– Все это делается ради твоего ребенка. Не ради тебя! – резко сказала Дениза, и с удовлетворением заметила, что на какое-то время ей удалось подавить сопротивление сестры. – По той же причине у ребенка должна быть другая фамилия, так как твое имя в будущем может вызывать нежелательные ассоциации и стать для него неприятной помехой в жизни. Смена имени должна произойти как можно раньше, если ты действительно хочешь, чтобы его отец никогда не узнал правду.

Жюльетт чувствовала, как под жестким психологическим и физическим давлением она превращается в пешку в руках Денизы, но была не в силах сопротивляться, ведь все делалось в интересах ее ребенка. Ей приходилось помнить об этом, несмотря на унижение, которое она испытывала, соглашаясь участвовать в спектакле, режиссером которого была Дениза. Благополучие еще не рожденного малыша представлялось самым важным в ее жизни.

– И хотя тебе не хочется отдавать ребенка на попечение чужим людям, – твердо продолжала Дениза, – будет разумно хотя бы на некоторое время оставить его у Антонио и Кандиды. Это даст тебе возможность восстановить парижские связи.

В намерения Денизы входило как можно дольше продержать малыша на вилле, но она понимала, что полностью открывать Жюльетт свои планы небезопасно.

– Итальянцы любят детей, особенно младенцев. Бог их знает, почему. Национальная черта.

Жюльетт вскочила, пытаясь вырваться из-под власти железной логики Денизы и хоть в чем-то настоять на своем.

– Я никогда не отдам своего ребенка незнакомым людям!

– Ну конечно же, нет! Но Бонини станут самыми близкими людьми для тебя, когда ты проведешь с ними несколько месяцев и поймешь, какие они милые и добрые, – Дениза поднялась и нежным, осторожным жестом обняла сестру за талию, понимая, что должна быть крайне осторожна, иначе Жюльетт заартачится и все испортит. – Кроме того, дорога от Парижа до Италии занимает не так уж много времени. Прекрасные поезда… Как только у тебя возникнет желание повидаться с малышом, я сразу же отпущу тебя.

Это было обещанием, которое Дениза вовсе не собиралась выполнять, ибо считала, чем меньше Жюльетт будет видеться с ребенком, тем лучше. Но пока пыталась кружить сестре голову самыми радужными надеждами.

– Пойми, это самый надежный способ обеспечить твоему отпрыску безопасное будущее. Конечно, ради этого стоит пойти на определенные жертвы, не так ли?

– Но разве все это действительно необходимо? – Жюльетт ощущала себя в ловушке.

– Ну, а как же иначе! Вначале мы отдадим малыша в монастырскую школу – таковые безусловно существуют в Лукке – где он получит начальное образование. Потом привилегированный частный пансион во Франции, и, наконец, подготовка к блестящей карьере в ателье Ландель с перспективой со временем стать его владельцем или владелицей. Что может быть лучше?

Дениза едва могла сдержать свое страстное желание рисовать будущее ребенка в соответствии со своими представлениями о счастье и благополучии. Не играло никакой роли, какого пола будет малыш – мальчик или девочка – для обоих найдется блистательное место в мире моды. А ведь у Жюльетт может больше никогда не быть детей, возможно, она не найдет в себе сил оправиться от потрясшей ее душу трагедии с Николаем.

Жюльетт прижала ладони к вискам, полная сомнений и все же благодарная Денизе, что та не изгнала ее с негодованием, а стремится всячески помочь.

– Прости, но я чувствую себя сейчас не в состоянии принимать какие-либо решения и давать обещания.

– А я и не требую этого, – весело согласилась Дениза. – Сейчас ты сильно нервничаешь, и это вполне естественно, но нервное напряжение может помешать тебе принять действительно продуманные решения. Не торопись. Доверься мне. Все, о чем я прошу – всегда помни, что мы с тобой родные сестры, одна плоть и кровь, и можем, вернее, должны поддержать друг друга в этот кризисный период. Хорошенько и без торопливости обдумай все, пока будешь нежиться под итальянским солнышком.

Затем она добавила последний штрих, окончательно сокрушивший, по ее мнению, остатки сомнений Жюльетт.

– Граф Карсавин никогда не найдет твоего ребенка на вилле, если, как ты предполагаешь, и в самом деле возвратится в Париж. Можешь быть в этом уверена.

В течение следующей недели все знакомые Жюльетт узнали от Денизы о важном поручении, которое девушка должна выполнить для ателье Ландель. Сама Жюльетт никому ни о чем не говорила. Но в Каза Сан Джорджо управляющий и его жена получили информацию об истинной причине ее визита.

* * *

Прежде, чем отправиться на виллу, Жюльетт несколько дней провела во Флоренции. Ей нужно было какое-то время побыть одной, чтобы привыкнуть к внезапной перемене в жизни. Все это случилось так неожиданно, что она не успела по-настоящему осмыслить произошедшие перемены и привыкнуть к ним. Девушка нашла недорогую квартирку неподалеку от Понте Веккио, на еду тратила тоже очень немного, так как с некоторых пор могла обходиться фруктами и макаронами, к которым у нее появилось своеобразное пристрастие. Была ранняя весна, и среди ренессансного великолепия распускались пышные цветы северной Италии. Город наводнили иностранцы, и Жюльетт понимала, что в любую минуту рискует встретить парижских знакомых. Выходя из дому, она надевала шляпку с вуалью, защищавшей от чужих взглядов, а зонтик служил дополнительным «щитом». Кроме того, она старалась посещать достопримечательности рано утром или в другое время дня, непопулярное для туристов из-за границы.

Ей хотелось послать открытку с видом Флоренции Габриэле и Дереку, которые провели здесь часть медового месяца, но перед тем, как уезжать из Парижа, она написала им, не уточняя причин, что уезжает ненадолго, и просила не беспокоиться. Она не могла рисковать, открывая свое местонахождение кому бы то ни было, и по той же причине пообещала Денизе высылать всю корреспонденцию до востребования на одно из почтовых отделений Парижа.

Сообщив Бонини письмом, что ее приезд на виллу задерживается, Жюльетт ежедневно посещала музей или галерею. В молчаливом восторге она взирала на прославленные скульптуры из флорентийских коллекций – от «Давида» Микеланджело до волнующего символа раскаяния «Марии Магдалины» Донателло, тронувшей ее до слез и глубокого потрясения. Чувства так переполнили ее душу, что любое легкое прикосновение заставляло сердце сжиматься от боли. Все остальное время она тратила на совершенствование своего итальянского, с удовольствием отмечая, что школьные уроки в монастырском пансионе не прошли даром.

Жюльетт, вероятно, осталась бы во Флоренции еще дольше, но однажды ей показалось, что впереди идет Николай. Она спускалась по ступенькам Дуомо, когда внезапно заметила рослого широкоплечего мужчину с густыми черными волосами. На мгновение ей показалось, что сердце перестало биться, и она схватилась за горло, охваченная безумной паникой. Но мужчина повернул голову, профиль был совершенно незнаком. Почти ничего не видя вокруг, Жюльетт снова вернулась в собор и села на ближайшую скамью, чтобы хоть немного прийти в себя от жуткой ошибки. Больше всего ее поразило, что, если бы это действительно был Николай, она бросилась бы к нему, ни на минуту не задумываясь, не способная справиться с собой. Вновь выйдя на залитые солнечным светом ступеньки храма, Жюльетт решительно направилась домой и стала собирать вещи, чтобы как можно скорее, в тот же день, отправиться на виллу.

Жюльетт села в поезд до Лукки, а затем на остаток пути наняла экипаж. Это было неторопливое путешествие по извилистой пыльной дороге, окруженной прелестным сельским пейзажем с виноградниками, редкими группами домиков с красновато-коричневыми черепичными крышами, древними каменными мостами, густыми рощами, и все это на фоне величественных, незабываемо прекрасных гор. Время от времени виднелись ворота вилл, окна которых сверкали на солнце, но большинство из них скрывалось за высокими стенами.

Она никогда не видела фотографий виллы сестры, но так как Дениза всегда стремилась повыгоднее сдать ее, а сама посещала крайне редко, Жюльетт заключила, что в доме нет ничего особенного ни с точки зрения величины, ни с точки зрения удобств. Однажды Дениза сказала, что на вилле множество цветов, и когда экипаж въезжал в ворота, Жюльетт поняла – сестра совсем не преувеличивала. Ее встретили аллеи прекрасных деревьев, за которыми последовал участок парка с множеством цветов на клумбах – все это богатство, словно персидские ковры, устилало холмы вокруг виллы, теряясь где-то вдали. Но вот перед Жюльетт предстало и само здание.

Против ожиданий, это оказался не скромный домик, как она представляла, а настоящий маленький дворец с фасадом, богато украшенным балконами и статуями в нишах. Но тут Жюльетт вспомнила, что покойный Клод де Ландель был богатым человеком, стремившимся получить от жизни все самое лучшее. Вилла буквально покорила девушку. Уже с первых мгновений пребывания здесь ее притягивал прекрасный, заключающий в себе мудрость многих поколений старый дом, в котором прозвучит первый крик ее ребенка.

Вилла находилась на небольшом холме, с которого открывался величественный вид. Приближающийся экипаж заметили на вилле задолго до того, как он въехал в ворота. Когда кучер остановил лошадь, Бонини уже ожидали гостью на ступеньках под аркой при входе в дом. Они приблизились к Жюльетт: он – с поклоном, она – с реверансом.

– Добрый день, синьорина, – произнесли оба одновременно. Антонио – мужчина крепкого сложения и добродушного вида с веселым взглядом добрых глаз, а его жена – пухленькая итальяночка с видом заботливой мамаши огромного семейства, круглолицая, улыбающаяся, с гладкими черными волосами, зачесанными в узел на затылке. За супругами стояли две девушки, по виду еще не достигшие двадцатилетия, в белоснежных накрахмаленных фартуках, улыбающиеся и приседающие в реверансе, когда их представляли как дочерей четы Бонини – Лючетту и Катарину – помогавших родителям по дому. Жюльетт, задержавшись на ступеньках, обернулась, чтобы еще раз окинуть взглядом сад, а затем спросила Антонио, кто здесь садовник.

– Я, синьорина, но каждый день из деревни приходит старик, который ухаживал за цветами с тех пор, когда еще мальчиком стал помощником садовника. Он и меня научил этому делу, а теперь помогает и следит, чтобы я правильно исполнял все его рекомендации.

Жюльетт улыбнулась его шутливому тону. Кандида ждала девушку, чтобы показать ей виллу. Гостья проследовала за женой управляющего в зал с полом из розового мрамора и стенами, обитыми панелями. Все вокруг было наполнено светом и воздухом, на окнах висели прозрачные белые шторы и жалюзи, опускавшиеся в полдень. В спальне ее восхитил расписанный фресками потолок и херувимы, держащие гирлянды над причудливо украшенным изголовьем кровати. Позже Кандида показала еще одну спальню, попроще, с узкой постелью. Эта комната предназначалась для родов.

За первые недели, проведенные на вилле, Жюльетт завершила несколько новых моделей и сразу же отослала Денизе. И пока лето полностью не вступило в свои права, несколько раз съездила в Лукку. В первый визит она посетила доктора Морозини, который должен был принимать роды. Доктор, в очках в золотой оправе, был очень внимателен и серьезен, что несколько ее успокоило.

– Не столь уж необычно, – сказал он, откинувшись на спинку кресла, – для молодой женщины из хорошего семейства, из какового вы, несомненно, происходите, уехать на время беременности и родов на отдаленную сельскую виллу, но меня удивляет другое – вас оставили в совершенном одиночестве. Как правило, роженицу сопровождает опытная сиделка или кто-нибудь из родственников. Неужели баронесса де Ландель не могла никого прислать с вами?

– Нет.

– А отец ребенка?

– У него другая жена, – ее голос был совершенно лишен всяких эмоций. Ничто не указывало на сильнейшую сердечную боль, мучительное страдание, усиливавшееся с каждым днем.

– Итак, какая же судьба уготовлена вашему ребенку?

– Я сама буду его воспитывать! – она даже не заметила, что выкрикнула эту фразу громко и зло, словно уже сейчас их пытались разлучить.

– Прекрасно, – это было единственным комментарием. – Больше двигайтесь: ежедневные прогулки рано утром и не очень поздно вечером, если, конечно, не будете чувствовать себя слишком усталой. В полдень, во время сиесты – обязательный отдых. Хорошее питание, но без излишеств, и забудьте, пожалуйста, эти старушечьи сказки насчет еды за двоих.

Девушка с удовольствием выслушала советы. Лукка с ее бесчисленными сокровищами, обширными, залитыми солнцем площадями, величественными церквями была городом, который можно осматривать в течение целой жизни и все равно так и не узнать, но лето все больше вступало в свои права – жара становилась нестерпимой, это удерживало Жюльетт от частых прогулок. Ее вполне устраивал отдых на вилле. Вернувшись с утренней прогулки, она начинала работу над новыми моделями и рисунками, завершая их с завидной для ее положения регулярностью. Кроме того, нужно было приготовить одежду для новорожденного и кое-что для себя, так как ее фигура менялась с каждой неделей, и приходилось подыскивать более свободные платья. От корсетов, с помощью которых пыталась скрыть свою беременность, Жюльетт отказалась еще накануне отъезда из Парижа. В Лукке она купила материал и сшила несколько удобных широких платьев. Время от времени Жюльетт садилась за книгу или играла на рояле, который в свое время привез на виллу Клод. У Кандиды, обожавшей карты, научилась нескольким новым видам пасьянса. Дочери Бонини имели граммофон, и Жюльетт обучила их модным парижским танцам.