— Это то, что вы просили.

Романовский коротко кивнул, благодаря, и вернулся к комнату к узнику, пытавшемуся в этом момент отковырять решетку с окна.

— Все равно не получится, — Денис кивнул на кованый металл, — но, если тебе от этого легче, можешь продолжать. Сейчас покажу несколько фотографий, скажешь, кто из них отдавал тебе пакет.

— А что вы со мной сделаете? — Ванюша покрылся нездоровой бледностью, видимо уже представив себя на дне местной реки с ногами, замурованными с тазик с цементом.

— Я детей не обижаю. Но профилактически по шее дать могу. Хочешь? — Парень замотал головой, отказываясь от такой чести. — Укажешь на заказчика, и тебя отпустят. Правда, не сразу. Мало ли, вдруг захочешь предупредить знакомца.

— Да я его видел один раз, — затараторил Ваня, уверенный, что его все равно удавят, и желающий продать жизнь подороже. — Могу и не узнать…

— Я в тебя верю, — Денис похлопал паренька по плечу и начал медленно, по одной, выкладывать фото на стол. — Не обмани моих ожиданий, — вкрадчиво посоветовал он, вглядываясь в лица собеседника.

Как ни старался Ваня, но на третьей фотографии все-таки моргнул, выдавая себя. Романовский на всякий случай положил и остальные, но был уверен, что знает заказчика.

— Вот гнида, — прошипел он, сжимая то самое фото, отчего лицо изображенного на ней мужчины пошло складками. Резко оттолкнувшись от стола, Денис направился к выходу.

— Вы меня теперь убьете? — шепотом, чуть не плача, спросил парень, стараясь не поднимать глаз от пола.

— Сказал же, что убивать тебя никто не собирается. Но, если продолжишь в том же духе, долго не проживешь, — уже на пороге он остановился. — Сколько тебе лет?

— Семнадцать, — шмыгнул носом Ваня.

— Воруешь со скольки? Только врать не надо, что машины открываешь, чтобы за рулем дорогой бибики посидеть.

— С четырнадцати, — честно признался парень. — А что?

— Да так. Как понимаю, шаришь не только в прямом, но и в переносном смысле?

— Ага.

— Понятно. Сегодня посидишь тут, завтра утром тебя отпустят, — Денис оставил отрока в тяжелых думах относительно дальнейшей судьбы и снова зашел к Артему. — Пацана до завтра придержите.

— Сделаем, — кивнул тот.

— И ещё, ты пристрой куда-нибудь самородка, а то ведь прибьют его, жалко…

— И что мне с ним делать? — Артем даже привстал от удивления.

— Он машину открыл, в общей сложности, за четверть часа, притом, что там сигнализация стоит очень даже приличная. Воспитывай кадры смолоду. А ещё лучше — перенимай опыт, — Романовский, не касаясь пистолета, завернул его обратно в пакет и убрал во внутренний карман пальто. — Ребята готовы?

— Давно уже. Узнал, кого прижимать?

— Да. Поехали, проведем милую и культурную беседу…

Лина, с видом королевы-матери сидела на диване, забросив немного отекшие щиколотки на боковушку и любуясь свежим кораллово-красным педикюром.

— Вот теперь я чувствую себя женщиной, — удовлетворенно промурлыкала она, шевеля пальчиками.

— А до этого ты себя мужчиной ощущала? — хмыкнула Ева, убирая бутылочку с лаком.

— До этого я была просто беременной, а теперь я — будущая мать с ухоженными ногтями, — не отрываясь от процесса, ответила младшая. — А что у тебя с лицом?

Ева мельком посмотрела в висящее на противоположной стене зеркало и поняла, что немного стерла одеждой маскировку и теперь на левой щеке появилась розоватая полоска.

— С темноте мыло с пемзой для пяток перепутала, — отмахнулась старшая, поворачиваясь к сестре «неповрежденной» стороной.

— Да? А как пемзу звать-то? Не таращи глаза, у нас обеих чувствительная кожа, и отчего на лице появляется такое раздражение, хорошо знаю. Могу дать совет — прежде чем допустить к телу, гони бриться. Так что, подробности будут?

— Нет, — подумав, покачала головой Ева. — Вот родишь, и все расскажу.

— Ты мне прям дополнительный стимул придала, — улыбка Лины была немного кислой, но спорить младшая не стала. Если сестренка сказала, что нужно ждать, никуда не денешься. — Тогда хоть расскажи, как отдохнула.

Следующие полчаса Ева делилась впечатлениями от поездки, припоминая самые волнующие моменты. Почему-то все они были связаны с Денисом, но девушка выдавала информацию несколько отредактированной, потому особых вопросов со стороны Лины не было.

— А фотки делала? Мне же интересно…

— Да, сейчас, — порывшись в телефоне, Ева выдала сестре мобильник и некоторое время слышала только охи-ахи.

— Ой, какая пара… — Лина зачарованно уставилась в монитор.

— На фоне чего? — старшая в это время листала снятый с полки альбом с репродукциями работ мастеров эпохи Возрождения.

— Тут какая-то кибитка под пальмовыми листьями.

— А, это мы с Романовским рядом с жилищем аборигенов, — припомнив места боевой славы, ответила Ева.

Младшая подозрительно хрюкнула и затряслась мелкой дрожью.

— Ты чего?

— Ыыыыы… Ну, ладно, ты самокритичная, а мужика-то за что? — Лина развернула телефон экраном в сторону сестры и продемонстрировала фото с двумя холеными, ухоженными и довольными жизнью… верблюдами.

— Суть-то одна, — подумав, пробормотала Ева и захлопнула талмуд, не досмотрев творчество Боттичелли.

— Ну-ка, иди сюда, — младшая приглашающе похлопала по дивану рядом с собой. — Рассказывай, что произошло. Я же вижу, что что-то не так. И не надо тут разводить полемику, — перебила она, заметив, что старшая собирается возразить, — я беременная, а не слабоумная. Вроде бы. От того, что ты с постным видом пытаешься улыбаться, мне только ещё волнительнее. Ты вообще заметила, что к темно-коричневым ботинкам взяла черную сумку?

— Это новый тренд, — вякнула Ева, тем не менее, послушно подходя к сестре.

— Тебе на них всегда было плевать, — упрямо покачала головой Лина. — Не ты ли меня учила, что, как бы женщина не была одета, трусы с лифчиком и сумка с обувью всегда обязаны сочетаться по цвету?

— Все-то ты видишь… — старшая села на пол рядом с сестрой, и положила голову на колени Линке. — Я не знаю, что сказать. Честно. Фигня какая-то… У меня сейчас много что происходит, но я не могу понять — хорошее оно или плохое.

— Вот теперь ты меня точно пугаешь, — призналась младшая, ласково перебирая волосы Евы. — С чем хоть связано-то?

— Со всем. Я собираюсь бросить работу. Хотя, даже не бросить, а скорее, переключиться. Надоело, хочу попробовать себя в чем-то другом.

— Может, оно и к лучшему, — задумчиво кивнула Линка. — Ты в последнее время стала похожа на робота.

Ева осторожно погладила сестру по животу. Интересно, каково это, чувствовать, как в тебе шевелится ребенок? Знать, что вот он, твой малыш, разговаривать с ним, пусть даже окружающие будут крутить пальцем у виска?

— Скажи, а когда ты на самом деле поняла, что беременна? Не узнала, а почувствовала? — голос был тихим, но сам тон заставил Лину внимательно посмотреть Еве в глаза.

— Знаешь, наверное, я ужасный человек, но во время токсикоза вообще не сознавала, что беременна. Было очень плохо. И мне просто хотелось, чтобы все прекратилось. Все равно как. Особенно после того, как перевели на внутривенное питание. А потом, когда сказали, что лучше сделать… Вот тогда и поняла, — еле слышно призналась она, тайком смахивая слезы.

— Эй, заюнь, прекрати! — Ева всерьез испугалась, видя плачущую сестру, и мысленно обозвала себя последними словами. Нашла время любопытство проявлять! — Прости, пожалуйста, я не хотела тебя расстраивать.

— Ой, перестань, — хмыкнула Лина, вытирая последние слезинки. — Это у меня гормоны. А почему ты спрашиваешь?

— Просто так… Вру. Я ребенка хочу, — не стала утаивать девушка.

— Так это же прекрасно! А кандидата на роль папочки уже подобрала?

— Можно сказать и так, — уклончиво улыбнулась Ева. — Только это строго между нами, нашим ничего не говори.

— Ну, я же себе не враг. Задолбают же…

— Вот и я про тоже.

— А давай куда-нибудь выедем? — Лина встала, разминая ноющую спину. — А то у меня от долгого безделья уже поясницу тянет.

— А это точно не..?

— Нет. У меня срок пятого января. Рано ещё.

— Давай ты дома посидишь, а? Мне как-то боязно…

— Да я уже не могу в четырех стенах! — по её лицу было заметно, что Лина не притворяется и не капризничает.

— Ну, хочешь, во дворе с тобой погуляю? — Ева знала, что переубедить сестру, которая чего-то захотела, дело почти бесполезное, но попробовать стоило.

— Ага, аж от одного соседского забора до другого! Нам осталось только что-нибудь полосатое надеть, и руки за спиной сложить для полноты картины.

— Стасу позвоню! — поскольку все ласковые средства убеждения закончились, пришлось переходить к угрозам.

— А ещё говоришь, что любишь меня… — Лина укоризненно поцокала языком. — И не стыдно?

— Честно? Нет. Так что сиди дома и набирайся сил. Мне уже пора, завтра созвонимся, — Ева встретилась с несчастным взглядом сестры. — Не дуйся, солнце, немного же потерпеть осталось.

— Да мне скучно просто… Ничего нельзя, вот и бешусь. Не обращай внимания.

— Ты мне вечером позвони, а то так стану теткой и не узнаю, — уже на пороге дома крикнула старшая.

— Типун тебе на язык, — пожелала Линка, выглянувшая в прихожую, но на улицу благоразумно не сунувшаяся.

Витя явно прибеднялся, расписывая возвышающиеся над забором хоромы, как дачный домик. Трехэтажная громадина выжила все деревья и хозяйственные постройки, оставив только узкую полоску пожухшего нынче газона и сиротливый заасфальтированный пятачок под мангал.

Припарковавшись перед воротами, Ева, сидя в машине, глубоко вдохнула, настраиваясь на разговор. Вполне возможно, что ей не поверят, даже при наличии записи. Есть и такой шанс, но тогда она просто позвонит Илье Алексеевичу и предложит заниматься восстановлением семейного гнезда самостоятельно. В конце концов, она свахой не нанималась, пусть сами решают свои проблемы.

Проведя аутотренинг, девушка покинула салон и пошла ломиться в эту лубяную избушку. Ключ, оставленный ей начальством, провернулся в замке с несколько зловещим скрипом, и калитка в это царство стекла и бетона, называемое по ошибке «дачей», распахнулась.

Входную же дверь пришлось брать почти штурмом. Видимо, «Капитал» окончательно подкосил хрупкое здоровье Вилки, потому что через пятнадцать минут, когда Ева уже почти отчаялась увидеть обитательницу, временная хозяйка, зевая и пытаясь увидеть хоть что-то сквозь опухшие веки, открыла.

— Ой, это вы…

— Я. Можно войти? — во время довольно длительных попыток проникнуть в недра этого кошмара архитектора, Ева немного продрогла и теперь пыталась не начать клацать зубами.

— А, да, конечно, — опомнилась Вилка, пропуская адвоката вперед. — Что-то случилось?

— Ну, можно и так сказать… Вы присядьте, нужно серьезно поговорить.

Все проходило именно по тому сценарию, который Ева и предполагала. Уже через несколько минут после начала беседы Виолетта злилась и пыталась доказать невиновность возлюбленного, обвиняла всех подряд в попытках их разлучить и несла прочий романтический бред.

Если бы Ева не затеяла все это, чтобы проучить Витюшу, она бы уже давно плюнула на этот образцово-показательный плач Ярославны, но деваться было некуда, потому девушка вполуха слушала вопли обманутой и обманувшей, параллельно задаваясь вопросом — как у Вилки получается плакать так, чтобы не опух нос и не потекла тушь? Наверное, этому, наряду с сексуальной походкой, учили на каких-то курсах…

Продемонстрированный ролик вообще поверг Виолетту в пучину отчаяния. Она из последних сил пыталась доказать невиновность Андрея, но с каждой минутой возражения становились все более вялыми.

— Вы поймите, мне было бы выгоднее развести вас с мужем и получить свой процент, чем показывать вам ЭТО, — Ева кивнула в сторону диска с записью.

— И что мне теперь делать? — Вилка сидела на диване, уже третий раз просматривая запись.

— Это вам решать. Можете попробовать развестись, но откровенно говоря, не думаю, что у вас получится…

— Да, дядь Витя говорил, что Илья может попытаться меня убить, вот и пришлось спрятаться тут.

Ева выругалась про себя. Похоже, что идея с разлучением голубков вышла боком. Н-да, не все её затеи гениальны, нужно было раньше думать, как именно шеф объяснит племяннице временное заточение.

— Поверьте, если бы он хотел, уже давно сделал бы.

— А почему я должна вам верить, может, вы работаете на него?!

— Потому что у меня заключен контракт с вами, и, если попытаюсь договориться с вашим супругом, денег, может, и заработаю, а вот репутацию потеряю. Извините за грубость, но вы того не стоите.