Достойна ты кесарских дворцов и похожа

На скромниц, что во дворце Хосроев живали.

Румяных ланит своих являешь ты знаменья,

О, прелесть тех дивных щек, как кровь змей алых!

О, гибкая, сонная, с глазами столь томными!

Красою и прелестью ты всей обладаешь!

И, кажется, прядь волос твоих на челе твоем —

Ночь горя, сошедшая на день наслажденья.

И женщина спустилась с ложа и сказала мне: «Добро пожаловать!» — и произнесла такие стихи:

Коль ведать бы мог наш дом, кто ныне вошел в него,

Он рад бы и ног лобызать бы след.

Сказал бы язык его тогда и воскликнул бы:

«Приют и уют всем тем, кто щедр был и милостив».

Потом она села и сказала мне: «О сестрица, у меня есть брат. Этот юноша еще красивее меня. И он увидал тебя на какой-то свадьбе или на празднике, и его сердце полюбило тебя сильной любовью, так как ты обладаешь наиполнейшей долей совершенств и достоинств. Прослышал он, что ты госпожа твоего рода, а он также глава своего рода, и ему захотелось свить твою веревку со своею. На эту хитрость он пошел, чтобы я встретилась с тобою и сообщила, что брат мой желает взять тебя в жены по обычаю, установленному Аллахом и его посланником, а в дозволенном нет срама». Услышав ее слова, я увидала, что попалась в этом доме, и ответила женщине: «Слушаю и повинуюсь!».

Тогда она обрадовалась и хлопнула в ладоши — и открылась дверь, и вошел юноша, прекрасный молодостью, в чистых одеждах, стройный станом, красивый, блистающий и совершенный, нежный и изящный, с бровью, как лук стрелка, и глазами, похищающими сердца дозволенными чарами, как сказал о нем поэт:

Своим ликом, как лик луны, он сияет,

Следы счастья блестят на нем, словно жемчуг.

А также достойны Аллаха слова сказавшего:

Явился он, о прекрасный, хвала творцу!

Преславен тот, кем он создан столь стройным был!

Все прелести он присвоил один себе

И всех людей красотою ума лишил,

Начертано красотою вдоль щек его:

Свидетель я — нет красавца, опричь него!

И когда я на него посмотрела, мое сердце склонилось к нему, и я полюбила его. Он же сел около меня, и мы немного поговорили. Потом женщина хлопнула во второй раз — и открылся чуланчик, и вышли из него судья да четыре свидетеля. Они поздоровались и сели, и я написала мою брачную запись с юношей. А потом они ушли, и юноша обратился ко мне со словами: «Благословенный вечер!» — и добавил: «О госпожа моя, я поставлю тебе условие». — «О господин мой, какое условие?» — спросила я. И он поднялся, принес мне список Корана и сказал: «Поклянись, что ты ни на кого не взглянешь, кроме меня, и не будешь ни к чему иметь склонности!». И я поклялась в этом, и юноша очень обрадовался и обнял меня, и любовь к нему целиком охватила мое сердце. Нам подали накрытую скатерть, и мы ели и пили, пока не насытились. А когда пришла ночь, юноша взял меня и лег со мною на постель, и мы провели ночь до утра в поцелуях и объятиях.

Так в радости и наслаждении мы прожили целый месяц. А однажды я попросилась у него пойти на рынок купить кое-что из тканей, и он разрешил мне пойти. Я завернулась в изар и, взяв с собой ту старуху и девушку, отправилась на рынок. Возле лавки одного молодого купца старуха сказала мне: «Это молодой мальчик, у него умер отец и оставил ему много денег. Есть у него разные товары, и что ты ни спросишь, все у него найдешь. Ни у кого на рынке нет тканей лучше, чем у него», — а потом обратилась к нему и сказала: «Подай самые дорогие ткани, какие у тебя есть для этой госпожи». А купец ответил: «Слушаю и повинуюсь!».

И старуха принялась его расхваливать. Я же сказала: «Нам нет нужды в похвале купцу: мы хотим взять у него материи, какие нам нужны, и возвратиться в наше жилище. Подай нам то, что сказано, а мы выложим деньги». Но купец отказался брать деньги, сказав: «Это принадлежит вам сегодня, как моим гостям». Тогда старуха сказала: «Если он не возьмет денег, отдай ему материи». Но купец воскликнул: «Клянусь Аллахом, я ничего не возьму от тебя! Все это — мой подарок за один поцелуй. Он для меня лучше всего, что есть в моей лавке». И старуха обратилась ко мне: «Что тебе пользы от поцелуя?» — а потом промолвила: «Ты слышала, дочь моя, что сказал юноша? С тобой ничего не случится, если он получит от тебя поцелуй, а ты заберешь то, что искала». Я же ответила: «Не знаешь ты разве, что я дала клятву?» — но старуха ответила: «Дай ему поцеловать тебя, а сама молчи. Ты не будешь ни в чем виновата и возьмешь эти деньги».

Она до тех пор уговаривала меня, пока я не согласилась. Потом я закрыла глаза и прикрылась от людей концом изара, а юноша приложил рот к моей щеке и, целуя меня, укусил меня, да так сильно, что вырвал кусок мяса на щеке, и я лишилась чувств. Тогда старуха положила меня к себе на колени, а когда я пришла в себя, то увидела, что лавка заперта. Старуха сидела в печали и говорила: «Аллах пусть отвратит худшее! Пойдем домой, укрепи свою душу, чтоб не быть опозоренной, а когда придешь домой, ложись и притворись, что заболела. Накинь на себя покрывало, а я принесу тебе лекарство, и ты вылечишь этот укус и скоро выздоровеешь».

Через некоторое время я поднялась, будучи в крайнем раздумье, и меня охватил сильнейший страх. Мало-помалу я дошла до своего дома и прикинулась больной.

С наступлением ночи вошел ко мне мой муж и спросил: «Что с тобой случилось в эту прогулку, о госпожа моя?». «Я нездорова, у меня болит голова», — ответила я. Он посмотрел на меня, потом зажег свечу и приблизился ко мне, спрашивая: «Что это за рана у тебя на щеке, да еще на мягком месте?». И стала я рассказывать: «Когда отправилась сегодня на рынок купить тканей, меня прижал верблюд вязанкой дров, и одно из них поранило мою щеку, ведь дороги в этом городе узкие». «Завтра я пойду к правителю и скажу, чтобы он повесил всех дровосеков в городе!» — воскликнул мой муж. Вздрогнуло мое сердце, и я стала умолять его: «Ради Аллаха, не бери на себя греха за кого-нибудь! Я ехала на осле, он споткнулся, и я упала на землю, налетев на кусок дерева, и ободрала щеку, и поранила себя». Тогда муж вскричал: «Завтра я увижу Джафара Бармакида и расскажу ему эту историю, и он убьет всех ослятников в этом городе». Но я сказала ему: «Ты хочешь всех погубить из-за меня, но то, что случилось, было суждено мне и предопределено Аллахом». «Это неизбежно должно быть!» — гневно сказал он, и был настойчивым, и поднялся на ноги, а я рассердилась и грубо заговорила с ним.

Тогда он все понял и сказал: «Ты нарушила клятву!» — и издал громкий крик, после чего дверь распахнулась, и вошли семь черных рабов. Мой муж приказал им, и они стащили меня с постели и бросили посреди дома. Одному из них он велел взять меня за плечи и сесть в головах, и другому — схватить меня за ноги и сесть на колени, а третий подошел с мечом в руках и молвил: «О господин мой, я ударю ее мечом и разрежу пополам, тогда каждый возьмет по куску и бросит в реку Тигр, чтобы ее съели рыбы. Таково воздаяние тем, кто неверен клятвам любви!». И гнев мужа еще усилился, и он произнес такие стихи:

Коль буду делить любовь любимого с кем-нибудь,

Я душу любви лишу, хотя я погиб в тоске.

И ей, о душа, скажу: «Умри благородною!»

Нет блага в любви, когда ты делишь с другим ее.

Потом он сказал рабу: «Ударь ее, о Сад, — и когда раб услышал это, он сел на меня и сказал: «О госпожа, произнеси исповедание веры и скажи нам, какие есть у тебя желания, ведь сейчас конец твоей жизни». И я сказала ему: «О добрый раб, дай мне немного сроку, чтобы завещать тебе», — и подняла голову и посмотрела, в каком я состоянии и в каком унижении после величия. Слезы мои побежали, и я горько заплакала, и мой муж посмотрел на меня взором гнева и произнес:

Той скажи, что пресыщена и жестока,

Кто избрала других в любви, нам в замену:

«Ты наскучила раньше нам, чем тебе мы,

И довольно того уж с нас, что случилось».

И услышав это, о повелитель правоверных, я заплакала, и посмотрела на него, и произнесла такие стихи:

Решили расстаться вы с любовью моей, и вот

Сидите спокойно вы, глаза мои сна лишив.

Связали вы дружбою мой глаз и бессонницу,

Без вас не утешится душа, и не скрыть мне слез.

Ведь вы обещали мне, что верными будете,

Но лишь, овладев душой моей, обманули вы.

Ребенком влюбилась я, не зная любви еще,

Так дайте же жить вы мне — теперь научилась я.

Аллахом прошу, когда умру я, на гробовой

Доске напишите вы: «Здесь тело влюбленной».

Быть может, тоскующий, познавший любви печаль,

Пройдет близ могилы той и жалость почувствует.

И, окончив говорить, я заплакала, а мой муж, услышав стихи и видя, что я плачу, еще больше разгневался и произнес:

Любимого бросил я не от пресыщения —

Напротив, свершил он грех, приведший к разлуке нас.

В любви пожелал придать он мне сотоварища.

А вера души моей не знает товарищей.

Когда же он окончил стихи, я стала плакать еще больше и умолять его, думая про себя: «Обману его словами: может быть, он избавит меня от смерти, хотя бы даже взял все, что я имею». И я пожаловалась ему на то, что чувствую, и произнесла такие стихи:

Когда б справедлив ты был, клянусь, не убил бы ты

Меня, но разлуки суд всегда ведь пристрастен.

Заставил меня нести ты бремя любви, но я

Слаба и бессильна так, что платье ношу едва.

И я не тому дивлюсь, что гибну, — дивлюсь тому,

Как тело мое узнать возможно, когда вас нет.

И, окончив эти стихи, снова заплакала, а мой муж посмотрел на меня и стал кричать, и ругать меня, и произнес такие слова:

От нас отвлеклись совсем, сдружившись с другими вы

И явно нас бросили — не так поступили мы.

Но вот мы оставим вас, как вы нас оставили,

И будем терпеть без вас, терпели как вы без нас.

Займемся другими мы, раз вы занялись другим,

Но связи разрыв мы вам припишем, никак не нам.

И, окончив свои стихи, он закричал на раба, повелевая ему: «Разруби ее пополам и избавь нас от нее: нам нет в ней никакого проку». И пока мы спорили стихами, я была убеждена, что умру, и отчаялась остаться в живых, и вручила свое дело Аллаху Великому. Но вдруг вошла та старуха и бросилась в ноги юноше, и поцеловала их, и заплакала, говоря: «О дитя мое, ради того, что я тебя воспитала и ходила за тобой, прости эту женщину! Она не совершила проступка, который требовал бы всего этого! А ты — человек молодой, и я боюсь за тебя! Ведь, если убьешь ее, ты совершишь великий грех! Ибо сказано: всякий убийца будет убит. И что такое эта грязная женщина? Оставь ее и выкинь из ума и сердца». И она заплакала и до тех пор приставала к нему, пока он не согласился и не сказал: «Я прощаю ее, но непременно оставлю след, который был бы виден на ней всю оставшуюся жизнь».

Он приказал рабам, и те потащили меня и положили в растяжку, стащив с меня одежды, и сели на меня. А потом юноша поднялся, принес ветку айвы и стал наносить мне удары по телу. И до тех пор бил меня по спине и бокам, пока я не лишилась сознания от боли и не отчаялась остаться живой. И повелел муж рабам с наступлением ночи унести меня в мой прежний дом и взять с собою старуху, которая показала бы дорогу, и бросить меня там, где я жила раньше. И рабы сделали так, как приказал им их господин, и кинули меня в моем доме, и ушли, а я пробыла без сознания, пока не засияло утро.

Тогда стала я осторожно лечить себя мазями и лекарствами. Прошло время, и вылечила свое тело, но ребра у меня остались точно выбитые плетью, как ты видишь. И я пролежала на постели, больная и покинутая, в продолжение четырех месяцев, пока не очнулась и не поправилась. А потом я пошла к тому дому, где со мной все это случилось, и увидела, что переулок разрушен от начала до конца, и дом развалился и стал кучей мусора. И я не знала, что случилось. А потом я пришла к моей сестре, вот этой, что от моего отца, и нашла у нее этих двух черных собак. Я приветствовала ее и рассказала, что со мной произошло, а она сказала мне: «О сестрица, кто же спасся от превратностей судьбы? Слава Аллаху, что дело окончилось спасением», — и добавила: