Оливия Уэдсли - Песок

Ей казалось странным, что она возвращается так поздно. Раньше она всегда ожидала Джона. О, как это случилось? Почему Джон увлекся Сильвией Беннет? Почему? Как жестока жизнь!

Она заперла входную дверь и с болью в сердце поднялась по лестнице в свою комнату. Завтра она будет в Париже, и эти стены, окружающие ее, и все эти предметы и привычки, заполняющие ее жизнь, исчезнут навсегда.

Прохладный ветер раздувал мягкие занавеси на окнах ее комнаты. Маленькая лампа под темным абажуром горела около ее кровати. В прохладном воздухе носился запах духов и пудры. Она сняла платье, накинула легкий капот и распустила волосы.

Последняя ночь… на целый год. Где был Джон? Словно откликнувшись на ее зов, он появился около нее. В неясном освещении она увидела его глаза, гневные и умоляющие, полные любви и страдания.

Он обвил ее руками, прежде чем она успела произнести слово, и его губы искали ее рта. Прерывистые слова, произнесенные шепотом, достигли ее слуха:

— Моя… ты моя… ты не можешь забыть… клянусь тебе… я сдержу свою клятву. Вернись ко мне, Каро, Каро!..

Однажды он уже звал ее так, после первой ссоры.

Как далекое эхо, в ней проснулось воспоминание о прошедших годах, разрывавшее ей сердце. Невольно она смягчилась, и с интуицией влюбленного Джон понял ее минутную слабость. Униженное смущение, испытанное им раньше, сменилось чувством торжества.

— Я люблю тебя… я люблю тебя… — прошептал он.

Звук его голоса, такой знакомый и родной, звал Каро, словно манил во сне, далекий, еле слышный. Но ее душа на этот раз осталась холодной.

Она высвободилась из его объятий быстрым движением.

— Джон, пожалуйста, пожалуйста, уходи.

— Уйти?.. — повторил он.

И подлинная его натура проявилась в следующих словах:

— Было бы смешно, если бы я это сделал.

Он снова пытался обнять ее, но она его оттолкнула:

— Не трогай меня, я не потерплю этого.

Затем слова ее полились быстрым потоком:

— Джон, будь великодушным хоть раз. Ведь наступил конец. Дай мне уйти, дай мне унести светлую память о тебе на всю жизнь. Если бы я могла, я бы все начала сначала. Но я не могу. Моя душа разбита. Может быть, я недостаточна добра, чтобы все простить. Может быть, я могла бы простить, но забыть — никогда! Воспоминания останутся в моей душе и не дадут мне покоя. Дай мне уйти, дай мне свободу. О Джон, будь добр ко мне, не забывай меня…

Джон схватил ее за руку.

— Перестань, — начал он, — ради Бога, перестань. Хорошо, ты уедешь. Я это заслужил. Я знал, что ты никогда не поймешь. Можно изменять, но сохранить любовь в своем сердце. Ты думаешь, что это не так? Тебе непонятны мои слова. Иногда я думаю, хочу думать, что неизменная любовь, наполняющая сердце человека, и есть наивысшее проявление верности. Мои воспоминания о тебе останутся навсегда прекрасными и незапятнанными. Вот и все. Может быть, это и глупо… Прощай!

Он подождал мгновение, затем вышел.

Входная дверь захлопнулась за ним внизу, и вслед за тем раздался звук отъезжающего автомобиля.

Переезд по Каналу был спокойным. В Кале пришлось долго ждать, и остаток пути до Парижа был необыкновенно скучным.

Раньше Каро всегда думала, что путешествие является лучшим развлечением, отвлекающим от воспоминаний и тягостных мыслей. Теперь же оно ей показалось нескончаемым.

Под конец жаркого, пыльного дня в розовом закате показался Париж, чарующий, шумный и яркий.

— Каждый раз, когда я подъезжаю к Парижу, мне кажется, что это мое первое посещение, и в то же самое время я рада, что знаю Париж так хорошо, — сказала Рита.

Очутившись одна в большой комнате отеля, Каро устало начала ходить взад и вперед. Теперь только она поняла, что она свободна, что все осталось позади, и чувство безграничного одиночества овладело ею. Она села на диванчик в стиле Рекамье, покрытый кружевным чехлом, и взяла свою собачку на руки. Появившаяся Сариа с мягкой улыбкой объявила, что ванна готова. Каро встала, обрадовавшись ванне, что вполне естественно после пятичасового путешествия в летней пыли.

Когда Каро оделась, Рита вошла из соседней комнаты:

— Мы отправимся пообедать к Фуке, на террасу. Сегодня чудная ночь.

Автомобиль быстро повез их по шумным улицам, и Каро перестала себя чувствовать такой одинокой. Но ресторан оказался переполненным, и они поехали в другой, где их повели к столику, стоявшему около плетеных перил террасы, с которой открывался вид на Булонский лес, темную феерию переплетающихся теней, мягких, мигающих огней города и далеких звезд.

Рита заказала обед с умением распоряжаться, свойственным ей. Как большинство женщин, много путешествовавших в своей жизни, она прекрасно знала обычаи чужих стран и всюду имела много знакомых. И теперь она раскланялась с некоторыми дамами и заговорила с молодым человеком, вскочившим с места, когда она и Каро прошли мимо его столика.

Козимо Лиар низко поклонился и подошел к ним. Рита знала его давно. Он был дипломатом, типичным представителем этого круга: ленивый и вежливый, очень легкомысленный и довольно красивый, с безупречными, любезными манерами.

— Куда вы отправляетесь сегодня? — спросила миссис Тэмпест.

— Я еще не знаю. Думаю, в какое-нибудь место для увеселений, но не по собственному желанию, а по долгу службы.

— Вы слишком много работаете, — улыбнулась Рита. — Вы выглядите усталым, Козимо мио.

Светлые, красивые глаза Лиара искрились смехом.

— Смейтесь надо мной сколько угодно, но эту неделю я действительно много работаю. Я должен развлекать его светлость, Гамида эль-Алима; это очень трудная задача, поверьте мне. Он силен, как Геркулес, и любопытен, как мальчишка.

— Где он? — спросила Рита с интересом.

— Вот там, за моим столом, господин с темными волосами. Привести его к вам? Можно?

— Конечно, но расскажите нам прежде, кто он.

— Кто и что? Его светлость, представитель молодого Египта. Он учился в Итоне, и в нем соединяется восточная лень с энергией европейца. Он путешествует по свету, желая ознакомиться с ним. Он хитер, умен и очень интересная личность. Я приведу его.

Лиар ушел и скоро вернулся с очень высоким, необыкновенно красивым человеком. Египтянин был еще молод, но казался уже вполне зрелым. Его загорелая кожа золотистого цвета казалась еще темнее из-за прозрачных голубых глаз под густыми черными ресницами, которые придавали его взгляду странное выражение. Словно утомленный всем, он резко выделялся среди всей окружающей обстановки. У него был красивый, смеющийся рот с прекрасными зубами и стройные, тонкие руки, которые, несмотря на холеные, блестящие ногти, казалось, таили в себе огромную нервную силу. На его левой руке блестел золотой браслет, и обращали внимание жемчужные запонки большой ценности. Говорил он с живостью, подчеркивая свои слова легкими движениями руки. Красота его придавала очарование всем его движениям. Он смотрел на Каро, почти не отрывая глаз, пока Рита разговаривала с Лиаром, и Каро чувствовала на себе его тяжелый, пристальный взгляд, заметив с некоторой долей раздражения, что она невольно покраснела. Гамид увидел это и сейчас же сказал откровенно, не отводя взора от ее лица:

— Смотреть на вас — словно видеть цветок, солнечный закат, драгоценный камень или что-нибудь другое совершенное и прекрасное.

Она быстро спросила:

— Как долго вы предполагаете оставаться в Париже, ваша светлость?

Гамид пожал плечами:

— Пока не начну скучать. Оставаться после этого безрассудно, не правда ли?

Выражение презрительного разочарования обострилось в его глазах. В этот момент он показался ей типичным представителем Востока, усталым фаталистом, разочарованным во всем.

Внезапно лицо его изменилось и посветлело. Быстрым движением он наклонился вперед:

— Вы, наверно, ездите верхом? Не хотите ли со мной завтра покататься? У меня прекрасные лошади. Я предоставлю вам одну из них завтра утром. Хорошо? Рано утром, в восемь часов. Начинающийся день так прекрасен, так молод, так чист. Асфальтовые улицы города умыты, на деревьях блестит роса, и все так красиво кругом. Вы поедете со мной. Не правда ли?

Он просил, как ребенок, и весело рассмеялся:

— Скажите, вы поедете?

— Я думаю, что поехала бы охотно. Посмотрим! Миссис Тэмпест и я останемся здесь недолго. Видите ли, я скоро уезжаю в Италию и оттуда в Египет.

Гамид развел руками, а затем сложил их.

— Это судьба, конечно, — сказал он серьезно. — Вы уезжаете в Египет, в мою страну, куда еду и я очень скоро, — задумчиво продолжал он. — Мы встретимся там, и я покажу вам многое. Конечно, это судьба, что мы познакомились с вами сегодня. Что будет дальше, кто знает? Я покажу вам Египет.

Он посмотрел на Каро, прищурив глаза.

— Вы читали о нем так много. Не правда ли? О, конечно, читали, я знаю. И слышали много? Об очаровании пустыни, о горящем костре каравана, о громкой молитве туземцев, воспевающих славу Аллаху, молящихся солнцу и вечно просящих милостыню. Я знаю, что вам все известно. Вы слышали о ярко-голубой дали неба, о золотых звездах, об ослепительных потоках жаркого солнца, о широком Ниле, сверкающем между песчаных берегов. Это тот Египет, о котором вы слышали, который вы видите, глядя из окон Шепхэрд-отеля или из автомобилей Кука. Кроме этого Египта, описанного туристами и случайными путешественниками, такого Египта, каким его себе представляет большинство приезжих (то же самое, если вообразить себе, что Темза, Вестминстерское аббатство и Вест-Энд представляют собой всю Англию), я покажу вам Египет настоящий, Египет романтический и странный, с его горячей золотой пылью, выжженными солнцем пустынями и плодоносными полями.

Он умолк внезапно, когда Лиар обернулся к нему, вопросительно взглянув на него.

— Поедем куда-нибудь танцевать, — предложил он.

Он увел их из этого укромного уголка, перила которого были обвиты белой и розовой геранью, и с головокружительной быстротой повез их в своем автомобиле по Булонскому лесу.

— Я люблю быстроту, — сказал он Каро, сидевшей около него, — люблю силу!

Он ускорил ход, и машина покатилась бесшумно со скоростью шестидесяти километров в час.

— В такие ночи в Египте все кажется огромным, величественным, здесь же все игрушечное, словно не хватает места, — проговорил он…

Танцевал он прекрасно, совершенно не уставая, как большинство крупных людей. Он совершенно не разговаривал во время танцев.

Рита очень устала, когда они вернулись в отель.

— Его светлость Гамид эль-Алим очень красивое молодое животное, — заметила Рита, зевая и докуривая последнюю папиросу. — Он вам нравится? Козимо смеется над ним.

— Не знаю! Принц — оригинальный тип. Мне нравится его наружность, его молодость.

— Ему около тридцати лет, — сухо заметила Рита. — По крайней мере, двадцать семь.

— Он собирается показать нам настоящий Египет.

— Неужели? — воскликнула Рита. — Каро, вот так удача!

Она направилась к двери и дружески кивнула ей головой:

— Спокойной ночи, моя дорогая.

Когда она ушла, Каро начала медленно раздеваться. Сариа спала уже давно. Раздевшись, она потушила свет и подошла к открытому окну, через которое вливался прохладный ночной воздух.

Вандомская площадь лежала перед ней, широкая, строгая и красивая. Каро подумала о том, как Гамид жаловался, что здесь в Париже мало места. Ей самой казалось, что кругом было мало простора. Неясная тоска давила ее. Она не могла уйти от своих мыслей, своих воспоминаний о Джоне, уйти от себя самой. Противоречивые мысли приходили ей в голову. Отец ее был прав: когда пройдет этот год, что будет тогда?

Полная свобода? Но даст ли ей свобода то счастье, которое она не могла найти в любви?

Она снова вспомнила о Гамиде, который, по словам Козимо Лиара, не знал преграды в своих желаниях и был свободен во всех своих действиях.

На вид Гамид не отличался от большинства молодых людей. Он одевался у лучших лондонских портных, прекрасно владел иностранными языками, был очень богат и пользовался всеми благами жизни. Но в нем было что-то странное, не совсем обычное, что поразило ее.

Легкий шум заставил ее вздрогнуть. Она быстро обернулась.

У входа стояла Рита.

— Я не могла уснуть и снова пришла, — сказала она и медленно прошла по большой неосвещенной комнате.

Ее шелковый халат светло-лимонного цвета в неясном отблеске фонарей казался совершенно белым. Она была стриженой и очень худенькой, что придавало ей еще более мальчишеский вид.

— Собственно говоря, вам давно пора спать, — сказала она, усаживаясь в большое кресло. — Почему вы не спите?