качает головой. – Можешь такое представить?

– Конечно. Ты очень много с ними возишься. Им повезло, что у них такая сестра. – Я хочу, чтобы она знала: я в курсе, что семья для нее всегда будет на первом месте. Что ей нужно быть здесь ради нее, даже если это означает разлуку со мной.

– Да, это отнимает много времени. И ты никогда меня за это не винил.

Я знаю, что сейчас смотрю на нее так, словно она сошла с ума, но как же иначе? Винить ее за наличие братьев и сестер – все равно что попрекать меня за отца или за любовь к сноуборду. Просто глупо. Не говоря уж о том, что бесполезно.

– Как я мог?

– Но другие бы именно так и поступали. Большинство бойфрендов моих подруг считают, что должны быть главными людьми в их жизни…

– Пусть они бросают этих ослов.

Дайан улыбается и отвечает:

– Я говорю им то же самое.

– Но они не слушают?

– Нет. Считают, что раз у меня нет парня, то нет права давать такие советы.

Это именно то, что я хотел услышать.

– Значит, ты сейчас ни с кем не встречаешься?

Дайан пристально смотрит на меня.

– Гейдж, я ни с кем не встречаюсь уже три года, два месяца и семнадцать дней.

Я с облегчением перевожу дух. В этот момент я чувствую себя полным уродом, первостатейным козлом, но никак не могу сдержать радость оттого, что у нее не появился парень. Хоть это и выглядит очень по-свински.

С тех пор как я сбежал из Таоса, у меня тоже не было ни одной девушки. Час назад я был уверен, что ни за что не пожелаю Дайан испытать того одиночества, которое выпало на мою долю. Но теперь, когда я держал ее в объятиях, целовал, касался, мечтая о большем, мне становится невыносимой мысль о том, что другой парень делал с ней то же самое.

Дайан – моя. Она стала моей сразу, как я увидел ее. И сердце настаивает, чтобы она была моей до конца жизни.

Я молчу. Просто не знаю, что сказать, чтобы это не прозвучало совсем по-идиотски. Вдруг Дайан прижимается ко мне и кладет голову на плечо. Я обнимаю ее, и мы просто сидим и тихо смотрим, как ночь прогоняет закат с неба.

Наконец, когда становится совсем темно – настолько, что Дайан рядом со мной кажется только тенью, – она шепчет:

– Возьми меня с собой.

Сердце у меня замирает. Клянусь, оно в самом деле на секунду останавливается, а потом начинает биться, только быстрее, беспокойнее, чем прежде. Словно я только что выполнил сложный трюк на сноуборде. Нет, это чувство острее. Кажется, весь мир завис и может сорваться в любую секунду.

– Ты хочешь… уехать со мной?

– В твой номер. Хочу остаться с тобой этой ночью.

Мир вокруг летит вверх тормашками, и меня это пугает. Я касаюсь губами ее лба, крепко обнимаю и спрашиваю:

– Ты уверена?

Она отстраняется и смотрит на меня своими глубокими, черными, как обсидиан, глазами.

– Есть только одна вещь в нашем с тобой прошлом, о которой я очень жалею, – о том, что по глупости считала, будто не готова…

– Ты правда была не готова. Я никогда не винил тебя в этом.

– Может быть, но я винила себя каждый день с той поры, как ты уехал из города. – Ее ладони сжимают мои. – Даже если у нас есть одна ночь. Ты нужен мне. Очень нужен.

– Разве я могу сказать «нет»?

Я достаю телефон и включаю фонарик. Потом обнимаю Дайан за талию и аккуратно веду вниз по склону.


Я нервничаю. Настолько сильно, что у меня дрожат руки и стучат зубы. Гейдж сочувственно смотрит на меня и включает печку автомобиля. У меня не хватает духа сказать, что это не поможет. Что я каждый день представляла себе момент нашей встречи, и потому сейчас все происходит как в сказке. Или, что гораздо хуже, как во сне, который оборвется, стоит мне сделать резкое движение.

Я скучала по Гейджу. Скучала так сильно, что в итоге привыкла к боли в сердце. Я не злилась на него. С тремя детьми и бабушкой-инвалидом на руках у меня просто не хватало времени на обиду. Но он всегда был в моих мыслях. Когда у меня появлялась свободная минута, я закрывала глаза и думала о нем. И представляла, какой была бы моя жизнь, если бы я уехала из Таоса вместе с ним.

Подростком я наблюдала, как Гейдж катается на сноуборде, видела, как он делал это все лучше и лучше. Как превращался из мальчика, которого я полюбила, в мужчину, сидящего теперь рядом со мной. Да, ему только двадцать, и он сноубордист, так что многие могут решить, что интеллект у него на уровне пятилетнего ребенка. Но у Гейджа взрослая душа. И всегда такой была. Когда я смотрю в его глаза, то вижу все горе, которое он испытал в жизни, и всю доброту, которой наполнено его сердце. И понимаю, что Гейдж для меня – самый лучший человек на свете.

Мой народ верит, что душу можно разделить на две части. И в то, что если две половинки найдут друг друга, они могут слиться воедино. Я встретила Гейджа, когда мне было пятнадцать, а ему – семнадцать. В тот момент, когда он улыбнулся, я поняла, что встретила половинку своей души, которую раньше считала целой. Когда он коснулся меня, я увидела наше прошлое и будущее, и хотя поняла, что нас ждет разлука, у меня не хватило сил отвернуться от него.

Ни тогда, ни сейчас.

Я все еще дрожу и по-прежнему не могу поверить, что это не сон.

Гейдж ведет машину вперед и останавливается на парковке у отеля, в котором поселился и по совпадению в котором работаю я, подходит к моей двери и помогает выйти.

– Ты проголодалась? – спрашивает он, когда мы заходим в фойе, которое я мыла бесчисленное количество раз.

– Нет. – Я не хочу есть, хотя сегодня только позавтракала, а потом весь день ждала его звонка. Мечтала, что скоро услышу голос Гейджа. Когда этого не произошло, я решила уже забраться в кровать и проплакать всю ночь напролет. Я рада, что не сделала этого. Рада, что рискнула и пошла искать его. И просто счастлива, что Гейдж не забыл меня.

Больше всего я боялась, что подойду к нему, а он меня не узнает. Мы были вместе так мало и так давно. С той поры, наверное, он успел повстречаться с десятком девушек. Если не с сотней. Я живу в городе, где находится один из самых больших горнолыжных курортов страны. Я знаю, как это бывает.

Но теперь мои страхи не имеют значения. Потому что он помнит меня, и сейчас я рядом с ним.

Потом мы выходим из лифта на шестом этаже, и он ведет меня по коридору. Его ладонь лежит у меня на спине, и мое тело настолько настроено на Гейджа, что я чувствую его тепло даже сквозь несколько слоев одежды.

Мы останавливаемся перед номером 671, и я едва сдерживаю смех. Сегодня у меня выходной, но вчера я убирала его. Застилала кровать Гейджа, меняла полотенца, очищала мусорную корзину. И все время удивлялась знакомому запаху, который удивительным образом напоминал мне о Гейдже. Но, разглаживая простынь и взбивая подушки, я и представить себе не могла, что делала это для него.

Он проводит карточкой по замку и открывает дверь. Мы оказываемся внутри.

Я хочу, чтобы он обнял меня. Чтобы отнес на кровать и снял с меня одежду. Чтобы начал целовать меня, ласкать каждый сантиметр моего тела. И позволил бы мне делать то же самое. А потом чтобы он вошел в меня, и я смогла бы держать его крепко-крепко. И пусть это продлится одну ночь. Да хоть даже один час, мне все равно. Желание любить Гейджа – так же естественно, как желание дышать.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спрашивает он, указывая на мини-бар под телевизором.

Я закусываю губу, чтобы не сказать, какое тут все дорогое, и чтобы не начать умолять его скорее меня поцеловать. Но он, похоже, нервничает почти так же сильно, как я. Гейдж двигается неловко и спотыкается о подставку для багажа. Такое я вижу впервые. Он ведь всегда собран. Идеальное чувство равновесия позволило ему стать первоклассным сноубордистом.