неизвестен Автор - Песнь любви

Не корите же — ты скажи хулящим, — поистине,

Во всю жизнь мою я любви к нему не могу забыть,

И душа моя, обманув меня, лишь ему верна,

И ночной покой тяготится мною, любя его.

Только ты, о сердце, со мной теперь из сочувствия, —

Пребывай же с ним и оставь меня в одиночестве.

Ничего ушам неохота слышать теперь моим;

Лишь хвалам Захр-Шаху стремлюсь внимать я со всех сторон.

Этот царь таков, что когда всю жизнь ты истратил бы

За один лишь взгляд на лицо его, ты богат бы был.

А когда б решил помолиться ты за царя того,

Ты увидел бы, что с тобою все говорят: «Аминь!» —

Обитатели всех земель его! Правоверными

Не сочту я тех, кто покинет их, в край другой стремясь.

Когда визирь окончил эти нанизанные стихи, царь Захр-Шах приблизил его к себе и оказал ему крайнее уважение. Он посадил его с собою рядом, улыбнулся ему в лицо и почтил его ласковыми речами. И просидели они так до утренней поры. А потом подали трапезу в том же портике, и они ели, пока не насытились. После того как трапезу убрали и все, кто был в этом покое, вышли, остались только приближенные. И тогда визирь, увидев, что покой опустел, поднялся на ноги и восхвалил царя, и поцеловал землю меж рук его, говоря: «О великий царь и грозный господин, я направился к тебе и явился ради дела, которое даст тебе мир, добро и счастье. Я пришел к тебе как посланник и сват и хочу получить твою дочь, знатную родом и племенем, для царя Сулейман-Шаха, справедливого, прямодушного, милостивого благодетеля, владыки Зеленой Земли и гор Испаханских. Царь прислал тебе многочисленные дары и дорогие редкости и желает стать твоим зятем. Стремишься ли ты также к этому?» — и умолк, ожидая ответа.

Услышав эти слова, царь Захр-Шах поднялся на ноги и облобызал чинно землю, и присутствующие удивились смирению царя перед послом, и ошеломлен был их разум. А тот восхвалил Высокого и Милостивого и сказал, продолжая стоять: «О великий визирь и благородный господин, послушай, что я скажу. Мы — подданные царя Сулейман-Шаха, и породниться с ним для нас почетно. Мы жаждем этого. Моя дочь — служанка из служанок его, и величайшее желание мое, чтобы стал он моей поддержкой и опорой», — а потом призвал судей и свидетелей, и они засвидетельствовали, что царь Сулейман-Шах уполномочил своего визиря заключить брак. И заключил царь Захр-Шах договор своей дочери, предовольный.

И утвердили судьи брачный договор, пожелав супругам успеха и удачи. Тогда визирь поднялся и велел принести доставленные им подарки и дорогие редкости, и дары — и поднес все это царю Захр-Шаху. И принялся царь снаряжать свою дочь, оказывая визирю уважение, после чего собрал на пир и великих, и низких.

И устраивал царь Захр-Шах торжества два месяца, не упустив ничего, что радует сердце и око. И когда все нужное для невесты было полностью готово, царь приказал выставить шатры.

И разбили шатры вне города, и сложили материи в сундуки, и приготовили румийских невольниц и прислужниц-турчанок, а царь отослал вместе с невестой ценные сокровища и дорогие камни. И подарил он ей носилки из червонного золота, вышитые жемчугом и драгоценностями, и назначил для них двадцать мулов, чтобы везти в них невесту прекрасную. И стали эти носилки подобны горнице среди горниц, и владелица их была точно гурия из прекрасных гурий, а купол над ними напоминал светлицу из райских светлиц. И сокровища и богатства увязали в тюки тяжеловесные, и они были нагружены на мулов и верблюдов. Проехал царь Захр-Шах с отъезжающими расстояние в три фарсаха, а потом простился с визирем и с теми, кто сопровождал его, и вернулся в родной город, радостный и спокойный. Визирь же поехал с царской дочерью и непрестанно проезжал остановки и пустыни, ускоряя ход и ночью, и днем, пока между ним и его страною не осталось три дня пути. И тогда он послал человека, чтобы известить царя Сулейман-Шаха о прибытии невесты. Гонец поспешно поехал и, прибывши к царю, сообщил ему, что вернулся визирь с дочерью царя Захр-Шаха. И царь обрадовался и наградил посланца, и велел войскам выходить в великолепном шествии навстречу невесте и всем, кто с нею, в знак уважения, и чтобы встречали достойную из достойных в лучших одеяниях, развернув знамена над головами.

И войска исполнили его приказание. И глашатай закричал, чтобы в городе не оставалось ни девушки-затворницы, ни почитаемой госпожи, ни разбитой старухи, которая не вышла бы встречать невесту. Все жители царства вышли навстречу ей, и знатные среди них старались ей услужить. Они сговорились отвести ее к ночи в царский дворец, а вельможи украсили дорогу и стояли, пока невеста не проследовала мимо в сопровождении евнухов, и невольницы шли перед нею. И была она одета в платье, которое дал ей отец. И когда царевна приблизилась, войска окружили ее носилки справа и слева и двигались, до тех пор пока не достигли дворца. И никого не осталось в городе, кто не вышел бы посмотреть на нее. Начали тогда бить в барабаны, играть копьями и трубить в трубы. Вокруг веял аромат благовоний, и трепетали знамена, и кони неслись наперегонки, пока шествие не достигло ворот дворца.

Тогда слуги поднесли носилки к потайной двери, и местность осветилась блеском царевны, и во все стороны засияли драгоценности, украшавшие ее. А когда подошла ночь, евнухи открыли вход в палатку и встали вокруг входа, а потом пришла невеста в окружении рабынь, и была она, как месяц среди звезд, или бесподобная жемчужина между нанизанным жемчугом.

И вошла царевна внутрь шатра, и поставили ей там мраморное ложе, украшенное жемчугом и драгоценными камнями. Она села на это ложе, и тогда вошел к ней царь (а Аллах заронил в его сердце любовь к этой девушке) и уничтожил ее девственность. Тогда прошло его волнение и угнетенность.

Он пробыл подле нее около месяца, а она понесла от него в первую же ночь. Когда же месяц окончился, царь вышел и сел на престол своего царства и справедливо судил своих подданных, пока не истекло время ее беременности.

А в конце последней ночи девятого месяца, на заре, пришли к ней потуги, и она села на кресло разрешения. И Аллах облегчил ей роды, и родила она мальчика, на котором блестели признаки счастья. Когда услышал царь о сыне, он обрадовался великой радостью и подарил возвестившему об этом богатства несметные. А тот счастливый отправился к мальчику и поцеловал его меж глаз, радуясь чудной красоте новорожденного. И на нем оправдались слова поэта:

Крепостям величия послал Аллах в этом юноше

Льва сурового, и звезду послал небесам властей.

Его видеть рад и престол царя, и копья зубец,

И толпа людей, и войска в рядах, и лань быстрая.

Не сажай его на грудь женщины — ведь поистине

Он найдет потом спину лошади более легкою.

Отлучи его от груди ее — он найдет потом

Кровь врагов своих самым сладостным из напитков всех.

И затем няньки взяли этого младенца, обрезали ему пуповину, насурьмили ему глаза и назвали его Тадж-аль-Мулук-Харан[33]. И был он вскормлен сосцом изнеженности и воспитан в лоне счастья.

И дни беспрестанно бежали, и годы шли, пока не стало ему семь лет. Тогда царь Сулейман-Шах призвал ученых и мудрецов и повелел им обучать своего сына чистописанию, мудрости и иным знаниям. И они провели за этим несколько лет, пока мальчик не научился всему, что было нужно. И когда он освоил все, что требовал царь, тот взял его от законоведов и учителей и привел ему наставника, чтобы тот научил его ездить на коне. И наставник обучал его, пока юноше не стало четырнадцать лет. И когда выезжал царевич за каким-нибудь делом, все, кто его видели, были очарованы.

И стал сын царя Сулейман-Шаха искусен в езде на коне и превзошел людей своего времени крайней прелестью. И о нем слагали стихи, и благородные люди позорились, влюбляясь в него, такою он отличался сияющей красотой! О таком сказал поэт:

Обнялись мы с ним, и упился я его запахом:

Он — младая ветвь, что напоена ветром веющим.

Точно пьяный он, что вина не выпил, а только лишь

От пьянящей влаги слюны его охмелел вдруг.

Оказалась прелесть, вся полностью им плененная,

И поэтому все сердца пленил этот юноша.

Я клянусь Аллахом, забвение не придет на ум,

Пока жизни цепь тяготит меня, да и позже нет.

Если жив я буду — то буду жив, лишь любя его,

А умру — так смерть от любви придет, —

как прекрасна смерть!

И когда царевичу стало восемнадцать лет, зеленый пушок пополз по родинке на его румяной щеке и украсил его родимое пятно, подобное точке амбры, и юноша похищал умы и взгляды, как сказал о нем поэт:

Он преемником по красе своей стал Иосифу,

И влюбленных всех устрашает он, появившися.

О, постой со мной и взгляни, —

быть может, увидишь ты

На щеке его халифата знак — знамя черное[34].

Или, как сказал другой:

Не увидят очи твои прекраснее зрелища

Среди всех вещей, что увидеть могут люди,

Чем то пятнышко, еще юное, на щеке его

Разрумяненной, ниже глаз его столь черных.

Или, как сказал третий:

Дивлюсь я на родинку — огню она молится.

Как маг, но щеки не жжет, в неверье упорная.

Еще удивительней посланник в глазах его,

Что знаменья подтвердит, хоть, право, волшебник он.

Но вовсе не свежим пухом блещет щека его,

А желчью из лопнувших с тоски по нем печеней.

Или, как сказал еще один:

Я дивлюсь вопросам людей разумных, в какой земле

Вода жизни пьется и где течет поток ее.

Ее вижу я: на устах газели изнеженной,

Чьи так сладки губы и свеж пушок, на них выросший.

И дивлюся я, если б встретил Муса на месте том,

Этих струй поток он не вытерпел бы, наверное.

И когда юноша сделался таким и достиг возраста мужей, его красота еще увеличилась. А затем у Тадж-аль-Мулук-Харана появились любимцы и друзья, и всякий, кто стремился к нему приблизиться, надеялся, что юноша станет султаном после смерти отца, а он будет у него эмиром.

Тадж-аль-Мулук привязался к охоте и ловле и не прекращал ее ни на один час. И отец его Сулейман-Шах запрещал ему это, боясь бедствий пустыни и диких зверей, но юноша не слушался. И случилось, что он сказал своим слугам: «Возьмите корму на десять дней», — и они последовали его приказанию.

Однажды Тадж-аль-Мулук поехал со свитой на охоту и ловлю. И они ехали пустыней непрестанно целых четыре дня, пока не приблизились к земле, покрытой зеленью. Увидели они там резвящихся зверей, деревья со спелыми плодами и полноводные ручьи. И Тадж-аль-Мулук сказал своим приближенным: «Поставьте здесь сети и растяните их широким кругом, а встреча будет у начала круга, в таком-то месте». И его приказание исполнили, расставив сети широким кругом. Тогда собралось в круг множество разных зверей и газелей, и звери кричали, ревели и бегали перед конями.

Тогда на них пустили собак, барсов и соколов и стали бить зверей стрелами, попадая в смертельные места. И еще не дошли до конца загона, как было захвачено много зверей, остальные же убежали.

После этого Тадж-аль-Мулук спешится у воды и приказал принести дичь. Разделив ее, он отобрал для своего отца Сулейман-Шаха наилучших зверей и отослал ему, а часть раздал своим вельможам.

Ночь провел он в этом месте, а когда наступило утро, к ним подошел большой караван, в котором были купцы, слуги и рабы. Караван остановился у воды и зелени. Увидев путников, Тадж-аль-Мулук сказал одному из своих приближенных: «Принеси мне сведения об этих людях и спроси, почему они остановились в этом месте». Тогда гонец отправился к ним и спросил: «Расскажите нам, кто вы, и поторопитесь дать ответ». И те говорили: «Мы купцы и остановились здесь для отдыха. Место нашего привала далеко еще, и мы расположились здесь, доверяя царю Сулейман-Шаху и его сыну. Мы знаем, что всякий, кто остановился близ его владений, находится в безопасности и может не тревожиться. С нами дорогие материи, которые мы привезли для царевича Тадж-аль-Мулука».

И посланный вернулся к своему господину и осведомил его, и передал то, что слышал от купцов. А тот повелел: «Если с ними есть что-нибудь, что они привезли для меня, то не вступлю в город и не двинусь отсюда, пока не осмотрю этого!» — а потом сел на коня и поехал к каравану в сопровождении своих невольников.