Сейчас я стоял возле гардероба, сжимал в руке чистые трусы и не представлял, какие краски мы добавим сегодня.

Брей присела на краешек кровати. Темные шелковистые волосы красиво обрамляли ее смуглое лицо и ниспадали на голые плечи.

– И о чем разговор? – спросил я, пряча нетерпение.

– Там будет Маделин. – Брей посмотрела на гардероб, затем на меня.

Я думал, что знаю, в каком направлении потечет дальнейший разговор, но сейчас начал сомневаться. Я не умею читать по лицу, а лицо Брей всегда напоминало текст на иностранном языке.

– Будет. И что?

– А то, что я знаю: ты к ней неровно дышишь. Мне она не нравится.

Чувствовалось, Брей говорит совсем не то. Или вкладывает в эти слова какой-то другой смысл. А она действительно что-то скрывала. Я даже догадывался, что именно, но хотел услышать подтверждение.

Мое переодевание подождет. Я захлопнул дверцу гардероба, привалился к ней спиной и скрестил руки на груди.

– Ошибаешься. Я к Маделин дышу вполне ровно. Не отказался бы трахнуть ее разок, но это не значит, что Маделин вызывает у меня какие-то чувства. А чем она тебе не нравится?

– Она… короче, она тебе не подходит. Девчонка она симпатичная, но я ловлю от нее какие-то не те вибрации.

Чем больше Брей старалась объяснить свою антипатию к Маделин, тем сильнее запутывалась.

– Просто поверь моей интуиции, – сказала она, нервно сглатывая.

Вообще-то, когда мы вдвоем, Брей не свойственно нервничать.

Я подошел, присел на корточки, чтобы наши глаза находились на одном уровне. Своих чувств Брей скрывать не умела, и по всему было видно: ей сейчас очень худо.

– Слушай, говори прямо, что у тебя на уме? – предложил я.

– Ты что имеешь в виду?

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Понятия не имею.

Пытаясь избежать прямого ответа, Брей пересела на другой край и повернулась ко мне спиной.

– Не делай этого, – сказал я, вставая на ноги. – Мы с тобой очень давно играем в эту игру. Нужно ее прекращать. – Я подошел, встал у нее за спиной. – Брей, ну почему бы нам просто не попробовать?

Она резко повернулась ко мне. Удивленная. Шокированная. Встревоженная. Все эти чувства переплелись в ней в тугой клубок. Но ее удивление не было убедительным. Она прекрасно знала, о чем речь, и маскировка у нее была никудышной.

– Что попробовать?

– Быть вместе, – ответил я, обнимая ее за плечи.

Казалось, мои слова, будто насос, выкачали из комнаты весь воздух, а заодно и звуки. Брей долго смотрела на меня не мигая.

– Брей, мне всегда хотелось быть рядом с тобой. С той ночи, когда мы бегали за светлячками. Ты это знаешь. Давно знаешь. Но почему-то всякий раз, стоило мне приблизиться, ты меня отталкивала. Мы с тобой уже не дети и даже не подростки. Может, прекратим дурацкие игры и просто попробуем… быть вместе?

Брей отвернулась. Потом пересела, зажав руки между коленей. Она не хотела на меня смотреть, и это угнетало. Мне было важно услышать от нее хоть что-то.

Я опять присел перед ней на корточки, положив руки на ее голые колени.

– Ну пожалуйста, посмотри на меня, – тихо попросил я. – Скажи что-нибудь.

Не без усилий, но Брей все-таки обратила на меня свои синие глаза. В них было сплошное замешательство.

– Не могу, – сказала она.

– Почему не можешь? Тебе плохо со мной? Если да, скажи. Я пойму. Не обещаю, что это вызовет у меня бурную радость. Мне будет очень паршиво, но я хотя бы буду знать.

– Все совсем не так, – возразила Брей, качая головой.

– Может, дело в твоем отце? Я же знаю, что никогда ему не нравился.

– Нет, Элиас. Мой отец здесь совсем ни при чем. Пора бы уже понять.

– Тогда в чем дело? Или в ком, черт тебя побери? – Досада звучала не только в моем голосе. Похоже, у меня и физиономия была соответствующая. – Я тебя действительно не понимаю. Мы всегда с тобой держались вместе. Брей и Элиас – лучшие друзья. Ты же без конца писала эту фразу и в школьных тетрадях, и в записных книжках. А получается, нас ничего не связывает, кроме секса. Да и он у нас какой-то… сама знаешь какой. Ты ломала все мои попытки сблизиться с тобой. Но стоило мне начать сближаться с другой девчонкой, ты оскорблялась до глубины души.

– Ты хочешь сказать, что я ревнивая? – торопливо спросила Брей.

– Да, именно это я хочу сказать, – без обиняков ответил я вопреки всем стараниям не задеть ее самолюбия. Мы оба знали, что я говорю правду. – Единственный человек, которого ты здесь дурачишь, – ты сама.

Доза правды оказалась избыточной, но понял я это слишком поздно. От моих слов Брей захлопнулась. Оттолкнув меня, она встала с явным намерением уйти. Но я поймал ее за локоть и развернул лицом к себе.

– Мне страшно! – вдруг закричала она, и это было совсем неожиданно. – Элиас, в моей жизни ты всегда был единственной постоянной величиной! Я неспособна строить отношения и поддерживать их. Я всегда сама все порчу! – Она сердито замахала руками. – С кем я выдержала дольше всех?

Я не ответил. Ответ я знал, но чувствовал, что Брей он не нужен.

– Два месяца, – сказала она, поднимая два пальца. – Два месяца отношений с парнем – мой рекорд. Разовый. Майкл – три недели. Остин – две недели. Джек – месяц. А с Эвери я выдержала всего два дня и свалила. Два дня. Просто жуть!

– Но при чем тут наши отношения?! – почти закричал я. – У нас с тобой не так, как у тебя с другими парнями. Я не один из тех парней. У нас могут быть отношения только друг с другом. Ты и я – больше никто.

– Да, представь себе! – Она чуть не плакала. – Ты не один из тех парней! Тебя вообще нельзя сравнивать с ними. Ты единственный парень во всем мире, на которого мне не наплевать!

По ее нежным щекам текли слезы.

В этот момент я наконец-то узнал правду. Брей боялась меня потерять и потому не рисковала переводить наши отношения на другой уровень. Словом, она боялась всерьез сближаться со мной.

– Это мой самый жуткий страх, – призналась она, глядя в пол. – Наши отношения и так меняются. Элиас, я это знаю… Я это чувствую… Если мы еще и сами начнем их менять, ничего хорошего из этого не выйдет. Или вообще ничего не выйдет. Мы уже не сможем вернуть даже того, что было. Кончится тем, что мы просто разбежимся и каждый пойдет своей дорогой. Тебя не будет в моей жизни. Мне даже страшно подумать. Сразу сердце схватывает.

Все ее тело вздрагивало от слез.

Я сел на пол, притянул Брей к себе и крепко обнял. Я прильнул губами к ее волосам и сам едва сдерживался, чтобы не заплакать. Почему? Потому что я понял. Я слишком давно знал Брей. Можно сказать, всю свою сознательную жизнь. Я понимал ее лучше, чем кто-либо.

Как я уже говорил, Брей была непростым человеком. Что значит «непростым»? Попробую объяснить.

Она всегда была самоуверенной. В школе другие девчонки смотрели ей в рот, подражали и подчинялись. Порывистая. Непредсказуемая. Дерзкая. Иногда эта дерзость выходила ей боком. Пока мы росли, с ней вечно приключались разные беды. Ее жизнь была далека от жизни благовоспитанной девочки. Училась она средне. Могла бы лучше, но школа Брей не интересовала. Настоящая жизнь начиналась после уроков. В шестнадцать Брей познакомилась с отделом полиции по делам несовершеннолетних. Бывало, она попадала туда чуть ли не каждую неделю. За что? Например, за порчу чужого имущества. Однажды Брей застукали, когда она упоенно разрисовывала из аэрозольного баллончика стену продуктового магазина. В ее проказах не было злого умысла. Только безрассудство девчонки с бунтарским характером.

Величайшим недостатком Брей была ее неспособность строить отношения – с подругами, друзьями, даже с собственной семьей. Она всегда держалась особняком. Впервые услышав, как она общается со своими родителями, я был немало удивлен. Семья, в которой я вырос, была совершенно иной. Невзирая на развод моих родителей, я постоянно слышал от них, что они меня любят. Отец и мать говорили это, когда я куда-нибудь шел или ехал. Заканчивая телефонный разговор, они тоже добавляли: «Я тебя люблю» – и только потом вешали трубку. В семье Брей никто не говорил о любви. Во всяком случае, я этого не слышал. Если Брей куда-то собиралась, родителям, похоже, было все равно. Ее никогда не спрашивали, куда она идет и когда вернется. Меня родители держали в строгости. До пятнадцати лет мне не разрешали возвращаться домой позже восьми вечера. Я очень долго не мог понять, почему родители Брей так относятся к своей дочери. Только через много лет все фрагменты пазла под названием Брейел Бэйтс наконец заняли нужные места и я получил долгожданное объяснение.

В жизни Брей я был для нее всем.

Она тянулась ко мне, стремилась быть со мною рядом, потому что любила меня. Но сама она об этом не знала, поскольку вообще не знала, что такое любовь. Я не оправдываю, но и не обвиняю ее. Я рассказываю так, как обстояло дело. Брей росла, отталкивая людей от себя, поскольку иных отношений не знала. Когда кто-то делал попытки сблизиться с ней, у нее в мозгу мгновенно включалась сигнализация и раздавался предупреждающий вой сирены.

В ее психике был определенный излом, только не ищите его причины в семейном насилии или жестоком обращении. Никаких изнасилований в раннем возрасте. Пусть Брей не гладили по головке, но никакого битья или издевательств не было. Просто над ней как будто тяготело проклятие. Брей была лишена способности отличать истинные чувства от ложных, чтобы беречь первые и отсеивать вторые.

Невзирая на все недостатки, сумасбродство и непредсказуемость ее личности, я любил Брей сильнее, чем кого-либо.

И знал, что всегда буду любить.

Но дальше так продолжаться не могло. Я должен был это изменить.

– Брей, нам надо что-то менять, – сказал я, глядя в ее заплаканные глаза. – Мы не можем всю жизнь оставаться лишь друзьями и довольствоваться этим. Наша дружба мешает нам обоим строить отношения с кем-то другим.

Ее слезы мгновенно высохли. Брей застыла.

– О чем ты говоришь? – спросила она.

Я понял, что забрал очень круто и сейчас могу все испортить. О таких вещах нужно говорить с нежностью и тактом. Я коснулся ее щек, провел по мокрой коже под глазами.

А потом я ей соврал:

– Мне мало таких отношений, как у нас с тобой. Я хочу любить и быть любимым. Хочу жениться, стать отцом пары сорванцов. Можешь называть меня старомодным, но я этого хочу.

Брей попробовала отвернуться, но не смогла. Неожиданность моих слов буквально заморозила ее.

– Я думал, что моей парой будешь ты. Всегда мечтал об этом. Но если ты даже не хочешь попытаться, тогда, наверное, нам стоит прекратить нашу дружбу. Это было хорошо в десять лет. И в пятнадцать. А теперь такие отношения… в них есть что-то ненормальное.

Брей попятилась от меня, но продолжала смотреть не мигая.

– Ты хочешь, чтобы мы расстались? – спросила она.

Ее лицо потухло. Ей было больно, но она подавила боль. Я видел это по ее глазам.

– Нет, я хочу обратного: быть с тобой. Вот чего я хочу. И всегда хотел.

Мои пальцы сами собой начали сжиматься в кулаки. Меня захлестывали эмоции. Но как без слов заставить ее понять всю силу моей любви к ней? Все фразы, приходившие в голову, казались неправильными и неуместными. Я боялся, что они спугнут Брей и она снова уйдет.

Я думал, что собственными руками сломал наши отношения. Несколькими репликами разрушил все, что нас связывало. Я ужасно не хотел, чтобы Брей сейчас вскочила и выбежала из квартиры. Если такое случится, мне уже будет ее не вернуть. Другой реакции я от нее не ожидал. Сам не понимаю, зачем повел разговор в таком жестком ключе. По правде говоря, я был готов ждать ее хоть целую вечность. Не представлял себе серьезных отношений ни с какой другой девушкой. Секс? Да, сексом я мог бы заниматься и с другими. В конце концов, я молодой здоровый парень. Мне нравится секс. Но полюбить кого-то, кроме Брей, я бы не смог. И кто меня тянул за язык? Я соврал Брей, что дальше так продолжаться не может. Я был готов и дальше тянуть такие странные, «ненормальные» отношения. Мы действительно потрясающе дружили, и нас связывало очень многое, а не только общие тайны и вечеринки с ночевкой. Но я знал, что с Брей нужно вести себя жестко. Пусть поймет, что наши отношения могут оказаться и не такими, каких бы ей хотелось. У меня внутри все разрывалось от боли, но я должен был показать ей, что мы можем идти по жизни и порознь. Не хотел я, чтобы Брей цеплялась за нашу дружбу и из-за меня отталкивала других парней.

Я хотел видеть ее счастливой.