Диана Гроу - Песня любви

Тихий рокот прокатился по залу. Она задела какую-то глубинную струну, начав свой рассказ с дерева, объединяющего жизнь миров и связывающего воедино все сферы.

– Пойдемте со мной. Мы отправимся в далекое путешествие по мощным ветвям древа жизни. В самые дальние страны, – продолжала она звать их. И сидящие в зале, все до единого, наклонились вперед. – Мы начнем свой путь с Асгарда, этого священного места, родного дома богов, и Валгаллы, мечты всех отважных сердец, где храбрецы могут жить в радости. – Она ласкала голосом слова и образы и ощущала биение сердец своих слушателей. – Отец богов присоединится к нам, Один Одноглазый, мудрейший из всех, зашагает рядом с нами и будет сопровождать нас в походе сквозь миры, к месту назначения.

Она ощутила связь, ослепляющую, как удар молнии, и острую, как клинок. Не только обычную связь между собой и слушателями, а мистическую пуповину, мостом перекинувшуюся между ними. Рика с наслаждением ощутила, как дрожь побежала по их спинам, и даже те, кто еще не закончил еду, положили на стол свои ножи, чтобы лучше слышать.

– Затем мы отправимся в Эльфхейм, место множества наслаждений, где живут Светлые альвы – волшебный народец, позолоченный светом. Но человеческие сердца могут вынести лишь каплю радости, и наше пребывание там должно быть непродолжительным. Но когда мы станем покидать этот зачарованный мир, легчайшая музыка светлых альвов будет звучать в наших ушах.

Голос Рики плыл над залом, невесомый и нежный. Краем глаза она заметила, что Гуннар слушал с приоткрытым ртом.

– Один торопит нас, и мы спешим в Ванахейм, дом Фрейра, бога-брата Отца богов. Фрейр Златорогий знает, что жизнь рождается из смерти так же, как зерно должно умереть, прежде чем возродится обильной жатвой.

Торжественные кивки приветствовали это утверждение.

– Ветви Иггдрасиля доставят нас в Муспель, первый из миров, но мы не осмелимся войти в его яркий жар. Его границу охраняет некто с огненным мечом, который ждет страшного дня, когда сможет напустить его на мир и сжечь негасимым пламенем.

Рика обвела взглядом обращенные к ней зачарованные лица. Ощутили ли они жар и запах серы, вырывающийся из раскаленных добела утесов?

– Мощный ствол Иггдрасиля проходит сквозь прекрасное царство Мидгард, серединную землю, родину всех людских рас. – Рика произнесла это просто, и слушатели расслабились, узнавая привычное. – В Мидгарде жизнь смертных течет своим путем, и каждого из них испытывает судьба.

Рика уронила руки и опустила плечи. Рассказ ее дошел до мрачного поворота:

– Один предостерегает нас миновать, не входя, землю Утгард, скрытую в небесных горах, где в зловонных пещерах прячутся великаны и тролли, а пол усеян костями изъеденных червями неосторожных путников. Мы не войдем в зловещий мир Свартальфхейм, родной дом Темных альвов. И не даст нам судьба забрести в Хель, холодный зал которого предназначен для умерших от болезней и старости. Там всех приветствует Скудость, а на трапезу подают Голод.

Она поджала губы и прищурилась, оглядывая своих слушателей.

– Сегодня Один пребывает в Нифльхейме, где все тела скованы льдом, а все желания плоти застыли и перешли в ничто.

Глаза ее сверкнули ледяным пламенем, и она рывком простерла руки к своим завороженным слушателям.

– Слушайте, что сказал Один, когда висел на древе Иггдрасиль, на ледяном его корне, в темном царстве вечной зимы. Слушайте слова мудрейшего, произнесенные им, когда он обыскивал Нифльхейм, чтобы принести нам, смертным, тайну рун. Я расскажу вам, что говорится в «Хавамале».

Глаза всех присутствующих были устремлены на нее, но видели они туманное царство Нифльхейм, проклятый мир льда и сумрака.

Знаю, висел я

В ветвях на ветру

Девять долгих ночей, —

начала она тихо, четко выговаривай каждый слог, каждую гласную и шипящую, чтобы все прониклись их смыслом.

Губы Рики шевелились, но казалось, что все слышали не ее, а самого Одина, Отца богов, описывающего, как принес он себя в жертву.

Пронзенный копьем,

Принесенный Одином

В жертву себе же,

Висел я на дереве,

Чьи корни

Никому не известны.

Голос Рики наливался силой, хрипел мукой, руки ее напряглись отчаянно, и все увидели, как крепко держали Отца богов ледяные оковы.

Никто не подал мне хлеба,

Никто не поднес питья.

Слушатели виновато заерзали на скамьях. Их полные животы заныли при мысли о муках Одина, о его голоде и жажде.

Заглянул я в глубины…

Глаза Рики расширились от ужаса. Казалось, она ясно видит Нифльхейм, видит перед собой высеченные на льдинах рунические символы, окутанные призрачным туманом. Она услышала тихие ахи: у некоторых, уловивших страшные образы, перехватило дыхание.

Схватил я руны…

Она судорожно сжала пальцы, словно вцепилась в невидимые знаки. Голос ее перешел в почти истерический крик.

Вскрикнув, сжал их…

Она резко дернулась, попятилась на полшага, пошатнулась, словно сорвалась с ветки Древа Мира в том далеком ледяном царстве. Она рванула за собой слушателей, в один слепящий миг сдернув их с узловатого ствола Иггдрасиля в тепло и свет Мидгарда.

А потом рухнул, сорвавшись с Древа.

Рика закончила рассказ шепотом, облетевшим зал и затихшим, отразившись в задубевших кожаных щитах, висевших на стенах.

Тишина, воцарившаяся в зале, была исполнена такой мощи, что никто не решился ее прервать. Рика провела их по головокружительному пути, через девять миров в Нифльхейм и обратно… И ее слушатели едва могли перевести дыхание.

– Клянусь всеми богами, – тихо выругался Бьорн. – Рика, ты настоящий скальд.

Она обернулась к Бьорну и одарила его первой настоящей улыбкой, тронувшей ее губы с тех пор, как она нашла Магнуса ничком на соломе.

– Рика, Рика, – начал ритмично выкрикивать Йоранд, и сидевшие рядом с ним воины подхватили его возглас. Вскоре к этому присоединился весь зал, сопровождая ее имя стуком кулаков по скамьям. – Рика, Рика!..

Она подняла руку, призывая их к тишине, а затем начала «Сагу о Сигурде». Радость от собственного искусства пела в ее жилах, наполняла ее силой, заряжала все тело такой энергией, что, казалось, она стекает с кончиков ее пальцев при каждом жесте.

Бьорн наклонился вперед, чтобы лучше видеть ее лицо. Никогда он не встречал ничего подобного. Подумать только, он считал, что может взять эту женщину в плен. Вслушиваясь в очередную песнь, глядя, как зачаровывает она всех искусным плетением слов, он осознал, что не она, а он мог стать ее пленником.

Он тонул. Снова и снова волны смыкались над его головой, затягивая в глубину. Он пытался хватать ртом воздух, а вместо этого получал очередной глоток соленой воды. Сорвав с себя кольчугу, он рывком выскочил на поверхность воды. Кончики его пальцев ударились обо что-то твердое. Лед. Паника горечью подступила к горлу.

Пузырьки воздуха сорвались с его губ и разбежались по внутренней стороне льдины, ища дорогу к свету и воздуху. Он следовал за ними в поисках отверстия, через которое смог бы выбраться. Вода жгла глаза. Он кулаком бил по льду, но тот был слишком толстым.

Легкие горели огнем, отчаянно требуя воздуха. Они готовы были разорваться, лишь бы вырваться из грудной клетки алой пульсирующей массой. Он видел однажды, как легкие мужчины выплеснулись сквозь сломанные ребра и распростерлись, как кровавые губчатые крылья по спине умирающего. Это была жуткая смерть – наказание за страшное преступление: отцеубийство. Теперь он понял, что при этом чувствуешь.

Он начал тонуть. Намокшая одежда затягивала его в темную бездну. Холодная вода замедляла движения, а нехватка воздуха отвлекала, отсоединяла мозг от беспорядочно бьющихся членов. Местом его назначения будет Хель, а не Валгалла. Бесславная смерть от утопления не привлечет валькирий, чтобы отнести его к славе. Глаза его закрылись, и он перестал бороться, смирившись с судьбой.

Внезапно его перевернуло в воде. Он открыл глаза, чтобы посмотреть, что возмутило воду вокруг. Блеск зеленой чешуи и холодный взгляд глаз рептилии промелькнули мимо. Йормунганд, Мировой Змей. Чудовище развернулось в темной воде и устремилось прямо к нему, раскрыв огромную пасть, усаженную тысячами острых зубов.

Последний глоток воздуха, остававшийся в легких, он потратил на крик.

Этот сдавленный крик разбудил Рику от глубокого сна. Царившая вокруг темнота не дала ей сразу сообразить, где она. Только через мгновение она вспомнила, что лежит в постели Бьорна Черного. Но ведь услышанный ею жалобный крик не мог исходить от этого зверя.

– Нет! – метался он, стремясь вырваться из мехов и одеял своей постели.

Его рука наткнулась на Рику, лежавшую на дальнем краю, и притянула ее поближе.

Она поняла, что он продолжает спать, и без всяких нежностей стряхнула с себя его руку.

– Проснись! – резко произнесла она. – Это просто сон.

Бьорн дернулся, грудь его бурно вздымалась. Он крепко прижимал ее к себе, держался за нее, как за спасительную веревку. Он глубоко дышал, и Рика слышала бешеный стук его сердца.

В этом объятии не было ничего заигрывающего, любовного, поэтому Рика не стала сопротивляться. Его тело содрогнулось. Этот страшный рейдер был похож на маленького испуганного мальчика, и она задумалась, какой же призрачный образ мог превратить его в жалкое существо.

– Просто сон, – повторил он. – Это был просто сон.

– Хочешь рассказать мне его?

– Нет, – решительно проговорил он. – Я не хочу переживать это заново.

Она ощутила его еле сдерживаемую дрожь и на миг пожалела его.

– Бывало, когда Кетилу снились плохие сны, он рассказывал их мне, и ему становилось лучше. – Голос ее звучал хрипло.

– Только этого мне не хватало, – пробормотал Бьорн, – чтобы ты сравнивала меня с этим придурком.

Рика отпрянула от него и села на постели.

– Мой брат добрый и нежный. У него чистая душа, и он никогда не причинит никому вреда. Не наступит день, когда тебя можно будет с ним сравнить. – В ее хриплом голосе звучала горькая обида.

– Ах, Рика, я подозреваю, что совсем не нравлюсь тебе. Ты просто вела себя осторожно, и я начинаю это понимать. Что у тебя с голосом?

– Просто горло устало. Я никогда раньше не проговаривала так много сказаний… Но ведь мне не давали замолчать.

Она рассказывала несколько часов подряд саги и эдды, одну за другой. Большой зал то звенел от хохота, то замолкал в тревожном ожидании. Бьорн заметил, что ее шатает от усталости, остановил ее выступление, перекинул через плечо и вынес наружу.

Когда затем они очутились наедине в его каморке, она запротестовала, что не станет ночевать с ним. Она не хочет быть постельной рабыней никакого мужчины. Однако Бьорн объяснил ей, что в противном случае она как рабыня будет ночевать в главном зале со всеми домочадцами Гуннара. Когда Рика поняла, что ей придется отбиваться от пятидесяти мужчин, а не от одного, предложение Бьорна победило.

– Какое-нибудь питье будет очень кстати, – сказала она, осторожно растирая шею. Откинув одеяла, она стала на ощупь выбираться из кровати.

– Не думаю, что это хорошая мысль, – фыркнул Бьорн, спуская на пол длинные ноги. Рика услышала, как шарил он в поисках огнива, фитиля и запальника. Он высек искру и зажег фитилек маленькой глиняной коптилки. Потом повернулся к ней, и слабый свет упал на его лицо. – По крайней мере не в раздетом виде.

Колючая туника, которую заставила ее надеть Астрид, расцарапала кожу, так что Бьорн дал ей свою рубашку. Она была мягкой и просторной, и хотя хранила его запах, Рика была очень ему благодарна. Но рубашка едва достигала середины ее бедер, и Рика поймала его на разглядывании ее икр. Поэтому она быстро подогнула ноги под рубашку и прижала колени к груди. Бьорн был прав. Если она в таком виде покажется в большом зале, полном мужчин, то никто ей не поверит, когда она будет кричать: «Насилуют!»

– Я принесу тебе немножко эля, – предложил Бьорн, натягивая лосины. Он взял коптилку и выскользнул из каморки.